Неточные совпадения
Читая эти письма, Грустилов
приходил в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность
к апатии, с другой, страх чертей — все это производило в его голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого он путался в самых противоречивых
предположениях и мероприятиях. Одно казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
На всякий случай есть у меня и еще
к вам просьбица, — прибавил он, понизив голос, — щекотливенькая она, а важная: если, то есть на всякий случай (чему я, впрочем, не верую и считаю вас вполне неспособным), если бы на случай, — ну так, на всякий случай, —
пришла бы вам охота в эти сорок — пятьдесят часов как-нибудь дело покончить иначе, фантастическим каким образом — ручки этак на себя поднять (
предположение нелепое, ну да уж вы мне его простите), то — оставьте краткую, но обстоятельную записочку.
Он забыл ту мрачную сферу, где долго жил, и отвык от ее удушливого воздуха. Тарантьев в одно мгновение сдернул его будто с неба опять в болото. Обломов мучительно спрашивал себя: зачем
пришел Тарантьев? надолго ли? — терзался
предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет отправиться
к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это стоило некоторых издержек, — вот единственная мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
Может быть, благодаря этому инстинктивному отвращению отца,
предположению о том, чтобы Федос от времени до времени
приходил обедать наверх, не суждено было осуществиться. Но
к вечернему чаю его изредка приглашали. Он
приходил в том же виде, как и в первое свое появление в Малиновце, только рубашку надевал чистую. Обращался он исключительно
к матушке.
Одна из сестер Золотухиной, как я уже упомянул выше, была выдана замуж в губернский город за приходского священника, и Марье Маревне
пришло на мысль совершенно основательное
предположение, что добрые родные, как люди зажиточные и притом бездетные, охотно согласятся взять
к себе в дом племянника и поместить его в губернскую гимназию приходящим учеником.
— Таким образом сам я разрушил мною самим созданные
предположения и планы и
пришел к тому заключению, что время и одно только время сделает все, что нужно, и притом гораздо лучше того, как мы думаем.
Первое
предположение, очевидно, не выдерживает никакой критики. Наглость, выступающая вперед только по приказанию, — вещь, конечно, очень любопытная, но не настолько естественная, чтобы служить объяснением для жизненных явлений. Гораздо правильнее остановиться на простоте «вверенных частей», тем больше что здесь
приходит к нам на помощь и практика со своими истинно поразительными подтверждениями.
Я заехал
к ней, чтобы передать ей малоуспешность своей поездки и сообщить новое мое
предположение насчет дальнейшей ее участи, но не застал ее дома: она была у матери, которая
присылала за ней.
Екатерина Петровна окончательно
пришла в себя,
к великой радости ее мужа, удвоившего свою нежность с тех пор, как у него появилось отрадное
предположение о причинах болезни его жены.
То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет
к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, чтò он сделал для нее; то ей
приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие-то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это
предположение); то она говорила себе, что только она с своею порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плёрёзы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца.
3) Как бы ни увеличивалась трудность постижения причины, мы никогда не
придем к представлению полной свободы, т. е.
к отсутствию причины. Как бы ни была непостижима для нас причина выражения воли в каком бы то ни было нашем или чужом поступке, первое требование ума есть
предположение и отыскание причины, без которой немыслимо никакое явление. Я поднимаю руку с тем, чтобы совершить поступок, независимый от всякой причины, но то, что я хочу совершить поступок, не имеющий причины, есть причина моего поступка.