Неточные совпадения
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня
жить несколько лет в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь в Москве,
прожив несколько лет в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностию состояние свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять
тысяч рублей доходу…»
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье грех пенять. Ты будешь
жить со мною припеваючи. Десять
тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю, что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Петровский
прожил пять миллионов и
жил всё точно так же и даже заведывал финансами и получал двадцать
тысяч жалованья.
У Живахова было триста
тысяч долгу и ни копейки за душой, и он
жил же, да еще как!
Мать, имевшая свое отдельное состояние, кроме выговоренных 25 000, давала ежегодно Алексею еще
тысяч 20, и Алексей
проживал их все.
— Мои обстоятельства трудные, — сказал Хлобуев. — Да чтобы выпутаться из обстоятельств, расплатиться совсем и быть в возможности
жить самым умеренным образом, мне нужно, по крайней мере, сто
тысяч, если не больше. Словом, мне это невозможно.
Вот в чем дело: есть у меня дядя (я вас познакомлю; прескладной и препочтенный старичонка!), а у этого дяди есть
тысяча рублей капиталу, а сам
живет пенсионом и не нуждается.
Рассчитывая, что Авдотья Романовна, в сущности, ведь нищая (ах, извините, я не то хотел… но ведь не все ли равно, если выражается то же понятие?), одним словом,
живет трудами рук своих, что у ней на содержании и мать и вы (ах, черт, опять морщитесь…), я и решился предложить ей все мои деньги (
тысяч до тридцати я мог и тогда осуществить) с тем, чтоб она бежала со мной хоть сюда, в Петербург.
«Где это, — подумал Раскольников, идя далее, — где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему
жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, — а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь,
тысячу лет, вечность, — то лучше так
жить, чем сейчас умирать!
— Ведьма, на пятой минуте знакомства, строго спросила меня: «Что не делаете революцию, чего ждете?» И похвасталась, что муж у нее только в прошлом году вернулся из ссылки за седьмой год,
прожил дома четыре месяца и скончался в одночасье, хоронила его большая
тысяча рабочего народа.
— Нет, именно в такие дни нужно
жить веселее, чем всегда! Кстати: ты понимаешь что-нибудь в биржевой игре? Я в четверг выиграла восемь
тысяч, но предупреждают, что это — опасно и лучше покупать золото, золотые вещи…
— Без фантазии — нельзя, не
проживешь. Не устроишь жизнь. О неустройстве жизни говорили
тысячи лет, говорят все больше, но — ничего твердо установленного нет, кроме того, что жизнь — бессмысленна. Бессмысленна, брат. Это всякий умный человек знает. Может быть, это люди исключительно, уродливо умные, вот как — ты…
Не один он
живет такой жизнью, а сотни,
тысячи людей, подобных ему, он это чувствовал, знал.
— Есть причина.
Живу я где-то на задворках, в тупике. Людей — боюсь, вытянут и заставят делать что-нибудь… ответственное. А я не верю, не хочу. Вот — делают,
тысячи лет делали. Ну, и — что же? Вешают за это. Остается возня с самим собой.
«Триста, ну — пятьсот человек, — сосчитал Самгин, — а в городе
живет семьдесят
тысяч».
— В сущности, мы едва ли имеем право делать столь определенные выводы о жизни людей. Из десятков
тысяч мы знаем, в лучшем случае, как
живет сотня, а говорим так, как будто изучили жизнь всех.
— На войне
тысячи убивают, а
жить от этого не легче.
— Вот, например, англичане: студенты у них не бунтуют, и вообще они —
живут без фантазии, не бредят, потому что у них — спорт. Мы на Западе плохое — хватаем, а хорошего — не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется
тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
И если вспомнить, что все это совершается на маленькой планете, затерянной в безграничии вселенной, среди
тысяч грандиозных созвездий, среди миллионов планет, в сравнении с которыми земля, быть может, единственная пылинка, где родился и
живет человек, существо, которому отведено только пять-шесть десятков лет жизни…
«Короче, потому что быстро хожу», — сообразил он. Думалось о том, что в городе
живет свыше миллиона людей, из них — шестьсот
тысяч мужчин, расположено несколько полков солдат, а рабочих, кажется, менее ста
тысяч, вооружено из них, говорят, не больше пятисот. И эти пять сотен держат весь город в страхе. Горестно думалось о том, что Клим Самгин, человек, которому ничего не нужно, который никому не сделал зла, быстро идет по улице и знает, что его могут убить. В любую минуту. Безнаказанно…
Самгин был уверен, что настроением Безбедова
живут сотни
тысяч людей — более умных, чем этот голубятник, и нарочно, из антипатии к нему, для того, чтоб еще раз убедиться в его глупости, стал расспрашивать его: что же он думает? Но Безбедов побагровел, лицо его вспухло, белые глаза свирепо выкатились; встряхивая головой, растирая ладонью горло, он спросил...
—
Жил в этом доме старичишка умный, распутный и великий скаред. Безобразно скуп, а трижды в год переводил по
тысяче рублей во Францию, в бретонский городок — вдове и дочери какого-то нотариуса. Иногда поручал переводы мне. Я спросила: «Роман?» — «Нет, говорит, только симпатия». Возможно, что не врал.
— А вот видите: горит звезда, бесполезная мне и вам; вспыхнула она за десятки
тысяч лет до нас и еще десятки
тысяч лет будет бесплодно гореть, тогда как мы все не
проживем и полустолетия…
— Не больше? — спросил Самгин, сообразив, что на двенадцать
тысяч одному можно вполне прилично
прожить года четыре. Нотариус, отрицательно качая лысой головой, почмокал и повторил...
— Так… бездельник, — сказала она полулежа на тахте, подняв руки и оправляя пышные волосы. Самгин отметил, что грудь у нее высокая. —
Живет восторгами. Сын очень богатого отца, который что-то продает за границу. Дядя у него — член Думы. Они оба с Пыльниковым восторгами
живут. Пыльников недавно привез из провинции жену, косую на правый глаз, и 25
тысяч приданого. Вы бываете в Думе?
— Клим Иванович — газету нужно! Большую демо-кра-ти-че-скую газету.
Жив быть не хочу, а газета будет. Уговаривал Семидубова — наиграй мне двести
тысяч — прославлю во всем мире. Он — мычит, черт его дери. Но — чувствую — колеблется.
— Да здесь получу 60
тысяч рублей. Можно
жить, да?
Чего ж надеялся Обломов? Он думал, что в письме сказано будет определительно, сколько он получит дохода, и, разумеется, как можно больше,
тысяч, например, шесть, семь; что дом еще хорош, так что по нужде в нем можно
жить, пока будет строиться новый; что, наконец, поверенный пришлет
тысячи три, четыре, — словом, что в письме он прочтет тот же смех, игру жизни и любовь, что читал в записках Ольги.
— Да, отец действительный статский советник; десять
тысяч дает, квартира казенная. Он нам целую половину отвел, двенадцать комнат; мебель казенная, отопление, освещение тоже: можно
жить…
— Надо Штольца спросить, как приедет, — продолжал Обломов, — кажется,
тысяч семь, восемь… худо не записывать! Так он теперь сажает меня на шесть! Ведь я с голоду умру! Чем тут
жить?
Ивана Ивановича «лесничим» прозвали потому, что он
жил в самой чаще леса, в собственной усадьбе, сам занимался с любовью этим лесом, растил, холил, берег его, с одной стороны, а с другой — рубил, продавал и сплавлял по Волге. Лесу было несколько
тысяч десятин, и лесное хозяйство устроено и ведено было с редкою аккуратностью; у него одного в той стороне устроен был паровой пильный завод, и всем заведовал, над всем наблюдал сам Тушин.
— Зачем уезжать: я думала, что ты совсем приехал. Будет тебе мыкаться! Женись и
живи. А то хорошо устройство: отдать
тысяч на тридцать всякого добра!
— Мне с того имения присылают деньги:
тысячи две серебром — и довольно. Да я работать стану, — добавил он, — рисовать, писать… Вот собираюсь за границу
пожить: для этого то имение заложу или продам…
— Нынче безлесят Россию, истощают в ней почву, обращают в степь и приготовляют ее для калмыков. Явись человек с надеждой и посади дерево — все засмеются: «Разве ты до него доживешь?» С другой стороны, желающие добра толкуют о том, что будет через
тысячу лет. Скрепляющая идея совсем пропала. Все точно на постоялом дворе и завтра собираются вон из России; все
живут только бы с них достало…
Нас, может быть, всего только
тысяча человек — может, более, может, менее, — но вся Россия
жила лишь пока для того, чтобы произвести эту
тысячу.
Римляне не
прожили и полутора
тысяч лет в живом виде и обратились тоже в материал.
Упоминаю, однако же, для обозначения впредь, что он
прожил в свою жизнь три состояния, и весьма даже крупные, всего
тысяч на четыреста с лишком и, пожалуй, более.
И без того Россия умерла бы когда-нибудь; народы, даже самые даровитые,
живут всего по полторы, много по две
тысячи лет; не все ли тут равно: две
тысячи или двести лет?
Вас поразит мысль, что здесь
живут, как
жили две
тысячи лет назад, без перемены.
Какой-нибудь мистер Каннингам или другой, подобный ему представитель торгового дома
проживет лет пять, наживет
тысяч двести долларов и уезжает, откуда приехал, уступая место другому члену того же торгового дома.
«Где же вы бывали?» — спрашивал я одного из них. «В разных местах, — сказал он, — и к северу, и к югу, за
тысячу верст, за полторы, за три». — «Кто ж
живет в тех местах, например к северу?» — «Не
живет никто, а кочуют якуты, тунгусы, чукчи. Ездят по этим дорогам верхом, большею частью на одних и тех же лошадях или на оленях. По колымскому и другим пустынным трактам есть, пожалуй, и станции, но какие расстояния между ними: верст по четыреста, небольшие — всего по двести верст!»
Отъезжайте верст за тридцать от Петербурга или от Москвы куда-нибудь в лес — и вы будете точно в такой же пустыне; вообразите только, что кругом никого нет верст на
тысячу, как я воображаю, что здесь поблизости
живут.
В Англии и ее колониях письмо есть заветный предмет, который проходит чрез
тысячи рук, по железным и другим дорогам, по океанам, из полушария в полушарие, и находит неминуемо того, к кому послано, если только он
жив, и так же неминуемо возвращается, откуда послано, если он умер или сам воротился туда же.
В улусе
живет до несколька сот, даже до
тысячи и более, человек.
Прожил ли один час из
тысячи одной ночи, просидел ли в волшебном балете, или это так мелькнул перед нами один из тех калейдоскопических узоров, которые мелькнут раз в воображении, поразят своею яркостью, невозможностью и пропадут без следа?
На днях священник Запольский получил поручение ехать на юг, по радиусу
тысячи в полторы верст или и больше: тут еще никто не измерял расстояний; это новое место. Он едет разведать, кто там
живет, или, лучше сказать,
живет ли там кто-нибудь, и если
живет, то исповедует ли какую-нибудь религию...
Остров, судя по пространству, очень заселен; он длиной верст восемьдесят, а шириной от шести до пятнадцати и восемнадцати верст: и на этом пространстве
живет от шестидесяти до семидесяти
тысяч. В Напе, говорил миссионер, до двадцати, и в Чуди столько же
тысяч жителей.
Сын не только не исправился, но сделал еще
тысячу рублей долга и позволил себе сказать отцу, что ему и так дома
жить мучение.
Правда, что после военной службы, когда он привык
проживать около двадцати
тысяч в год, все эти знания его перестали быть обязательными для его жизни, забылись, и он никогда не только не задавал себе вопроса о своем отношении к собственности и о том, откуда получаются те деньги, которые ему давала мать, но старался не думать об этом.
Одним словом, настоящее положение Заплатиных было совершенно обеспечено, и они
проживали в год около трех
тысяч.