Неточные совпадения
— Ну, скажи на милость, —
продолжал Менандр
с возрастающею
горечью, разве Белинский, Грановский… ну, Добролюбов, Писарев, что ли… разве писали они что-нибудь подобное той слюноточивой канители, которая в настоящее время носит название передовых статей?
— Кончается… — повторил он тонким голоском и опять всхлипнул. — Умирает, потому что пожертвовал собой… Какая потеря для науки! — сказал он
с горечью. — Это, если всех нас сравнить
с ним, был великий, необыкновенный человек! Какие дарования! Какие надежды он подавал нам всем! —
продолжал Коростелев, ломая руки. — Господи боже мой, это был бы такой ученый, какого теперь
с огнем не найдешь. Оська Дымов, Оська Дымов, что ты наделал! Ай-ай, боже мой!
— Нет, нет, матушка, не говорите мне этого, —
с горечью ответила Марья Гавриловна,
продолжая ходить взад и вперед. — Мне-то не говорите… Не терзайте душу мою… Не поминайте!..
— Эти истерики и неврастеники большие эгоисты, —
продолжал доктор
с горечью. — Когда неврастеник спит
с вами в одной комнате, то шуршит газетой; когда он обедает
с вами, то устраивает сцену своей жене, не стесняясь вашим присутствием; и когда ему приходит охота застрелиться, то вот он стреляется в деревне, в земской избе, чтобы наделать всем побольше хлопот. Эти господа при всех обстоятельствах жизни думают только о себе. Только о себе! Потому-то старики так и не любят этого нашего «нервного века».
— А, и ты здесь! —
с горечью засмеялся последний и затем
продолжал: — Я жду полицию! Не думаешь ли ты, что я позволю себя арестовать, как подлого убийцу, что я отдамся им живым. Я тебе сказал: «я сам свой судья». Полиция может прийти, но возьмет лишь мой труп.
— А тут еще ваша неискренность! —
продолжал он
с горечью. — Если вы против моей некрасивой игры, то зачем же вы сюда пришли? Что тянуло вас сюда? В своих письмах я прошу у вас только категорического, прямого ответа — да или нет, а вы вместо прямого ответа норовите каждый день «нечаянно» встретиться со мной и угощаете меня цитатами из прописей!
Но — я не хочу, чтобы вы видели складку
горечи у моих губ, моя гордость запрещает ее показывать. Мои милые товарищи-пролетарии! Все-таки трудно интеллигенту обломать себя, перестроиться, тщательно очиститься от всякой скверны и идти в ногу
с лучшими партийцами. Нет-нет, да и споткнусь, а то и упаду, а потом встаю и иду снова. Кто посмеет сказать, что я не двигаюсь?
Продолжайте верить в меня как в сильную, трудоспособную ленинку, а вот цену всему этому вы не узнаете.
— Я почти уверена, что это так… —
с горечью продолжала она.