Неточные совпадения
— Мой брат недавно
прислал мне письмо с одним товарищем, — рассказывал Самгин. — Брат — недалекий парень, очень мягкий. Его испугало крестьянское движение
на юге и потрясла дикая расправа с крестьянами. Но он пишет, что не в силах ненавидеть тех, которые били, потому что те, которых били, тоже безумны до ужаса.
Тут заговорили все разом. Розы со слезами вспоминали благословенные долины Шираза, Гиацинты — Палестину, Азалии — Америку, Лилии — Египет… Цветы собрались сюда со всех сторон света, и каждый мог рассказать так много. Больше всего цветов
пришло с
юга, где так много солнца и нет зимы. Как там хорошо!.. Да, вечное лето! Какие громадные деревья там растут, какие чудные птицы, сколько красавиц бабочек, похожих
на летающие цветы, и цветов, похожих
на бабочек…
Почта из Петербурга
приходит иногда через семь дней, иногда через двадцать, а иногда и совсем не
приходит, потому что везут ее длинным кружным путем, сначала
на юг,
на Москву, потом
на восток,
на Рыбинск,
на пароходе, а зимою
на лошадях и, наконец, тащат ее опять
на север, двести верст по лесам, болотам, косогорам и дырявым мостам, пьяные, сонные, голодные, оборванные мерзлые ямщики.
— Помнишь наш разговор о севере и
юге, еще тогда давно, помнишь? Не думай, я от своих слов не отпираюсь. Ну, положим, я не выдержал борьбы, я погиб… Но за мной идут другие — сотни, тысячи других. Ты пойми — они должны одержать победу, они не могут не победить. Потому что там черный туман
на улицах и в сердцах и в головах у людей, а мы
приходим с ликующего
юга, с радостными песнями, с милым ярким солнцем в душе. Друг мой, люди не могут жить без солнца!
Потом трое лоца
пришли к ним с
юга; двое ехали
на лодке, а третий шел пешком, что-то смотрел и рисовал
на бумаге.
Мертвенно тихо в доме Нетовых. Два часа ночи. Евлампий Григорьевич вернулся вчера с вечера об эту же пору и нашел
на столе депешу от Марьи Орестовны. Депеша
пришла из Петербурга, и в ней стояло: «Буду завтра с курьерским. Приготовить спальню». Больше ничего. Последнее письмо ее было еще с
юга Франции. Она не писала около трех месяцев.
Пришел приказ идти вперед,
В госпиталя валит народ, —
Вот так кампания! Вот так кампания!..
Шимоза мимо пролетела,
Меня нисколько не задела,
Но я контужен! Но я контужен!
Свидетельство я получу
И вмиг
на север укачу.
Ведь
юг так вреден! Ведь
юг так вреден!..
К вечеру мы
пришли к станции Суятунь и стали биваком по восточную сторону от полотна. Пушки гремели теперь близко, слышен был свист снарядов.
На север проходили санитарные поезда. В сумерках
на юге замелькали вдали огоньки рвавшихся шрапнелей. С жутким, поднимающим чувством мы вглядывались в вспыхивавшие огоньки и думали: вот, теперь начинается настоящее…
Через двое суток
пришли в Мукден ожидаемые госпитали, мы сдали им бараки, а сами двинулись
на юг.
На юге гремели пушки.
Пришел новый приказ — идти дальше
на север, в Чантафу. В дороге мы узнали, что Телин взят и японцы продолжают наседать.
В сочельник под вечер к нам
пришел телеграфный приказ: в виду ожидающегося боя, немедленно выехать в дивизионный лазарет обоим главным врачам госпиталей, захватив с собой по два младших врача и по две сестры. Наш дивизионный лазарет уже несколько дней назад был передвинут из Ченгоузы версты
на четыре к
югу, к самым позициям.
Пришло страшное явление
юга — «воробьиная ночь», когда вспышки огня в небесах ни
на минуту не гаснут, и где они вспыхнут, там освещают удивительные группы фигур
на небе и сгущают тьму
на земле.