Неточные совпадения
Я видел, видел, я
присягу приму!
— Я могу объяснить, для чего он рискнул на такой поступок, и, если надо, сам
присягу приму! — твердым голосом произнес, наконец, Раскольников и выступил вперед.
— Я видел, видел! — кричал и подтверждал Лебезятников, — и хоть это против моих убеждений, но я готов сей же час
принять в суде какую угодно
присягу, потому что я видел, как вы ей тихонько подсунули! Только я-то, дурак, подумал, что вы из благодеяния подсунули! В дверях, прощаясь с нею, когда она повернулась и когда вы ей жали одной рукой руку, другою, левой, вы и положили ей тихонько в карман бумажку. Я видел! Видел!
— А, ты вот куда заехал! — крикнул Лебезятников. — Врешь! Зови полицию, а я
присягу приму! Одного только понять не могу: для чего он рискнул на такой низкий поступок! О жалкий, подлый человек!
— Это вы, низкий человек, может быть, пьете, а не я! Я и водки совсем никогда не пью, потому что это не в моих убеждениях! Вообразите, он, он сам, своими собственными руками отдал этот сторублевый билет Софье Семеновне, — я видел, я свидетель, я
присягу приму! Он, он! — повторял Лебезятников, обращаясь ко всем и каждому.
Подняв руку, как бы
присягу принимая, он продолжал...
— Мне тебя — можно, я солдат,
присягу принял против внутренних врагов…
Надо ведь
присягу принять, ведь так, так?
— Он, непременно он, Лиодорка, убил… Хоть сейчас
присягу приму. В ножки поклонюсь, ежели ты его куда-нибудь в каторгу определишь. Туда ему и дорога.
— Не могу… Я
присягу принимал.
А
принимал он
присягу действительно весьма оригинально.
— Ка-а-к! ты подкупать меня! да разве я фальшивую присягу-то
принял! душе, что ли, я своей ворог, царствия небесного не хочу!
Всю дорогу я с этими своими с новыми господами все на козлах на тарантасе, до самой Пензы едучи, сидел и думал: хорошо ли же это я сделал, что я офицера бил? ведь он
присягу принимал, и на войне с саблею отечество защищает, и сам государь ему, по его чину, может быть, «вы» говорит, а я, дурак, его так обидел!.. А потом это передумаю, начну другое думать: куда теперь меня еще судьба определит; а в Пензе тогда была ярмарка, и улан мне говорит...
Градобоев. Как брали? Чудак! Руками. У турки храбрость большая, а дух у него короткий, и
присяги он не понимает, как надобно ее соблюдать. И на часах ежели он стоит, его сейчас за ногу цепью прикуют к пушке, или там к чему, а то уйдет. Вот когда у них вылазка из крепости, тогда его берегись, тут они опивум по стакану
принимают.
Конь (волнуясь). Не он убил! Он по реке ехал в тот час!..
Присягу приму!.. Мы с генералом видели его… Еще генерал говорил: хорошо бы, говорит, опрокинуть лодку, чтобы выкупался он… да! Ишь ты, мальчишка! Ты это что делаешь, а?
— Мечтатели, слабые души, слепые… Что значат ваши средства перед силой, которая не считается ни с чем и последовательна в своих проявлениях? Нет, надо было
принять десять
присяг и, произнося слова клятвы, обдумывать средства мести за нас, погибших, и для освобождения живых…
Приведя к
присяге капитана, фельдмаршал приказал ему тою же ночью ехать с командой в Кронштадт,
принять с корабля «Трех иерархов» от адмирала Грейга женщину с несколькими ее служителями и тайным образом отвезти их в Петропавловскую крепость, где сдать коменданту Чернышеву.
— Ни в каком случае! Это и мать говорит, а она отроду не выдумывала. Не знаю, солгала ли на своем веку в одном каком важном деле, хоть и не
принимала никогда
присяги. Отец-то Калерию баловал… куда больше меня. И все ее эти выдумки и поступки не то что одобрял… а не ограничивал. Всегда он одно и то же повторял: «Мой первый долг — Калерию обеспечить и ее капиталец приумножить».
— Чего ты зря брешешь! — остановил ее один из понятых. — Егора Никифорова я сам вчерась видел и даже говорил с ним, но он был без ружья, я
приму в этом хоть три
присяги.
Голицын, вне себя от потери обожаемого монарха, не скрыл своего отчаяния и по поводу происшедшего. Он смело стал укорять великого князя за
присягу, данную Константину, торжественно отрекшемуся от своих прав на престол. Он самым энергичным образом настаивал на том, чтобы великий князь сообразовался с волею покойного императора и
принял принадлежавшую ему корону.
— Зачем бросать, подымать некому… А вот ежели вы, господин, завтра о полночь печать с арбуза снимете, так и быть, нонче душу из вас в сонном естестве выну и на часок ее туда контрабандой доставлю. Насчет энтого
присяги не
принимал. По рукам, что ли?
— Быть может, вы принадлежите к какой-нибудь секте, не признающей
присяги? Да вы не бойтесь, говорите, — вам ничего за это не будет. Суд
примет во внимание ваши объяснения.
Адмирал Александр Семенович Шишков, министр народного просвещения, с присущим ему горячим красноречием, высказался, что государство не может ни одного дня оставаться без императора и что
присягу прежде всего, надо дать великому князю Константину, и он волен
принять корону или отказаться от нее.
Наконец, когда генерал-губернатор потребовал, чтобы
присяга была совершена хотя в том случае, если сенат постановит о ней определение и оно будет прочитано в Успенском соборе, Филарет не нашел возможным отказать в этом и
принять на свою ответственность последствия этого отказа.
— Относительно
присяги, ваше превосходительство. Я в ихнем участке, где ихний дом… Я живо, ваше превосходительство… Она
присягу сейчас
примет.
— Безумная
присяга, вырванная у тебя в минуту отчаяния! Ты прежде дал другую
присягу русскому царю! Ее слышал, ее
принял общий нам Всемогущий Бог, общий нам Судья. Разве шутил ты святою клятвою?
Он отвечал уклончиво, ссылаясь на усталость, и тотчас же удалился в свой дворец. Там он пробыл три дня, не
принимая никаких посетителей и не давая
присяги.
— А они, то есть фельдфебель, от вашей колбаски не подохнут?
Присягу я
принимал, и вообще неудобно.
Вот ты нынче
присягу отказываешься
принимать: «не христианка я», а завтра воровать по этой же причине пойдешь либо кого из гостей сонным зельем опоишь — вас на это станет.
Москва радостно
приняла вторую половину известия и целые три дня, после принесения
присяги новому государю, были торжественные празднества.
Свой отказ он мотивировал тем, что, по слову божьему, нужно служить одному богу, а потому служить государю он не хочет и
присяги принимать не желает, боясь быть клятвопреступником.