Неточные совпадения
Страстность была вычеркнута из
числа элементов, составлявших его
природу, и заменена непреклонностью, действовавшею с регулярностью самого отчетливого механизма.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской
природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о
числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
— В докладе моем «О соблазнах мнимого знания» я указал, что фантастические, невообразимые
числа математиков — ирреальны, не способны дать физически ясного представления о вселенной, о нашей, земной,
природе, и о жизни плоти человечий, что математика есть метафизика двадцатого столетия и эта наука влечется к схоластике средневековья, когда диавол чувствовался физически и считали количество чертей на конце иглы.
Всякое раннее утро, петербургское в том
числе, имеет на
природу человека отрезвляющее действие.
— О, и они были правы — тысячу раз правы. У них только одна ошибка: позже они уверовали, что они есть последнее
число — какого нет в
природе, нет. Их ошибка — ошибка Галилея: он был прав, что земля движется вокруг солнца, но он не знал, что вся солнечная система движется еще вокруг какого-то центра, он не знал, что настоящая, не относительная, орбита земли — вовсе не наивный круг…
Будто чувствовалось, что вот-вот и
природа оживет из-подо льда и снега, но это так чувствовалось новичку, который суетно надеялся в первых
числах февраля видеть весну в NN; улица, видно, знала, что опять придут морозы, вьюги и что до 15/27 мая не будет признаков листа, она не радовалась; сонное бездействие царило на ней; две-три грязные бабы сидели у стены гостиного двора с рязанью и грушей; они, пользуясь тем, что пальцы не мерзнут, вязали чулки, считали петли и изредка только обращались друг к другу, ковыряя в зубах спицами, вздыхая, зевая и осеняя рот свой знамением креста.
Нас, синтаксистов, было большое
число, и все однолетки. До прихода учителя я подружился со всеми до того, что некоторых приколотил и от других был взаимно поколочен. Для первого знакомства дела шли хорошо. Звон колокольчика возвестил приход учителя, и мы поспешили кое-как усесться. Имея от
природы характер меланхоличный, то есть комплекцию кроткую, застенчивую, я не любил выставляться, а потому и сел далее всех, правда, и с намерением, что авось либо меня не заметят, а потому и не спросят.
Пальховский объявлял, что труд женщины, по законам
природы, должен ограничиваться рождением детей; как г. Куторга (натуралист) относил углерод к
числу газов; как г. Берви утверждал, что иногда часть бывает равна своему целому, и пр. и пр.
Он принадлежал к
числу людей, которым как будто дано право власти над другими; но
природа отказала ему в дарованиях — необходимом оправдании подобного права.
Я родился от честных и благородных родителей в селе Горюхине 1801 года апреля 1
числа и первоначальное образование получил от нашего дьячка. Сему-то почтенному мужу обязан я впоследствии развившейся во мне охотою к чтению и вообще к занятиям литературным. Успехи мои хотя были медленны, но благонадежны, ибо на десят<ом> году отроду я знал уже почти всё то, что поныне осталось у меня в памяти, от
природы слабой и которую по причине столь же слабого здоровья не дозволяли мне излишне отягощать.
О, вечность, вечность! Что найдем мы там
За неземной границей мира? — Смутный,
Безбрежный океан, где нет векам
Названья и
числа; где бесприютны
Блуждают звезды вслед другим звездам.
Заброшен в их немые хороводы,
Что станет делать гордый царь
природы,
Который верно создан всех умней,
Чтоб пожирать растенья и зверей,
Хоть между тем (пожалуй, клясться стану)
Ужасно сам похож на обезьяну.
По
природе своей и по первоначальному воспитанию, под влиянием матери, с которой, конечно, хорошо знакомы читатели «Семейной хроники», автор вовсе не принадлежал к
числу детей, рано втягивающихся в практическую жизнь и с первых дней жизни изостряющих все свои способности для живого и пытливого наблюдения ее явлений.
Тупицы — лица, окончательно обиженные
природой, отчаянно глупые, повторяющие общие места и говорящие то, что все уже давно знают: «Сегодня пятнадцатое
число, через две недели будет первое!» — «Петр Великий гений!» — «Я люблю то, что хорошо!» — «Мужчины не женщины!» — «Железная дорога отличное изобретение!» — «В Петербурге можно все достать за деньги…» — «вообще говоря: болезнь скверная вещь!» — «Кто же не имеет недостатков?» — «Зимою всегда холодно!» — «Сегодня пятница, завтра суббота!» и т. д.
Трилецкий. Жаль, что вы, такая умная женщина, ничего не смыслите в гастрономии. Кто не умеет хорошо поесть, тот урод… Нравственный урод!.. Ибо… Позвольте, позвольте! Так не ходят! Ну? Куда же вы? А, ну это другое дело. Ибо вкус занимает в
природе таковое же место, как и слух и зрение, то есть входит в
число пяти чувств, которые всецело относятся к области, матушка моя, психологии. Психологии!
Наша душа брошена в тело, где она находит
число, время, измерение. Она рассуждает об этом и называет это
природой, необходимостью и не может мыслить иначе.
Вся неисходность противоположения единого и всего, заключенная в понятии всеединства, сохраняется до тех пор, пока мы не берем во внимание, что бытие существует в ничто и сопряжено с небытием, относительно по самой своей
природе, и идея абсолютного бытия принадлежит поэтому к
числу философских недоразумений, несмотря на всю свою живучесть.
Господство законнической этики во всех сферах мировой жизни есть выражение объективного закона большего
числа, т. е. необходимой организации порядка в жизни больших масс, большой массы человечества, как и большой массы материи в жизни
природы.
Хотя Волгин о приданом и не спрашивал, молодая принесла ему в свадебной корзине слишком сто душ, много серебра и все другие предметы роскоши, которые в подобных случаях отпускаются с дочкой богатыми и нежными родителями. Замечено однако ж было, что в
числе женской прислуги, вошедшей в роспись приданого, по собственному выбору Лукерии Павловны, отпущены такие личности, которые не награждены были от
природы очень хорошеньким личиком.
Дело в том, что у сущего есть как бы некий образ сущего, а то — не имеет образа, в том
числе и умопостигаемого; и это потому, что
природа единого, будучи порождающей все, не является ничем из порожденного, — ни «чем-то», ни качеством, ни количеством, ни умом, ни душой; ни движущимся, ни покоящимся, ни в пространстве, ни во времени, но «единовидным самим в себе» (Платон.
Женщины некрасивые или уже чересчур вкусившие от жизни, к
числу последних принадлежат и «милые, но погибшие создания», предпочитают сильные запахи, действующие на мужские нервы, распаляющие воображение и таким образом заставляющие не замечать в этих представительницах прекрасного пола недостатков
природы и изъянов, нанесенных жизнью и временем.
Мы до того дошли, что есть много людей (и я был в
числе их), которые говорят, что учение это мечтательно, потому что оно несвойственно
природе человека.
«Сего
числа Ахилла дьякон побил слегка мещанина Данилку за то, что сей странно и его званию вовсе несвойственно умничал о явлениях
природы.