Неточные совпадения
Карл Иваныч одевался в другой
комнате, и через классную пронесли к нему синий фрак и еще какие-то белые принадлежности. У двери, которая вела вниз, послышался голос одной
из горничных бабушки; я вышел, чтобы узнать, что ей нужно. Она держала на руке туго накрахмаленную манишку и сказала мне, что она
принесла ее для Карла Иваныча и что ночь не спала для того, чтобы успеть вымыть ее ко времени. Я взялся передать манишку и спросил, встала ли бабушка.
— Вот, посмотрите сюда, в эту вторую большую
комнату. Заметьте эту дверь, она заперта на ключ. Возле дверей стоит стул, всего один стул в обеих
комнатах. Это я
принес из своей квартиры, чтоб удобнее слушать. Вот там сейчас за дверью стоит стол Софьи Семеновны; там она сидела и разговаривала с Родионом Романычем. А я здесь подслушивал, сидя на стуле, два вечера сряду, оба раза часа по два, — и, уж конечно, мог узнать что-нибудь, как вы думаете?
Тарантьев делал много шума, выводил Обломова
из неподвижности и скуки. Он кричал, спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать. В
комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев
приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне. Обломов мог слушать, смотреть, не шевеля пальцем, на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.
— Вынь все
из него и положи в моей
комнате, — сказал он, — а чемодан вынеси куда-нибудь на чердак. — Вам, бабушка, и вам, милые сестры, я привез кое-какие безделицы на память… Надо бы
принести их сюда…
Вечером мы собрались в клубе, то есть в одной
из самых больших
комнат, где жило больше постояльцев, где светлее горела лампа, не дымил камин и куда
приносили больше каменного угля, нежели в другие номера.
Отец мой вышел
из комнаты и через минуту возвратился; он
принес маленький образ, надел мне на шею и сказал, что им благословил его отец, умирая. Я был тронут, этот религиозный подарок показал мне меру страха и потрясения в душе старика. Я стал на колени, когда он надевал его; он поднял меня, обнял и благословил.
Возница привез меня в Александровскую слободку, предместье поста, к крестьянину
из ссыльных П. Мне показали квартиру. Небольшой дворик, мощенный по-сибирски бревнами, кругом навесы; в доме пять просторных, чистых
комнат, кухня, но ни следа мебели. Хозяйка, молодая бабенка,
принесла стол, потом минут через пять табурет.
Ужин прошел очень скучно. Петр Елисеич больше молчал и старался не смотреть на гостью. Она осталась ночевать и расположилась в
комнате Нюрочки. Катря и Домнушка
принесли ей кровать
из бывшей
комнаты Сидора Карпыча. Перед тем как ложиться спать, Анфиса Егоровна подробно осмотрела все комоды и даже пересчитала Нюрочкино белье.
— Пьяна? Вы говорите, что я пьяна? А хотите, я докажу вам, что я трезвее всех вас? Хотите? — настойчиво спрашивала Агата и, не ожидая ответа,
принесла из своей
комнаты английскую книгу, положила ее перед Красиным. — Выбирайте любую страницу, — сказала она самонадеянно, — я обязываюсь, не выходя
из своей
комнаты, сделать перевод без одной ошибки.
Там на крыльце ожидали их Михайло Поликарпыч и Анна Гавриловна. Та сейчас же, как вошли они в
комнаты, подала мороженого; потом садовник,
из собственной оранжереи Еспера Иваныча,
принес фруктов,
из которых Еспер Иваныч отобрал самые лучшие и подал Павлу. Полковник при этом немного нахмурился. Он не любил, когда Еспер Иваныч очень уж ласкал его сына.
Не прошло, однако ж, и двух недель, как ей пришлось встретиться с"строптивейшим
из строптивых", с тем самым Васильем Дроздом, который вытеснил ее предместницу. Дрозд бесцеремонно вошел в ее
комнату,
принес кулек, положил на стол и сказал...
Предвидения его оправдались. Его поместили в особой
комнате того флигеля, в котором помещалась и контора. Туда
принесли ему белье
из домашнего холста и старый папенькин халат, в который он и облачился немедленно. Двери склепа растворились, пропустили его и — захлопнулись.
Фёклинька
принесла из соседней
комнаты в залу две подушки, простыню и стеганое желтое шерстяное одеяло; а мать протопопица внесла белый пикейный шлафрок и большой пунцовый фуляр.
Две лампы горели в
комнате, и когда та, что стояла перед ними, затрещала, угасая и выкидывая
из стекла искры, Никон осторожно поднялся, погасил её, на цыпочках подошёл к столу,
принёс другую и снова молча сел, как раньше.
Николай Артемьевич насупился, прошелся раза два по
комнате, достал
из бюро бархатный ящичек с «фермуарчиком» и долго его рассматривал и обтирал фуляром. Потом он сел перед зеркалом и принялся старательно расчесывать свои густые черные волосы, с важностию на лице наклоняя голову то направо, то налево, упирая в щеку языком и не спуская глаз с пробора. Кто-то кашлянул за его спиною: он оглянулся и увидал лакея, который
приносил ему кофе.
Между тем Елена повела обоих приятелей в беседку
из акаций, с деревянным столиком посередине и скамейками вокруг. Шубин оглянулся, подпрыгнул несколько раз и, промолвив шепотом: «Подождите!», сбегал к себе в
комнату,
принес кусок глины и начал лепить фигуру Зои, покачивая головой, бормоча и посмеиваясь.
— Нет, какой-то ревматизм… Да, и представь себе, эта мать возненавидела меня с первого раза. Прихожу третьего дня на урок, у Гретхен заплаканные глаза… Что-то такое вообще случилось. Когда бабушка вывернулась
из комнаты, она мне откровенно рассказала все и даже просила извинения за родительскую несправедливость. Гм… Знаешь, эта мутерхен
принесла мне большую пользу, и Гретхен так горячо жала мне руку на прощанье.
Мойсей Мойсеич
принес из другой
комнаты табурет и сел на некотором расстоянии от стола.
Ознобишин, скрывший меня от публики перед началом вечера в артистической
комнате, сам
принес стул за левую кулису, на авансцену, и я ближе всех мог видеть лицо Вольского. Он действительно устал, но при требовании Гамлета улыбнулся, подошел к столу,
из хрустального графина налил воды и выпил. Публика аплодировала, приняв это за согласие.
При такой заре, покуда не забрана половина облитого янтарем неба, в
комнатах Иды и ее матери держится очень странное освещение — оно не угнетает, как белая ночь, и не радует, как свет, падающий лучом из-за тучи, а оно
приносит с собою что-то фантасмагорическое: при этом освещении изменяются цвета и положения всех окружающих вас предметов: лежащая на столе головная щетка оживает, скидывается черепахой и шевелит своей головкой; у старого жасмина вырастают вместо листьев голубиные перья; по лицу сидящего против вас человека протягиваются длинные, тонкие, фосфорические блики, и хорошо знакомые вам глаза светят совсем не тем блеском, который всегда вы в них видели.
Из какой-то предыдущей
комнаты принесли уцелевший стол, и, с помощью своих подушек и простынь, я устроился на ночлег, так как для вечернего поля времени было мало.
Но так как в детскую акушерка вместе с новой кормилицей
принесла из колодца вторую сестричку Анночку, — меня перевели в
комнату — между гостиной и кабинетом отца, получившую вследствие этого название классной.
Он пошел в другую
комнату и
принес сафьянную коробочку. Часто повторяемое князем слово жена как-то грубо и неприятно отзывалось в ушах Печорина; он с первого слова узнал в князе человека недалекого, а теперь убедился, что он даже человек не светский. Серьги переходили
из рук в руки, барон произнес над ними несколько протяжных восклицаний, Печорин после него стал машинально их рассматривать.
Шервинский. Федор,
принесите мне
из адъютантской
комнаты мое полотенце, бритву и мыло.
Лиза
принесла из своей
комнаты свои старые карты, в которые она гадала о том, скоро ли пройдет флюс у Анны Федоровны, вернется ли нынче дядя
из города, когда он уезжал, приедет ли сегодня соседка и т. д. Карты эти, хотя служили уже месяца два, были почище тех, в которые гадала Анна Федоровна.
Управляющий торопливо удалился
из комнаты, а через несколько времени лакей
принес туда два прибора и обед, который был съеден с большим аппетитом двумя проголодавшимися юношами.
Я, разумеется, изъявил радостное согласие править эту почтовую службу — и мы, завершив большую прогулку, возвратились домой, где нас ждал в средней
комнате накрытый на два прибора стол. Обед состоял
из двух скромных, но вкусных блюд, и яблока вместо десерта. За столом нам служила та же Бригита, то есть та же женщина в темном платье и белом чепце, которая
принесла самовар в минуту моего приезда и которая была нашей кухаркой и горничной.
Принесли чай, сухари, варенья, масло, потом покормили малиной со сливками. В семь часов вечера был ужин
из шести блюд, и во время этого ужина я услышал громкий зевок; кто-то громко зевнул в соседней
комнате. Я с удивлением поглядел на дверь: так зевать может только мужчина.
В одну скверную осеннюю ночь Андрей Степанович Пересолин ехал
из театра. Ехал он и размышлял о той пользе, какую
приносили бы театры, если бы в них давались пьесы нравственного содержания. Проезжая мимо правления, он бросил думать о пользе и стал глядеть на окна дома, в котором он, выражаясь языком поэтов и шкиперов, управлял рулем. Два окна, выходившие
из дежурной
комнаты, были ярко освещены.
Жандармы, которым была поручена развозка арестантов и охрана их в суде, были прекрасные ребята, любезные, непридирчивые и редко в чем отказывали заключенным; так, например, для лиц более приличных они отводили отдельную
комнату,
приносили из ресторана завтрак, обед, вино и пиво.
Зенон бережно опустил Нефору на один
из диванов, до которого свободнее доходила струя воздуха, подложил ей под голову и под плечи подушки, расстегнул тунику на ее груди и выбежал в смежную
комнату, где была его спальня. Отсюда он
принес флакон с индийскою эссенцией и, капнув одну каплю этой эссенции на предсердие Нефоры, провел тихо рукою и подул, чтоб эфирная жидкость быстрее испарялась. Потом он облегчил голову гостьи и ослабил цветные ремни у ее сандалий.
— Постойте, я сейчас
принесу ее, — сказала m-lle Bourienne и вышла
из комнаты.