Неточные совпадения
— А набейте ему на ноги колодки да
сведите в тюрьму“.
Я приехал
в Казань, опустошенную и погорелую. По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торчали закоптелые стены без крыш и окон. Таков был след, оставленный Пугачевым! Меня привезли
в крепость, уцелевшую посереди сгоревшего города. Гусары сдали меня караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом
отвели меня
в тюрьму и оставили одного
в тесной и темной конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.
— Двадцать девять лет. Шесть просидел
в тюрьме. С семнадцати лет начал. Шпионишка послали
провожать, вон — ползет!
Одетая, как всегда, пестро и крикливо, она говорила так громко, как будто все люди вокруг были ее добрыми знакомыми и можно не стесняться их. Самгин охотно
проводил ее домой, дорогою она рассказала много интересного о Диомидове, который, плутая всюду по Москве, изредка посещает и ее, о Маракуеве, просидевшем
в тюрьме тринадцать дней, после чего жандармы извинились пред ним, о своем разочаровании театральной школой. Огромнейшая Анфимьевна встретила Клима тоже радостно.
Оттуда за отказ от присяги новому царю его приговорили к ссылке
в Якутскую область; так что он
провел половину взрослой жизни
в тюрьме и ссылке.
Лгать мне не пришлось: несчастный был
в сильнейшей горячке; исхудалый и изнеможенный от
тюрьмы и дороги, полуобритый и с бородой, он был страшен, бессмысленно
водил глазами и беспрестанно просил пить.
Выбежать поиграть,
завести знакомство с ребятами — минуты нет.
В «Олсуфьевке» мальчикам за многолюдностью было все-таки веселее, но убегали ребята и оттуда, а уж от «грызиков» — то и дело. Познакомятся на улице с мальчишками-карманниками, попадут на Хитровку и делаются жертвами трущобы и
тюрьмы…
Во-первых, он при заказе никогда не посылал завали арестантам, а всегда свежие калачи и сайки; во-вторых, у него велся особый счет, по которому видно было, сколько барыша давали эти заказы на подаяние, и этот барыш он целиком
отвозил сам
в тюрьму и жертвовал на улучшение пищи больным арестантам. И делал все это он «очень просто», не ради выгод или медальных и мундирных отличий благотворительных учреждений.
Ну, конечно, жертвовали, кто чем мог, стараясь лично передать подаяние. Для этого сами жертвователи
отвозили иногда воза по
тюрьмам, а одиночная беднота с парой калачей или испеченной дома булкой поджидала на Садовой, по пути следования партии, и, прорвавшись сквозь цепь, совала
в руки арестантам свой трудовой кусок, получая иногда затрещины от солдат.
Рогожские наотрез отказались
возить подаяние
в пересыльный замок и облюбовали для раздачи его две ближайшие
тюрьмы: при Рогожском полицейском доме и при Лефортовском.
Если представить себе, что 13 человек работают, едят,
проводят время
в тюрьме и проч. под постоянным наблюдением одного добросовестного и умелого человека и что над этим,
в свою очередь, стоит начало
в лице смотрителя
тюрьмы, а над смотрителем — начальник округа и т. д., то можно успокоиться на мысли, что всё идет прекрасно.
В хорошую теплую погоду, которая здесь бывает не часто,
тюрьма вентилируется превосходно: окна и двери открываются настежь, и арестанты большую часть дня
проводят на дворе или далеко вне
тюрьмы.
— Но мы уважаем и ценим ту, другую культуру, творцов которой вы гноили
в тюрьмах,
сводили с ума…
— Хорошая! — кивнул головой Егор. — Вижу я — вам ее жалко. Напрасно! У вас не хватит сердца, если вы начнете жалеть всех нас, крамольников. Всем живется не очень легко, говоря правду. Вот недавно воротился из ссылки мой товарищ. Когда он ехал через Нижний — жена и ребенок ждали его
в Смоленске, а когда он явился
в Смоленск — они уже были
в московской
тюрьме. Теперь очередь жены ехать
в Сибирь. У меня тоже была жена, превосходный человек, пять лет такой жизни
свели ее
в могилу…
Народ они неумный, говорят несуразное такое, поговорят — опять велят солдатам
в тюрьму отвести.
— Ну, ну, уж и отходную затянул! Еще, может, князь твой и не
в тюрьме. Тогда и плакать нечего; а коли
в тюрьме, так дай подумать… Слободу-то я хорошо знаю; я туда прошедшего месяца медведя
водил, и дворец знаю, все высмотрел; думал себе: когда-нибудь пригодится!.. Постой, дай поразмыслить…
И вот, как
в тюрьме, люди, связанные общим несчастием, чувствуют себя легче когда сходятся вместе, так и
в жизни не замечаешь ловушки, когда люди, склонные к анализу и обобщениям, сходятся вместе и
проводят время
в обмене гордых, свободных идей.
— Утром, когда я еще спал, пришли карабинеры и
отвели меня к маршалу, [Маршал — здесь фельдфебель карабинеров.] куму Грассо. «Ты честный человек, Чиро, — сказал он, — ты ведь не станешь отрицать, что
в эту ночь хотел убить Грассо». Я говорил, что это еще неправда, но у них свой взгляд на такие дела. Два месяца я сидел
в тюрьме до суда, а потом меня приговорили на год и восемь. «Хорошо, — сказал я судьям, — но я не считаю дело конченным!»
— Строители жизни! Гущин — подаешь ли милостыню племяшам-то? Подавай хоть по копейке
в день… немало украл ты у них… Бобров! Зачем на любовницу наврал, что обокрала она тебя, и
в тюрьму ее засадил? Коли надоела — сыну бы отдал… все равно, он теперь с другой твоей шашни
завел… А ты не знал? Эх, свинья толстая.! А ты, Луп, — открой опять веселый дом да и лупи там гостей, как липки… Потом тебя черти облупят, ха-ха!.. С такой благочестивой рожей хорошо мошенником быть!.. Кого ты убил тогда, Луп?
Бред продолжался всё время. Она не узнавала никого.
В тот же день, к полдню, она померла. Меня прежде этого,
в 8 часов,
отвели в часть и оттуда
в тюрьму. И там, просидев 11 месяцев, дожидаясь суда, я обдумал себя и свое прошедшее и понял его. Начал понимать я на третий день. На третий день меня
водили туда…
— Быть может, но я должен
отвести его
в тюрьму. Впрочем, на это есть и другие причины, — прибавил жандарм значительным голосом.
Кроме одного здешнего купца Сандерса, никто его не знает, и генерал Рапп стал было сомневаться, точно ли он итальянской купец; но когда его привели при мне к генералу, то все ответы его были так ясны, так положительны; он стал говорить с одним итальянским офицером таким чистым флорентийским наречием, описал ему с такою подробностию свой дом и родственные свои связи, что добрый Рапп решился было выпустить его из-под ареста; но генерал Дерикур пошептал ему что-то на ухо, и купца
отвели опять
в тюрьму.
— А вот что: мне дано не слишком приятное поручение — я должен
отвести его
в тюрьму.
— Во-первых — это надо для тебя же! А во-вторых — что же мне кошек, собак
завести, Маврина? Я сижу одна, как
в тюрьме, на улицу выйти не с кем. А она — интересная, она мне романы, журналы даёт, политикой занимается, обо всём рассказывает. Я с ней
в гимназии у Поповой училась, потом мы разругались…
Пережив дважды
в эту ночь такой страх, он теперь боялся пережить его
в третий раз и желал одного: скорей кончить эту проклятую работу, сойти на землю и бежать от этого человека, пока он
в самом деле не убил или не
завел его
в тюрьму.
Зная блестящее состояние его дел, никто не поверил ему; к его настоятельному желанию
провести день великого праздника непременно
в тюрьме — отнеслись со смехом, — чудачества этого своеобразного человека были всем известны.
— Прошу не швыряться чужими вещами, которые вы украли! — закричал Михаленко страшным голосом и быстро сел на кровати. Глаз его еще больше вылез из орбиты, а дряблые щеки запрыгали. — Вы мерзавец! Я знаю вас, вам не
в первый раз присваивать чужое. Вы
в Перми
свели из гостиницы чужую собаку и сидели за это
в тюрьме. Арестант вы!
Почти год назад, с двадцать пятого августа, как уже было сказано выше, я
провел несколько дней
в той же тобольской
тюрьме, только
в другом ее отделении. Однажды к моей двери подошел арестант, по фамилии, кажется, Ефремов, и передал мне записку, написанную на обрывке серой бумаги. Из нее я узнал, что
в тобольской
тюрьме,
в военно-каторжном ее отделении, сидит уже третий год
в строжайшем одиночном заключении политический осужденный, «именующий себя Фоминым».
Между тем пьеса развивалась, обвинение шло вперед, бальи [судья (от фр. bailli).] хотел его для наказания неприступной красавицы; черные люди суда мелькали по сцене, толковали так глубокомысленно, рассуждали так здраво, — потом осудили невинную Анету, и толпа жандармов повела ее
в тюрьму… да, да, вот как теперь вижу, бальи говорит: «Господа служивые,
отведите эту девицу
в земскую
тюрьму», — и бедная идет!
Начальство к нам добрее стало,
Получше
отвело тюрьмуИ хорошо аттестовало.
Что будет с нами — до конца
Тяжелой было нам загадкой,
Но
в умиленные сердца
Прокрался луч надежды сладкой.
Так, помню, солнышко украдкой
Глядит, бывало, поутру
И
в нашу черную нору…
Видеть Керима, за поимку которого назначена сумма, на которую можно
завести целое хозяйство зажиточного грузина, — Керима, для которого широко раскрыты двери горийской
тюрьмы, и я видела этого героя-абрека, говорила с ним! Он подарил мне бесценный подарок, он обещал придти… «Жди меня
в гости, княжна!» Так он сказал на прощанье…
Висленев сам знал, что он остается ни при чем, и хотя страх долговой
тюрьмы в России был так велик, что испепелял
в нем даже самый недуг любви к Глафире, когда Глафира, приняв серьезную мину, сказала ему, что все эти страхи
в существе не очень страшны, и что она дает ему слово не только
провезти его благополучно чрез Петербург, но даже и увезти к себе а деревню, то Иосаф выразил полное желание ее слушать и сказал...
— Неужто же ты, Лара, будешь смотреть спокойно, как меня, твоего брата, повезут
в острог? Пожалей же меня наконец, — приставал он, — не губи меня вдосталь: ведь я и так всю мою жизнь
провел бог знает как, то
в тюрьме, то
в ссылке за политику, а потом очутился
в таких жестоких комбинациях, что от женского вопроса у меня весь мозг высох и уже сердце перестает биться. Еще одна какая-нибудь напасть, и я лишусь рассудка и, может быть, стану такое что-нибудь делать, что тебе будет совестно и страшно.
Перед революцией он пять лет
провел в каторжной
тюрьме.
Вся губерния гудела толками о его последнем увлечении девицей Колеминой, с которой он позднее и убежал за границу от жены и детей и прошел
в Лондоне через всякие мытарства, вплоть до сидения
в долговой
тюрьме, откуда импресарио
возил его
в концертную залу и ссужал фраком с капельмейстерской палочкой, после чего его опять
отвозили в „яму“.
В Тульской губернии у близких моих родственников было небольшое имение. Молодежь этой семьи деятельно работала
в революции, сыновья и дочери то и дело либо сидели
в тюрьмах, либо пребывали
в ссылке, либо скрывались за границей, либо высылались
в родное гнездо под гласный надзор полиции. Однажды летом к одной из дочерей приехала туда погостить Вера Ивановна. Место очень ей понравилось, и она решила тут поселиться. Ей
отвели клочок земли на хуторе, отстоявшем за полторы версты от усадьбы.
Но человек, занятый только залечиванием своих ног, когда ему их оторвали на поле сражения, на котором он отрывал ноги другим, или занятый только тем, чтобы
провести наилучшим образом свое время
в одиночной синей
тюрьме, после того как он сам прямо или косвенно засадил туда людей, или человек, только заботящийся о том, чтобы отбиться и убежать от волков, разрывающих его, после того как он сам зарезал тысячи живых существ и съел; — человек не может находить, что всё это, случающееся с ним, есть то самое, что должно быть.
«Рассмотрев дело русского подданного Николая Савина, именующего себя маркизом Сансаком де Траверсе и французской гражданки Мадлен де Межен, обвиняемых: первый
в проживании под чужим именем и оба
в оскорблении на словах и
в действии полицейских властей и
в неповиновении сим властям, — брюссельский суд исправительной полиции определил: Николая Савина подвергнуть заключению
в тюрьме сроком на семь месяцев и штрафу
в пятьсот франков, а Мадлен де Межен подвергнуть тюремному заключению на два месяца и штрафу
в двести франков, обоих же по отбытии наказания
отвезти за границу, с запрещением возвращения и проживания
в пределах Бельгийского королевства
в продолжение одного года.
Для очной ставки с этим-то жидом меня и
возили в Одессу — он там содержится
в тюрьме за другие совершенные им проделки.
В тюрьме его сдали старшему надзирателю, который снова его тщательно обыскал и затем
отвел в одиночную камеру,
в которой и запер.
— Да, вот увидите! Наверное, после всех
тюрем, которые вы прошли, теперь отдохнете у нас. Пойдемте, я вас
отведу в вашу камеру.
Когда вся эта процедура была окончена, его
отвели в полицейскую
тюрьму, находящуюся
в здании префектуры и носящую название «депо».
Возили заключенных из
тюрьмы в суд
в больших тюремных каретах такой же формы неустройства, как парижские «pâmerai salade» — разница была только
в цвете.
Постройка продолжалась около года. Когда
тюрьма была окончена, состоялся снова единоличный княжеский суд над заключенными, которые предстали перед лицом разгневанного супруга неузнаваемыми, оба были совершенными скелетами, а головы их представляли из себя колтуны из седых волос. После подтверждения заранее уже объявленного им приговора их
отвели в беседку-тюрьму, и князь собственноручно заложил болт и запер замок, взяв ключ с собою. Куда девался этот ключ, неизвестно.
Когда она выстоит целый час на том поносительном зрелище, то, чтобы лишить злую ее душу
в сей жизни всякого человеческого сообщества, а от крови человеческой смердящее ее тело предать собственному промыслу Творца всех тварей, приказать, заключить
в железы,
отвезти оттуда ее
в один их женских монастырей, находящийся
в Белом или Земляном городе, и там, подле которой есть церкви, посадить
в нарочно сделанную подземельную
тюрьму,
в которой по смерть ее содержать таким образом, чтобы она ни откуда
в ней свету не имела.
Он припомнил свое посещение этой
тюрьмы, известное
в Москве под именем Колымажного двора. Припомнил чистенькую, веселенькую квартирку смотрителя. Ему отперла миловидно одетая девушка лет восемнадцати и
провела его
в гостиную, куда вышел ее отец смотритель — добродушный старик, с открытым, честным лицом. Антон Михайлович представился и изложил свою просьбу о нужной ему справке.
С помощью явившихся солдат его
провели из камеры следователя
в «дом предварительного заключения». Между зданием окружного суда и этой образцовой
тюрьмой существует внутренний ход. Гиршфельд еще некоторое время продолжал бушевать, но затем вдруг сразу стих, как бы замер.
Сдав арестанта смотрителю замка, полициймейстер уехал, а нового тюремного обитателя тотчас же
отвели в секретную одиночную камеру,
в отделение
тюрьмы, предназначенное для политических преступников.
Об этой-то работе и рассказывал покойный Григорий Семенов Якову Потаповичу, передавая ему, что мнимого Воротынского, вместо
тюрьмы, привезли
в дом Малюты,
отвели ему горницу, где он все писал что-то да с Лукьянычем по ночам беседовал.
Обычный путь для прогулки таков: я дохожу до нашей
тюрьмы, находящейся
в четверти версты от моей, несколько минут
провожу в созерцании ее и затем, поспешно, дабы не опоздать, возвращаюсь к себе.