Неточные совпадения
Проснувшись, глуповцы с удивлением узнали о случившемся; но и тут не затруднились. Опять все вышли
на улицу и стали поздравлять друг друга, лобызаться и проливать слезы. Некоторые просили опохмелиться.
На другой день он
проснулся рано и долго лежал в постели, куря папиросы, мечтая о поездке за границу. Боль уже не так сильна, может быть, потому, что привычна, а тишина в кухне и
на улице непривычна, беспокоит. Но скоро ее начали раскачивать толчки с
улицы в розовые стекла окон, и за каждым толчком следовал глухой, мощный гул, не похожий
на гром. Можно было подумать, что
на небо, вместо облаков, туго натянули кожу и по коже бьют, как в барабан, огромнейшим кулаком.
Проснулся я от какого-то шума и спросил, что случилось. Казаки доложили мне, что к фанзе пришло несколько человек удэгейцев. Я оделся и вышел к ним
на улицу. Меня поразила та неприязнь, с какой они
на меня смотрели.
Все это трескучее торжество отзывалось
на половине Раисы Павловны похоронными звуками. Сама она, одетая в белый пеньюар с бесчисленными прошивками, лежала
на кушетке с таким истомленным видом, точно только сейчас перенесла самую жестокую операцию и еще не успела хорошенько
проснуться после хлороформирования. «Галки» сидели тут же и тревожно прислушивались к доносившимся с
улицы крикам, звукам музыки и треску ракет.
Когда я
проснулся, солнце стояло уже высоко, но как светло оно сияло, как тепло оно грело!
На улицах было сухо; недаром же говорят старожилы, что какая ни будь дурная погода
на шестой неделе поста, страстная все дело исправит, и к светлому празднику будет сухо и тепло. Мне сделалось скучно в комнате одному, и я вышел
на улицу, чтоб
на народ поглядеть.
Я несколько раз
просыпался ночью, боясь проспать утро, и в шестом часу уж был
на ногах. В окнах едва брезжилось. Я надел свое платье и сапоги, которые, скомканные и нечищенные, лежали у постели, потому что Николай еще не успел убрать, и, не молясь богу, не умываясь, вышел в первый раз в жизни один
на улицу.
Проснувшись перед вечером, он умылся, обчистился, пообедал и, закурив папироску, сел у окна, выходившего
на улицу.
Улегся я
на лавке. Дед и мальчишка забрались
на полати… Скоро все уснули. Тепло в избе. Я давно так крепко не спал, как
на этой узкой скамье с сапогами в головах.
Проснулся перед рассветом; еще все спали. Тихо взял из-под головы сапоги, обулся, накинул пальто и потихоньку вышел
на улицу. Метель утихла. Небо звездное. Холодище страшенный. Вернулся бы назад, да вспомнил разобранные часы
на столе в платочке и зашагал, завернув голову в кабацкий половик…
Мы приехали
на пристань Каменку ночью. Утром, когда я
проснулся, ласковое апрельское солнце весело глядело во все окна моей комнаты; где-то любовно ворковали голуби, задорно чирикали воробьи, и с
улицы доносился тот неопределенный шум, какой врывается в комнату с первой выставленной рамой.
Именно такой весенний апрельский день смотрел в окна моей комнаты, когда я
проснулся на Каменке: весна гудела
на улице, точно в воздухе катилось какое-то громадное колесо.
Проснувшись на другой день, я был поражен движением
на улице; до сих пор я ничего подобного не видывал.
Не спать ночью — значит каждую минуту сознавать себя ненормальным, а потому я с нетерпением жду утра и дня, когда я имею право не спать. Проходит много томительного времени, прежде чем
на дворе закричит петух. Это мой первый благовеститель. Как только он прокричит, я уже знаю, что через час внизу
проснется швейцар и, сердито кашляя, пойдет зачем-то вверх по лестнице. А потом за окнами начнет мало-помалу бледнеть воздух, раздадутся
на улице голоса…
Я
проснулся совсем; за стеной у меня было все тихо;
на улице мерцали фонари; где-то ныла разбитая шарманка, и под ее унылые звуки разбитый голос пел...
Я, правда, всплакнул — но и заснул зато, и как только
проснулся — наскоро оделся и выбежал
на улицу.
Не смотря
на раннее утро, город уже начинал
просыпаться. Юркое мещанство уже шныряло по
улицам, выискивая свой дневной труд. Брат Павлин показал царский дуб и мост, с которого Иван Грозный бросал бобыльцев в реку.
Тут я
проснулся, встал, обулся, взял рукавицы и пошел
на улицу.
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов
на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой
улице,
на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились
на необитаемом острове,
проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
К облаве побежали работники, что оставались
на деревенской
улице, шум поднялся еще больше, весь народ в Осиповке до последнего ребенка
проснулся.
Амаранта два раза засыпала и два раза
просыпалась,
на улицах потушили фонари и взошло солнце, а он всё говорил. Пробило шесть часов, желудок Амаранты ущемила тоска по утреннем чае, а он всё говорил.
Лучшее помещение, которое занимала в скромном отеле Глафира Васильевна Бодростина, в этом отношении было самое худшее, потому что оно выходило
на улицу, и огромные окна ее невысокого бельэтажа нимало не защищали ее от раннего уличного шума и треска. Поэтому Бодростина
просыпалась очень рано, почти одновременно с небогатым населением небогатого квартала; Висленев, комната которого была гораздо выше над землей, имел больше покоя и мог спать дольше. Но о нем речь впереди.
— В воскресенье ночевала я у одного
на Введенской
улице;
проснулась ночью, хвать — прямо рукою за стелет зацепила!
Бьет четыре часа. Анна Серафимовна забылась и что-то шепчет во сне. Ей снится амбар с полками.
На прилавке навалены куски всяких цветов… Но приказчик вырывает у ней из рук штуку сукна; штука развертывается, сукно протянулось через весь амбар, потом дальше, по
улице… Ей страшно. Она вскрикивает и
просыпается… Бьет пять часов.
На улице взад и вперед бегали овцы и блеяли; бабы кричали
на пастуха, а он играл
на свирели, хлопал бичом или отвечал им тяжелым, сиплым басом. Во двор забежали три овцы и, не находя ворот, тыкались у забора. От шума
проснулась Варвара, забрала в охапку постель и пошла к дому.
Когда он
проснулся, ощущения масла
на шее и мятного холодка около губ уж не было, но радость по-вчерашнему волной ходила в груди. Он с восторгом поглядел
на оконные рамы, позолоченные восходящим солнцем, и прислушался к движению, происходившему
на улице. У самых окон громко разговаривали. Батарейный командир Рябовича, Лебедецкий, только что догнавший бригаду, очень громко, от непривычки говорить тихо, беседовал со своим фельдфебелем.
В самую полночь, будто кто толкнул меня в бок;
просыпаюсь и выхожу
на улицу.