Неточные совпадения
Станция называется Маймакан. От нее двадцать две версты до станции Иктенда. Сейчас едем. На горах не оттаял вчерашний снег; ветер дует осенний; небо скучное, мрачное; речка потеряла веселый вид и опечалилась, как печалится вдруг резвое и
милое дитя. Пошли опять то горы, то просеки, острова и долины. До Иктенды
проехали в темноте, лежа в каюте, со свечкой, и ничего не видали. От холода коченели ноги.
Обними всех наших ветеранов старого Лицея. — Константину Данзасу должен был дать весточку обо мне некто Кроль, молодой человек, очень
милый, ему знакомый, который недавно здесь
проезжал из Иркутска. Бориса расцелуй за меня и когда-нибудь, в свободную минуту от дел казенных, порадуй меня словечком. Случаи писать бывают.
Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море, за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство, и говорит он своим любезным дочерям: «Дочери мои
милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду я по своим купецкиим делам за тридевять земель, в тридевятое царство, тридесятое государство, и мало ли, много ли времени
проезжу — не ведаю, и наказываю я вам жить без меня честно и смирно; и коли вы будете жить без меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы сами похочете, и даю я вам сроку думать на три дня, и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».
— А и то, ребята, сами мы виноваты! — вступается третий голос, — кабы по-християнски действовали, так, может, и
помиловал бы бог… а то только и заботушки у нас, как бы проезжего-то ограбить!
Собственно, дорогой путники не были особенно утомлены, так как
проехали всего только несколько
миль от Гарца, по которому Егор Егорыч, в воспоминание своих прежних юношеских поездок в эти горы, провез Сусанну Николаевну, а потом прибыл с нею в Геттинген, желая показать Сусанне Николаевне университетский город; кроме того, она и сама, так много слышавшая от gnadige Frau о Геттингене, хотела побывать в нем.
— Нет, зазевались.
Помилуйте! броненосцев пропускает, а наша лодка… представьте себе, ореховая скорлупа — вот какая у нас была лодка! И вдобавок поминутно открывается течь! А впрочем, я тогда воспользовался, поездил-таки по Европе! В Женеве был — часы купил, а потом
проехал в Париж — такую, я вам скажу, коллекцию фотографических карточек приобрел — пальчики оближете!
—
Помилуй, любезный! кому?.. Кто, кроме наших, в такую темнять
проедет болотом?
— Ах, как можно, как можно! Этакого другого города… да где вы найдете?
Помилуйте. А правда ли-с, что теперь, говорил мне как-то
проезжий офицер, на Екатерининской улице чугунная мостовая положена?
Едет он
милю, другую, десять
миль, и все людей пытает: «А что, добрые люди, не видали вы, не проходил ли здесь цыганский табор?» — «Как же, говорят, видели: вот только-только перед тобой
проехали по шляху».
— Ладно… Ладно… сказывайте грехи, малыши, а батюшка-то отец Модест выведет на средину церкви, сядет тебе на спину многогрешную да вокруг храма божия трижды на тебе и
проедет. Не греши, мол,
милая, не греши!
— Да уж они и нуканья не слушают, сударь. Мы
проехали от Мариенбурга (тут кучер начал считать что-то по пальцам), да! именно, на этом мостике ровно четыре
мили, что мы
проехали. До Менцена еще добрая и предобрая
миля; будут опять пески, горы, косогоры и бог знает что. Вздохните хоть здесь, на мосту, бедные лошадки, если уж к вам так безжалостливы. И пушке в сражении дают отдых, а вы все-таки создание Божье!
По нескольку дней сряду несчастная Мариула искала добраться до княжны Лелемико: ни разу ее не допустили. В разное время дня, даже по ночам, в жестокий мороз, становилась она на страже против дворца и выжидала, не
проедет ли
милое, бесценное для нее существо, не взглянет ли хоть сквозь окно, почуяв сердцем свою мать. Но о княжне Лелемико долго не было слова. Наконец, цыганка узнала, что она была очень нездорова, но что теперь ей лучше и она в прежней милости у государыни. Это несколько успокоило бедную мать.
Так и мне пришлось четверть
мили проехать спешной ездой с лишком полчаса.