Неточные совпадения
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу, под смешным словом мысли у меня серьезные. Как я
прошел и
прохожу широкий слой жизни, так я вполне вижу, что людей, не умеющих управлять жизнью, никому не жаль и все понимают, что хотя он и министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на
труп, поболтают малость о причине уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры, а кто —
по чужим квартирам,
по воровским делам.
Посмотрите лучше на этого 10-летнего мальчишку, который в старом — должно быть, отцовском картузе, в башмаках на босу ногу и нанковых штанишках, поддерживаемых одною помочью, с самого начала перемирья вышел за вал и всё
ходил по лощине, с тупым любопытством глядя на французов и на
трупы, лежащие на земле, и набирал полевые голубые цветы, которыми усыпана эта роковая долина.
Нашли офицера с простреленной головой. Тут же валялся револьвер казенного образца. Медицинский персонал
ходил по полю и подавал помощь тем, у кого были признаки жизни. Их развозили
по больницам, а
трупы на Ваганьково и на другие кладбища.
Искусственно раздувая это желание, опасаясь, что и оно исчезнет, Евсей несколько часов разъезжал на извозчике
по полицейским частям, с напряжённой деловитостью расспрашивая о Зарубине, и только вечером узнал, где его
труп. Ехать туда было уже поздно, и Климков отправился домой, тайно довольный тем, что день
прошёл.
Пахло
трупами и навозом. Таяло, снег уже перемешался с грязью, и мне в потемках казалось, что я
хожу по лужам крови.
Дорога вилась между мелкою, частою порослью. Направо и налево подымались холмы. Чем далее, тем выше становились деревья. Тайга густела. Она стояла безмолвная и полная тайны. Голые деревья лиственниц были опушены серебряным инеем. Мягкий свет сполоха, продираясь сквозь их вершины,
ходил по ней, кое-где открывая то снежную полянку, то лежащие
трупы разбитых лесных гигантов, запушенных снегом… Мгновение — и все опять тонуло во мраке, полном молчания и тайны.
Через три часа после мщения я был у дверей ее квартиры. Кинжал, друг смерти, помог мне
по трупам добраться до ее дверей. Я стал прислушиваться. Она не спала. Она мечтала. Я слушал. Она молчала. Молчание длилось часа четыре. Четыре часа для влюбленного — четыре девятнадцатых столетия! Наконец она позвала горничную. Горничная
прошла мимо меня. Я демонически взглянул на нее. Она уловила мой взгляд. Рассудок оставил ее. Я убил ее. Лучше умереть, чем жить без рассудка.
Горданов встал и вышел, как будто не обращая ни на кого внимания, хотя на самом деле он обозрел всех, мимо кого
проходил, не исключая даже фельдшера и молодого священника, стоявших в передней над разложенными на окне анатомическими инструментами. Спустясь
по лестнице вниз, он,
проходя мимо залы, где лежал
труп Бодростина, заметил, что двери этой залы заперты, припечатаны двумя печатями и у них стоит караул. Горданов спросил, кто этим распорядился? и получил в ответ, что все это сделал Ропшин.
Не спеша, они
сошли к мосту, спустились в овраг и побежали
по бело-каменистому руслу вверх. Овраг мелел и круто сворачивал в сторону. Они выбрались из него и
по отлогому скату быстро пошли вверх, к горам, среди кустов цветущего шиповника и корявых диких слив. Из-за куста они оглянулись и замерли: на шоссе, возле
трупов, была уже целая куча всадников, они размахивали руками, указывали в их сторону. Вдоль оврага скакало несколько человек.
День за днем шел без дела. Наш корпус выступал на Дальний Восток только через два месяца. Мы, врачи, подновляли свои знания
по хирургии,
ходили в местную городскую больницу, присутствовали при операциях, работали на
трупах.
Ни кучке местных жителей, собравшихся к прибытию парохода, ни взволнованным происшествием пассажирам отошедших от пристани парохода и баржи не могло прийти и в голову, что им довелось быть свидетелями кровавого эпилога страшной жизненной драмы, начавшейся много лет тому назад в Москве и что эти два
трупа, лежащие рядом под рогожей на печальном, неприютном берегу сибирской реки, дополнили лишь серию других
трупов близких им людей, похороненных в России,
по которым победоносно
прошел один человек.