Неточные совпадения
Недавно еще,
пробираясь к берегу Волги, мимоходом он видел ее
в чаще, но теперь не знал, как пройти к ней, чтобы укрыться там и оттуда, пожалуй, наблюдать грозу.
А там, без четверти
в пять часов,
пробирался к беседке Тушин. Он знал местность, но, видно, давно не был и забыл, потому что глядел направо, налево, брал то
в ту, то
в другую сторону, по едва заметной тропинке, и никак не мог найти беседки. Он остановился там, где кусты были
чаще и гуще, припоминая, что беседка была где-то около этого места.
Она
пробралась к развалившейся и полусгнившей беседке
в лесу, который когда-то составлял
часть сада. Крыльцо отделилось от нее, ступени рассохлись, пол
в ней осел, и некоторые доски провалились, а другие шевелились под ногами. Оставался только покривившийся набок стол, да две скамьи, когда-то зеленые, и уцелела еще крыша, заросшая мхом.
Кедр, тополь, клен, ольха, черемуха Максимовича, шиповник, рябина бузинолистная, амурский барбарис и чертово дерево, опутанные виноградом, актинидиями и лимонником, образуют здесь такую непролазную
чащу, что
пробраться через нее можно только с ножом
в руке, затратив большие усилия и рискуя оставить одежду свою на кустах.
Я поднял его, посадил и стал расспрашивать, как могло случиться, что он оказался между мной и кабанами. Оказалось, что кабанов он заметил со мной одновременно. Прирожденная охотничья страсть тотчас
в нем заговорила. Он вскочил и бросился за животными. А так как я двигался по круговой тропе, а дикие свиньи шли прямо, то, следуя за ними, Дерсу скоро обогнал меня. Куртка его по цвету удивительно подходила к цвету шерсти кабана. Дерсу
в это время
пробирался по
чаще согнувшись. Я принял его за зверя и выстрелил.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил
в вагоне, по дороге из Вены
в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами,
в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных
частей населения, жил для этого и
в городах и
в селах, ходил пешком из деревни
в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда
пробрался опять к югу,
в немецкие провинции Австрии, теперь едет
в Баварию, оттуда
в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет
в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже
в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится
в Россию, потому что, кажется,
в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
В первые дни революции активность моя выразилась лишь
в том, что когда Манеж осаждался революционными массами, а вокруг Манежа и внутри его были войска, которые каждую минуту могли начать стрелять, я с трудом
пробрался внутрь Манежа, спросил офицера, стоявшего во главе этой
части войска, и начал убеждать его не стрелять, доказывая ему, что образовалось новое правительство и что старое правительство безнадежно пало.
Кирша остановился
в недоумении; он чувствовал всю опасность выйти на открытое место; но на другой стороне поляны,
в самой
чаще леса, тонкий дымок,
пробираясь сквозь густых ветвей, обещал ему убежище, а может быть, и защиту.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей
части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене,
пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Но прошло недели две, и страх пред охотником снова обнял Артамонова чадным дымом.
В воскресенье, осматривая лес, купленный у Воропонова на сруб, Яков увидал Носкова, он
пробирался сквозь
чащу, увешанный капканами, с мешком за спиною.
Он бросился,
пробираясь сквозь
чащу. Холодные ветви били его по глазам, сыпали
в лицо снегом. Он спотыкался; у него захватывало дыхание.
Разморенный духотою еловой
чащи, весь
в паутине и
в хвойных иглах,
пробирался с ружьем к опушке приказчик из Дементьева хутора, Мелитон Шишкин. Его Дамка — помесь дворняги с сеттером — необыкновенно худая и беременная, поджимая под себя мокрый хвост, плелась за хозяином и всячески старалась не наколоть себе носа. Утро было нехорошее, пасмурное. С деревьев, окутанных легким туманом, и с папоротника сыпались крупные брызги, лесная сырость издавала острый запах гнили.
Я не осмеливалась спросить, как он
пробрался сюда, оставшись незамеченным Николаем и Мариам, которая, впрочем, почему-то не выходила
в последние ночи на крышу. Я еле успевала за моим избавителем, минуя одну за другой темные, как могилы, комнаты замка. Вот мы почти у цели: еще один небольшой коридорчик — и мы окажемся
в столовой замка, а там останется пройти самую незначительную и наименее опасную
часть пути.
На следующее утро первая смена моряков с «Коршуна» возвратилась
в Гревзенд на пароходе,
пробираясь буквально сквозь
чащи кораблей у самого Лондона.
Венгерец, разнесенный на
части шальной шрапнелью, давно уже исчез с лица земли.
Пробираться же медленно ползком под этим свинцовым градом взяло бы немало времени. Теперь же каждая минута была дорога. A между тем раненая и беспомощная Милица могла уже давно умереть. — «Я виноват, я виноват. И буду виноват один
в ее гибели. Потому что, сам толкнул ее, слабую девушку, на этот тяжелый боевой путь. И нет мне прощения», терзался ежеминутно бедный юноша. Да и не одного Игоря тревожила участь его друга.
Димитрий Агарин, тебя назначаю
пробраться в деревню, узнать численность и
части неприятеля и тотчас явиться с донесением ко мне, — обращаясь к Милице, закончил свою речь капитан Любавин.
Получили Георгия солдаты, раненные
в спину и
в зад во время бегства. Получили больше те, которые лежали на виду, у прохода. Лежавшие дальше к стенам остались ненагражденными. Впрочем, один из них нашелся; он уже поправлялся, и ему сказали, что на днях его выпишут
в часть. Солдат
пробрался меж раненых к проходу, вытянулся перед наместником и заявил...
Чтобы добыть и то и другое, Александр Васильевич задумал отправиться к генералу Фермору и уговорить его помочь Бергу. Под вечер, с двумя казаками и проводником, въехал он
в дремучий лес, которым ему надо было
пробраться до лагеря Фермора.
В лесу царил мрак, так как небо было покрыто тучами. Вскоре начался дождь. Всадники все более и более углублялись
в чащу.
Храбриться было безрассудно: молодой человек поспешил за Схарием.
В чащу перелеска,
в разрез его, далее и далее, и потонули
в нем. Только вожатый нередко останавливался, чтобы дать перемежку шороху, который производили они руками и ногами,
пробираясь между кустов и дерев. Он желал, чтоб этот шорох приняли за шум ветерка, бегающего по перелеску.
— Самое лучшее место
в саду… — говорил князь,
пробираясь через
чащу деревьев к беседке, — и вследствие людского суеверия остается целые сотни лет
в таком запущении.
Они вместе вышли. Он проводил ее до самой околицы деревни, потом медленно пошел назад.
В парке шла обычная ночная жизнь, слышался мужской шепот, девичий смех. Борька темными лесными тропинками
пробрался к пруду, перескочил
в густой крапиве через кирпичную ограду.
В этой
части сада никого не было слышно.
В конце запущенной боковой аллеи, у канавы, за которою было поле, стояла старенькая скамейка.