Неточные совпадения
«Избавиться от того, что беспокоит», повторяла Анна. И, взглянув на краснощекого мужа и худую жену, она поняла, что болезненная жена считает себя непонятою женщиной, и муж обманывает ее и поддерживает в ней это мнение о себе. Анна как будто видела их
историю и все закоулки их души, перенеся свет на них. Но интересного тут ничего не было, и она
продолжала свою мысль.
В таком состоянии он был сегодня. Приближение Нехлюдова на минуту остановило его речь. Но, устроив мешок, он сел по-прежнему и, положив сильные рабочие руки на колени, глядя прямо в глаза садовнику,
продолжал свой рассказ. Он рассказывал
своему новому знакомому во всех подробностях
историю своей жены, за что ее ссылали, и почему он теперь ехал за ней в Сибирь.
А
история с кандалами между тем мало-помалу разъясняется, а Удав с Дыбой хотя и
продолжают, по существу, проповедовать, что истина и кандалы понятия равносильные, однако уж настолько не уверены в успехе
своей проповеди, что вынуждаются уснащать ее величайшими оговорками.
— Итак, —
продолжал Саша, вынув из кармана револьвер и рассматривая его, — завтра с утра каждый должен быть у
своего дела — слышали? Имейте в виду, что теперь дела будет у всех больше, — часть наших уедет в Петербург, это раз; во-вторых — именно теперь вы все должны особенно насторожить и глаза и уши. Люди начнут болтать разное по поводу этой
истории, революционеришки станут менее осторожны — понятно?
— Да, смешная была
история, — сказал он,
продолжая улыбаться. — Я сегодня все утро смеялся. Курьезно в истерическом припадке то, что знаешь, что он нелеп, и смеешься над ним в душе и в то же время рыдаешь. В наш нервный век мы рабы
своих нервов; они наши хозяева и делают с нами, что хотят. Цивилизация в этом отношении оказала нам медвежью услугу…
Она
продолжала читать обстоятельную
историю, выдуманную госпожою Гей, а я смотрю на ее опущенное лицо и не слушаю назидательной
истории. И иногда, в тех местах романа, где, по замыслу госпожи Гей, нужно бы было смеяться, горькие слезы душат мне горло. Она оставляет книгу и, посмотрев на меня проницательным и боязливым взглядом, кладет мне на лоб
свою руку.
— Одно только противно: ежели эта барыня точно знала отца, —
продолжал граф, открывая улыбкой
свои белые, блестящие зубы, — как-то всегда совестно за папашу покойного: всегда какая-нибудь
история скандальная или долг какой-нибудь. От этого я терпеть не могу встречать этих отцовских знакомых. Впрочем, тогда век такой был, — добавил он уже серьезно.
— И Гуськов
продолжал в этом роде рассказывать мне
историю своего несчастия, которую, как вовсе не интересную, я пропущу здесь.
Но возвратимся опять к протесту Деревянной Трубки. Сделавшись модной личностью, обладатель забавного псевдонима стал выпускать периодически нечто вроде журнальца с виньеткой, изображавшей короткую трубку-носогрейку, до сих пор употребительную во Франции и между студентами, и между всяким деловым и бездельным людом. Журналец этот не пошел; через несколько месяцев
история была забыта, а с ней и братья Гонкур, которые, однако,
продолжали неутомимо
свою беллетристическую работу.
— Только, братец ты мой, —
продолжал старичок извозчик, давно уже рассказывавший
свою маскарадную
историю, — как выскочит оттуда барин-то и тащит за собой другую, ростом пониже и в шубейке такой куцой, и лицо без тряпицы, на вид смазливая.
— Он отвечал нам, —
продолжал князь Никита, но уже тоже понизив голос до шепота, — по
своему обыкновению, многоглагольно, пересыпая
свою речь текстами Священного Писания и ссылками на
историю; он упрекал нас в своеволии, нерадении, строптивости; доказывал, что мы издревле были виновниками кровопролитий и междоусобий в России, издревле врагами державных наследников Мономаха, говорил, будто мы хотели извести его, его супругу и сыновей…
Качественно будет
продолжать существовать вечная Россия, Россия духовная, призванная сказать
свое слово в конце
истории, но количественно, может быть, будет преобладать Россия безбожной цивилизации.