Неточные совпадения
Месяца четыре все шло как нельзя лучше. Григорий Александрович, я уж, кажется, говорил, страстно любил охоту: бывало, так его
в лес и подмывает за кабанами или козами, — а тут хоть бы вышел за крепостной вал. Вот, однако же, смотрю, он стал снова задумываться, ходит по комнате, загнув руки назад; потом раз, не сказав никому, отправился стрелять, — целое утро
пропадал; раз и другой, все чаще и чаще… «Нехорошо, — подумал я, — верно, между ними черная кошка проскочила!»
Здесь царствовала такая прохлада, такая свежесть от зелени и с моря, такой величественный вид на море, на
леса, на
пропасти, на дальний горизонт неба, на качающиеся вдали суда, что мы,
в радости, перестали сердиться на кучеров и велели дать им вина,
в благодарность за счастливую идею завести нас сюда.
Но вот на востоке стала разгораться заря, и комета
пропала. Ночные тени
в лесу исчезли; по всей земле разлился серовато-синий свет утра. И вдруг яркие солнечные лучи вырвались из-под горизонта и разом осветили все море.
В заключение упомяну, как
в Новоселье
пропало несколько сот десятин строевого
леса.
В сороковых годах М. Ф. Орлов, которому тогда, помнится, графиня Анна Алексеевна давала капитал для покупки именья его детям, стал торговать тверское именье, доставшееся моему отцу от Сенатора. Сошлись
в цене, и дело казалось оконченным. Орлов поехал осмотреть и, осмотревши, написал моему отцу, что он ему показывал на плане
лес, но что этого
леса вовсе нет.
Перед домом, за небольшим полем, начинался темный строевой
лес, через него шел просек
в Звенигород; по другую сторону тянулась селом и
пропадала во ржи пыльная, тонкая тесемка проселочной дороги, выходившей через майковскую фабрику — на Можайку.
Ваня Боровков сообщает, что ихний кучер Пармён недавно на всем скаку зайца кнутом пополам перерезал; Сашенька Пустотелова — что у них корова Белогрудка целых три года
пропадала, и вдруг прошлым летом пошли
в лес, а она забралась
в самую чащу и уж с тремя телятами ходит.
Начал прищуривать глаза — место, кажись, не совсем незнакомое: сбоку
лес, из-за
леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко
в небе. Что за
пропасть! да это голубятня, что у попа
в огороде! С другой стороны тоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он на дорожку. Месяца не было; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. «Быть завтра большому ветру!» — подумал дед. Глядь,
в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка.
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись
в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть
в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них
пропадали в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.
Марья плохо помнила, как ушел Матюшка. У нее сладко кружилась голова, дрожали ноги, опускались руки… Хотела плакать и смеяться, а тут еще свой бабий страх. Вот сейчас она честная мужняя жена, а выйдет
в лес — и
пропала… Вспомнив про объятия Матюшки, она сердито отплюнулась. Вот охальник! Потом Марья вдруг расплакалась. Присела к окну, облокотилась и залилась рекой. Семеныч, завернувший вечерком напиться чаю, нашел жену с заплаканным лицом.
В та поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за
лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошел только поперек дороги и
пропал в частых кустах, и не взвидела света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти.
— Да, вот будущего выкреста кормить буду, — ответил Праздников, — я-то, признаться, не ем. Аппетита не имею — давно уж он у меня
пропал. А у него гнездо внутри, так словно
в прорву… Наловим малую толику, а потом уйдем
в лес и испечем.
Сначала облака исчезнут и все затянутся безразличной черной пеленою; потом куда-то
пропадет лес и Нагловка; за нею утонет церковь, часовня, ближний крестьянский поселок, фруктовый сад, и только глаз, пристально следящий за процессом этих таинственных исчезновений, еще может различать стоящую
в нескольких саженях барскую усадьбу.
— А ты погляди, как мало люди силу берегут, и свою и чужую, а? Как хозяин-то мотает тебя? А водочка чего стоит миру? Сосчитать невозможно, это выше всякого ученого ума… Изба сгорит — другую можно сбить, а вот когда хороший мужик
пропадает зря — этого не поправишь! Ардальон, примерно, алибо Гриша — гляди, как мужик вспыхнул! Глуповатый он, а душевный мужик. Гриша-то! Дымит, как сноп соломы. Бабы-то напали на него, подобно червям на убитого
в лесу.
Я уже прочитал «Семейную хронику» Аксакова, славную русскую поэму «
В лесах», удивительные «Записки охотника», несколько томиков Гребенки и Соллогуба, стихи Веневитинова, Одоевского, Тютчева. Эти книги вымыли мне душу, очистив ее от шелухи впечатлений нищей и горькой действительности; я почувствовал, что такое хорошая книга, и понял ее необходимость для меня. От этих книг
в душе спокойно сложилась стойкая уверенность: я не один на земле и — не
пропаду!
Оно особенно выгодно и приятно потому, что
в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом:
в маленькую рыбачью лодку садятся двое; плывя по течению реки, один тихо правит веслом, держа лодку
в расстоянии двух-трех сажен от берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с длинной
лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не
пропали) или мелкой рыбкой; крючок бросается к берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где вода тиха и засорена падающими сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку на ходу.
Впрочем, можно ловить блесной, или блеснить, как говорят охотники, зимой
в прорубях, а осенью с берега на местах глубоких, у самого берега, причем необходимо надобно часто потряхивать и подергивать за
лесу, чтоб искусственная рыбка сколько можно казалась похожею на настоящую. Блеснить с берега и
в проруби не так удобно; что же касается до уженья зимой, то
в зимнюю стужу у меня
пропадает охота удить.
Ушел бы сейчас, да боюсь; по деревне собак
пропасть. Экой народ проклятый! Самим есть нечего, а собак развели. Да и лесом-то одному страшно. Придется
в беседке переночевать; надо же туда идти, там библиотека и наливка осталась. А как сунешься? Он не спит еще, такой монолог прочитает! Пожалуй, вылетишь
в окно, не хуже Фидлера. Пойду, поброжу по саду, хоть георгины все переломаю, все-таки легче. (Уходит.)
Побежит, побежит, а потом
в лесу и
пропадет.
Справа от дороги земля
пропадала в неподвижной, теплой мгле, и нельзя было увидеть, что там:
лес или поле; и только по душному, открытому, ночному запаху вспаханной земли да по особенной бархатной черноте чувствовалось поле.
И ушел, как пришел, только его и видели, только его и знали. Дернул ершами, захрустел сучьями
в лесу, как медведь, и
пропал.
И
в смутном, как сон, движении образов началась погоня и спасание. Сразу
пропал мост и лягушки,
лес пробежал, царапаясь и хватая, ныряла луна
в колдобинах, мелькнула
в лунном свете и собачьем лае деревня, — вдруг с размаху влетели
в канаву, вывернулись лицом прямо
в душистую, иглистую траву.
В лесу пропадет дерево, или
в огороде срежут кочан капусты — к кому взывать об отмщении?
Вот вам пример нашего заводского хозяйства: из десяти заводов первое место принадлежит Нижне-Угловскому заводу,
леса кругом него давно выжжены, строят Пеньковку, потому что кругом Пеньковки
лесу пропасть, значит нужно пустить его
в ход.
Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь — совсем свободный мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо
в лес — и
пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал, дочь… как жить будет? и было мне пред ней даже совестно… родить — родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять земель!
Ах, наконец ты вспомнил обо мне!
Не стыдно ли тебе так долго мучить
Меня пустым жестоким ожиданьем?
Чего мне
в голову не приходило?
Каким себя я страхом не пугала?
То думала, что конь тебя занес
В болото или
пропасть, что медведь
Тебя
в лесу дремучем одолел,
Что болен ты, что разлюбил меня —
Но слава богу! жив ты, невредим,
И любишь всё попрежнему меня;
Неправда ли?
— Слушай вас, дураков! Что ж,
пропадать так, ни за что? — крикнул Василий Андреич и, подправляя под колена развевающиеся полы шубы, повернул лошадь и погнал ее прочь от саней по тому направлению,
в котором он предполагал, что должен быть
лес и сторожка.
Всё вытоптано, свиньи изрыли луг, портят
в огороде, а
в лесу пропал весь молодняк.
Случилось так, что
в тот самый день, как отец с матерью отвели детей
в лес, отец получил деньги. Отец с матерью и говорят: «Зачем мы отвели детей
в лес? Они
пропадут там. А теперь у нас деньги есть, и мы можем прокормить детей». Мать стала плакать и говорит: «Ах! если бы только дети с нами были!» А мальчик с пальчик услыхал из-под окошка и говорит: «А мы вот они!»
— Вот она, — сказал Стуколов, вынимая из дорожного кошеля круглую деревянную коробку с компасом. — Не видывал? То-то… та матка корабли водит, без нее, что
в море, что
в пустыне аль
в дремучем
лесу, никак невозможно, потому она все стороны показывает и сбиться с пути не дает.
В Сибири
в тайгу без матки не ходят, без нее беда,
пропадешь.
Свет истинный везде, и
в море далече, и во градах, и
в весях, и нет места ближе ко Христу-свету, как
в лесах да
в пустынях,
в вертепах и
пропастях земных.
—
В лесах матка вещь самая пользительная, — продолжал дядя Онуфрий. — Без нее как раз заблудишься, коли пойдешь по незнакомым местам. Дорогая по нашим промыслам эта штука… Зайдешь ину пору далеко, лес-от густой, частый да рослый —
в небо дыра. Ни солнышка, ни звезд не видать, опознаться на месте нечем. А с маткой не
пропадешь; отколь хошь на волю выведет.
В лесах работают только по зимам. Летней порой
в дикую глушь редко кто заглядывает. Не то что дорог, даже мало-мальских торных тропинок там вовсе почти нет; зато много мест непроходимых… Гниющего валежника
пропасть, да кроме того, то и дело попадаются обширные глубокие болота, а местами трясины с окнами, вадьями и чарусами… Это страшные, погибельные места для небывалого человека. Кто от роду впервой попал
в неведомые лесные дебри — берегись — гляди
в оба!..
Но вы этого не сделали, потому что хотя бы один из них мог бы вспомнить на допросе, что вы незадолго до убийства отправились
в лес и
пропали.
Я ездил везде по округе и спрашивал про Бульку, но не мог узнать, куда он делся и как он издох. Если бы он бегал и кусал, как делают бешеные собаки, то я бы услыхал про него. А верно, он забежал куда-нибудь
в глушь и один умер там. Охотники говорят, что когда с умной собакой сделается стечка, то она убегает
в поля или
леса и там ищет травы, какой ей нужно, вываливается по росам и сама лечится. Видно, Булька не мог вылечиться. Он не вернулся и
пропал.
Олень подошел к речке напиться, увидал себя
в воде и стал радоваться на свои рога, что они велики и развилисты, а на ноги посмотрел и говорит: «Только ноги мои плохи и жидки». Вдруг выскочи лев и бросься на оленя. Олень пустился скакать по чистому полю. Он уходил, а как пришел
в лес, запутался рогами за сучья, и лев схватил его. Как пришло погибать оленю, он и говорит: «То-то глупый я! Про кого думал, что плохи и жидки, то спасали, а на кого радовался, от тех
пропал».
—
В скитах да и везде
в ваших
лесах много сплеток плетут, Патап Максимыч, — ответил Самоквасов. — А если что и было, так я теперь ото всяких обителей отшатился.
Пропадай они совсем.
Вот какая-то деревушка, ни одного огонька
в ней. Опять
лес, поле, опять сбились с дороги и кучер слезал с козел и танцевал. Тройка понесла по темной аллее, понесла быстро, и горячая пристяжная била по передку саней. Здесь деревья шумели гулко, страшно, и не было видно ни зги, точно неслись куда-то
в пропасть, и вдруг — ударил
в глаза яркий свет подъезда и окон, раздался добродушный, заливчатый лай, голоса… Приехали.
Направо далеко видна степь, над нею тихо горят звезды — и все таинственно, бесконечно далеко, точно смотришь
в глубокую
пропасть; а налево над степью навалились одна на другую тяжелые грозовые тучи, черные, как сажа; края их освещены луной, и кажется, что там горы с белым снегом на вершинах, темные
леса, море; вспыхивает молния, доносится тихий гром, и кажется, что
в горах идет сражение…
Но слезы его и смущение как-то разом
пропали, как только он вспомнил о маленькой фее, явившейся ему
в лесу.
С той поры и сгинул. Мужички только сказывали, будто у пьяных, которые из монополии по хатам расползались, стали сороковки из карманов
пропадать. Да
в лесу ктой-то мокрым голосом по ночам песни выл, осенний ветер перекрикивал… Человек не человек, пес не пес, — такой пронзительности отродясь никто и не слыхивал.
На Татьяну Борисовну, как выражались дворовые села Грузина, «находило» — она то убегала
в лес даже
в суровую осень и
пропадала там по целым дням, пока, по распоряжению графа, посланные его не находили ее сидящей под деревом
в каком-то оцепенении и не доставляли домой, то забиралась
в собор и по целым суткам молилась до изнеможения, и тут уже никакие посланные не
в состоянии были вернуть ее
в дом, пока она не падала без чувств и ее не выносили из церкви на руках, то вдруг, выпросив у графа бутылку вина, пила и поила вином дворовых девушек, заставляла их петь песни и водить хороводы, сама принимала участие
в этих забавах, вдруг задумывалась
в самом их разгаре, а затем начинала неистово хохотать и хохотала до истерического припадка.
Некоторые ему не верили и смеялись над ним, — утверждали, что за десять лет
в округе не было убито и не
пропадало ни одной девочки; ловили его
в бесчисленных и грубых противоречиях и с очевидностью доказывали, что всю эту страшную историю он выдумал спьяна, валяясь
в лесу.