Неточные совпадения
Раз как-то случилось, забавляя
детей, выстроил будку из карт, да после того всю почь снились
проклятые.
— Ничего, ничего, совершенно ничего, — говорил Чичиков. — Может ли что-нибудь невинный
ребенок? — И в то же время думал про себя: «Да ведь как метко обделал, канальчонок
проклятый!» — Золотой возраст! — сказал он, когда уже его совершенно вытерли и приятное выражение возвратилось на его лицо.
Савельич поглядел на меня с глубокой горестью и пошел за моим долгом. Мне было жаль бедного старика; но я хотел вырваться на волю и доказать, что уж я не
ребенок. Деньги были доставлены Зурину. Савельич поспешил вывезти меня из
проклятого трактира. Он явился с известием, что лошади готовы. С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска, не простясь с моим учителем и не думая с ним уже когда-нибудь увидеться.
— Вишь,
проклятая ведьма, чтоб ты не дождала
детей своих видеть, негодная! Тьфу!.. — Тут дьячиха плюнула прямо в глаза ткачихе.
— А чтоб ты,
проклятый сатана, не дождал
детей своих видеть!
— А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы и наказать примерно. Пусть знают, что значит власть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся и до других хлопцев: я не забыл, как
проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы
дети отказались вымолотить мое жито; я не забыл… Но провались они, мне нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.
— Провалитесь,
проклятые сорванцы! — кричал голова, отбиваясь и притопывая на них ногами. — Что я вам за Ганна! Убирайтесь вслед за отцами на виселицу, чертовы
дети! Поприставали, как мухи к меду! Дам я вам Ганны!..
— Это я, видишь, Ваня, смотреть не могу, — начал он после довольно продолжительного сердитого молчания, — как эти маленькие, невинные создания дрогнут от холоду на улице… из-за
проклятых матерей и отцов. А впрочем, какая же мать и вышлет такого
ребенка на такой ужас, если уж не самая несчастная!.. Должно быть, там в углу у ней еще сидят сироты, а это старшая; сама больна, старуха-то; и… гм! Не княжеские
дети! Много, Ваня, на свете… не княжеских
детей! гм!
Осиротели мои голубки, но недолго поскучали и начали опять целоваться, и опять у них парка
детей готовы, а та
проклятая кошка опять как тут…
— Правду говорят, что все господа
проклятые! Народят
детей — и забросят в болото, словно щенят! И горюшка им мало! И ответа ни перед кем не дадут, словно и Бога на них нет! Волк — и тот этого не сделает!
Эти ваши дома —
проклятые гнезда, в которых сживают со света матерей, дочерей, мучают
детей…
Что может удержать от разрыва тоненькую пленку, застилающую глаза людей, такую тоненькую, что ее как будто нет совсем? Вдруг — они поймут? Вдруг всею своею грозною массой мужчин, женщин и
детей они двинутся вперед, молча, без крика, сотрут солдат, зальют их по уши своею кровью, вырвут из земли
проклятый крест и руками оставшихся в живых высоко над теменем земли поднимут свободного Иисуса! Осанна! Осанна!
Потом хаос криков, плач
детей — трескотня выстрелов, давка — и ужасное бегство, когда человек не знает, куда бежит, падает, снова бежит, теряет
детей, дом. И снова быстро, как будто и мгновения одного не прошло —
проклятая печь, тупая, ненасытная, вечно раскрывающая свою пасть. И то же, все то же, от чего они ушли навсегда и к чему вернулись — навсегда.
Ребенком, в сороковых годах, я помню еще огромное серое деревянное здание с фальшивыми окнами, намалеванными сажей и охрой, и огороженное чрезвычайно длинным полуразвалившимся забором. Это и была
проклятая усадьба графа Каменского; тут же был и театр. Он приходился где-то так, что был очень хорошо виден с кладбища Троицкой церкви, и потому Любовь Онисимовна, когда, бывало, что-нибудь захочет рассказать, то всегда почти начинала словами...
— Наконец это дерзко. Видано ли, чтобы овца учила своего пастыря! Не думаете ли вы, пан философ Пржшедиловский, перейти в эту восточную схизму,
проклятую нашим святейшим отцом? Ваша супруга и
дети погрязли уже в ней.
Обоз ли отбить у наших, девушек ли захватить, золота ли без счета пограбить, да передушить стариков и малых
детей — это им обычно; да не удавалося
проклятым в частую, как нам приходилось, напрашиваться не в любые для них гости.
До шести боярских
детей шло у боков, оберегая ежеминутно экипаж от малейшего наклонения и поддерживая его на себе при спусках очень опасных, потому что лошади запряжены были в одни гужи, без дышла (заметьте, дышло у наших предков была вещь
проклятая).
Обоз ли отбит у наших, девушек ли захватит, золота ли без счета пограбит, да передушив стариков и малых
детей — это им обычно; да не удавалось
проклятым в частую, как нам приходилось, напрашиваться не в любые для них гости.