Неточные совпадения
— От княгини Лиговской;
дочь ее больна — расслабление нервов… Да не в этом дело, а вот что: начальство догадывается, и хотя ничего нельзя доказать положительно, однако я вам советую быть осторожнее. Княгиня мне говорила нынче, что она знает, что вы стрелялись
за ее
дочь. Ей все этот старичок рассказал… как бишь его? Он был свидетелем вашей стычки с Грушницким в ресторации. Я
пришел вас предупредить. Прощайте. Может быть, мы больше не увидимся, вас ушлют куда-нибудь.
Я же, верьте чести моей, если б сам когда потом впал в такую же нужду, а вы, напротив, были бы всем обеспечены, — то прямо бы к вам
пришел за малою помощью, жену бы и
дочь мою
прислал»…
— Одевайся, Верочка! чать, скоро
придет. — Она очень заботливо осмотрела наряд
дочери. — Если ловко поведешь себя, подарю серьги с большими-то изумрудами, — они старого фасона, но если переделать, выйдет хорошая брошка. В залоге остались
за 150 р., с процентами 250, а стоят больше 400. Слышишь, подарю.
Стыдлива ты? Стыдливость-то к лицу
Богатенькой. Вот так всегда у бедных:
Что надо — нет, чего не надо — много.
Иной богач готов купить
за деньги
Для
дочери стыдливости хоть малость,
А нам она не ко двору́
пришла.
В невыразимом волнении она встает с постели, направляется к двери соседней комнаты, где спит ее
дочь, и прикладывает ухо к замку. Но
за дверью никакого движенья не слышно. Наконец матушка
приходит в себя и начинает креститься.
Столовка была открыта ежедневно, кроме воскресений, от часу до трех и всегда была полна. Раздетый, прямо из классов, наскоро прибегает сюда ученик, берет тарелку и металлическую ложку и прямо к горящей плите, где подслеповатая старушка Моисеевна и ее
дочь отпускают кушанья. Садится ученик с горячим
за стол, потом
приходит за вторым, а потом уж платит деньги старушке и уходит. Иногда, если денег нет, просит подождать, и Моисеевна верила всем.
— Сам же запустошил дом и сам же похваляешься. Нехорошо, Галактион, а
за чужие-то слезы бог найдет.
Пришел ты, а того не понимаешь, что я и разговаривать-то с тобой по-настоящему не могу. Я-то скажу правду, а ты со зла все на жену переведешь. Мудрено с зятьями-то разговаривать. Вот выдай свою
дочь, тогда и узнаешь.
Пелагея Егоровна
приходит в ужас и в каком-то бессознательном порыве кричит, схватывая
дочь за руки: «Моя
дочь, не отдам! батюшка, Гордей Карпыч, не шути над материнским сердцем! перестань… истомил всю душу».
— Вы имеете свою квартиру, в Павловске, у… У
дочери вашей… — проговорил князь, не зная что сказать. Он вспомнил, что ведь генерал
пришел за советом по чрезвычайному делу, от которого зависит судьба его.
Наташка, завидевшая сердитого деда в окно, спряталась куда-то, как мышь. Да и сама баушка Лукерья трухнула: ничего худого не сделала, а страшно. «Пожалуй,
за дочерей пришел отчитывать», — мелькнуло у ней в голове. По дороге она даже подумала, какой ответ дать. Родион Потапыч зашел в избу, помолился в передний угол и присел на лавку.
…Ничего нет мудреного, что Мария Николаевна повезет Аннушку к Дороховой, которая, сделавшись директрисой института в Нижнем, с необыкновенной любовью просит, чтобы я ей
прислал ее для воспитания, — принимает ее как
дочь к себе и говорит, что это для нее благо, что этим я возвращу ей то, что она потеряла, лишившись единственной своей
дочери. [Сохранилась группа писем Дороховой
за 1855 г. к Пущину; все — о его
дочери Аннушке, о воспитании ее.]
Все, о чем Анна Марковна не смела и мечтать в ранней молодости, когда она сама еще была рядовой проституткой, — все
пришло к ней теперь своим чередом, одно к одному: почтенная старость, дом — полная чаша на одной из уютных, тихих улиц, почти в центре города, обожаемая
дочь Берточка, которая не сегодня-завтра должна выйти замуж
за почтенного человека, инженера, домовладельца и гласного городской думы, обеспеченная солидным приданым и прекрасными драгоценностями…
В та поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда
пришли сумерки серые, опустилося
за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошел только поперек дороги и пропал в частых кустах, и не взвидела света молода
дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти.
Они злые и жестокие, и вот тебе мое приказание: оставайся бедная, работай и милостыню проси, а если кто
придет за тобой, скажи: не хочу к вам!..» Это мне говорила мамаша, когда больна была, и я всю жизнь хочу ее слушаться, — прибавила Нелли, дрожа от волнения, с разгоревшимся личиком, — и всю жизнь буду служить и работать, и к вам
пришла тоже служить и работать, а не хочу быть как
дочь…
— Да, вы одни… Вы одни. Я затем и
пришла к вам: я ничего другого придумать не умела! Вы такой ученый, такой хороший человек! Вы же
за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить — вы ведь жизнью своей рисковали! Вы ей докажете, а я уже больше ничего не могу! Вы ей докажете, что она и себя, и всех нас погубит. Вы спасли моего сына — спасите и
дочь! Вас сам бог послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
Он ответил мне, что не знает и что его зачем-то сюда
прислали, но что он совершенно здоров, а полковничья
дочь в него влюблена; что она раз, две недели тому назад, проезжала мимо абвахты, а он на ту пору и выгляни из-за решетчатого окошечка.
Пришел Алексей Степаныч и старик, растроганный искренно нежностью своей
дочери, искреннею ласковостью своего зятя, взаимною любовью обоих, слушал все их рассказы с умилением и благодарил бога со слезами
за их счастие.
Почему-то вина и сигары инженер получал из-за границы беспошлинно; икру и балыки кто-то
присылал ему даром,
за квартиру он не платил, так как хозяин дома поставлял на линию керосин; и вообще на меня он и его
дочь производили такое впечатление, будто все лучшее в мире было к их услугам и получалось ими совершенно даром.
— То лучше, да из чужих рук, а это от матери, — и опять продолжала возить подарок
за подарком. Наконец бабушке
пришла самая оригинальная мысль, и она сделала тетушке такой странный подарок, какого от нее никак невозможно было и ожидать, а именно: она, явясь в один день к
дочери, объявила, что дарит ей Ольгу Федотовну… Конечно, не навек, не в крепость, а так, в услужение.
— Только они меня-то, к сожалению, не знают… — продолжала между тем та, все более и более
приходя в озлобленное состояние. — Я бегать да подсматривать
за ними не стану, а прямо дело заведу: я мать, и мне никто не запретит говорить
за дочь мою. Господин князь должен был понимать, что он — человек женатый, и что она — не уличная какая-нибудь девчонка, которую взял, поиграл да и бросил.
«Гостила она у нас, но так как ко времени сенной и хлебной уборки старый генерал посылал всех дворовых людей, в том числе и кучера, в поле, то
прислал за нею карету перед покосом. Пришлось снова биться над уроками упрямой сестры, после которых наставница ложилась на диван с французским романом и папироской, в уверенности, что строгий отец, строго запрещавший
дочерям куренье, не войдет.
— Теперь, — говорила Елена, — я поступила в компаньонки к
дочерям генерала Коровкина в Ливенский уезд, и вот причина, почему из этого дома я не могла тебе писать. В настоящее время Коровкины переехали в Москву, — и она сказала их адрес. — А я по праздникам буду брать карету и приезжать сюда, а у Коровкиных буду говорить, что эту карету
прислала за мною моя подруга.
Прасковья никак не могла привыкнуть к тому, что ее
дочь выдана
за богатого, и когда
приходила, то робко жалась в сенях, улыбалась просительно, и ей высылали чаю и сахару.
Здесь я должен заметить, что при этих размышлениях Павлу, несмотря на всю его неопытность в практической жизни, невольно
пришло в голову: отчего Владимир Андреич сам ничего не дал
за дочерью, почему все заботы складывает на него, а в то же время решительно не оценивает ни его благородства, ни его любви к Юлии; что Владимиру Андреичу следовало бы прежде внушить
дочери, чтобы она любила и уважала мужа, а потом уж и от него требовать строгого и предусмотрительного исполнения обязанностей семьянина.
Цыплунова. Я поблагодарила ее
за расположение к нам и сказала, что очень рада назвать ее своей
дочерью и что
пришлю тебя к ней.
–…Отец обезумел, топает ногами, кричит: «Опозорила родителя, погубила душу!» И только после похорон, как увидал, что вся Казань
пришла провожать Лизу и венками гроб осыпали, опамятовался он. «Если, говорит, весь народ
за неё встал, значит, подлец я перед
дочерью!»
Фетинья. Не твою, а мою. Узнает Истукарий Лупыч, кого причесывать-то будут? Не тебя, а меня. Так уж вот что! Вы мне не противны, а сам-то, пожалуй, тоже не прочь. Он об своей
дочери невысокого мнения, а так надо сказать, что и
за человека ее не считает, так много спорить не будет. Конечно, Елеся против нашего звания и приданого жених низменный; да, видно, уж судьба. Вели ты сыну одеться почище, да
приходите к нам, не мешкая. Какое-нибудь решение нам выдет: либо мне быть битой, либо нам свадьбу пировать…
Ну, батюшка Борис
Феодорыч? Уверился теперь,
Что нет в живых ее царенка? То-то!
Уж ты
за пытку было! Ты умен,
А я простая баба,
дочь Малюты,
Да знаю то, что пытки есть иные
Чувствительней и дыба и когтей.
Чего ж ты, свет, задумался? Забыл ли,
Зачем
пришел?
Поговорив весело о приданом, которое по молодости Наташи не было приготовлено и
за которым надобно было ехать или посылать в Москву, об отделе
дочери и устройстве особой деревни, имеющей состоять из двухсот пятидесяти душ, о времени, когда удобнее будет сыграть свадьбу, Болдухины
пришли к тому, как теперь поступить с Шатовым, которому дано слово не говорить с
дочерью об его намерении до его отъезда.
Мать и
дочь обе вскрикнули и вскочили, подумав, что Солобуевы у крыльца, и сейчас вспомня, что они одеты по-дорожному; но Василий Петрович (так называли старика Болдухина) поспешил их успокоить, сказав, что гости ночуют
за двенадцать верст и
прислали передового с письмом.
И тут я
прихожу домой и узнаю, что та одна из нашей семьи
дочь, которая понимала — не меня, а истину, что она заодно отреклась и от жениха, которому обещала любовь, и от истины и выходит
за лакея, лгуна…
Он
приходит и говорит: господин Сур, я желаю жениться на вашей
дочери, потому что я ее люблю, и потому что вы дадите
за нею хорошенькое приданое, и потому что я благодаря жене займу в цирке выдающееся положение.
У Патапа Максимыча в самом деле новые мысли в голове забродили. Когда он ходил взад и вперед по горницам, гадая про будущие миллионы,
приходило ему и то в голову, как
дочерей устроить. «Не Снежковым чета женихи найдутся, — тогда думал он, — а все ж не выдам Настасью
за такого шута, как Михайло Данилыч… Надо мне людей богобоязненных, благочестивых, не скоморохов, что теперь по купечеству пошли. Тогда можно и небогатого в зятья принять, богатства на всех хватит».
Тогда Куршуд-бек спросил его: «А как тебя зовут, путник?» — «Шинды Гёрурсез (скоро узнаете)». — «Что это
за имя, — воскликнул тот со смехом. — Я первый раз такое слышу!» — «Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие соседи
приходили к дверям спрашивать, сына или
дочь Бог ей дал; им отвечали — шинды-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился, мне дали это имя». — После этого он взял сааз и начал петь...
Рано в субботу в легоньком тарантасике, один, без кучера, приехал Дмитрий Осипыч Строинский, а вслед
за ним, распевая во все горло «Всемирную славу»,
пришел и дьякон Мемнон, с сапогами
за плечьми, в нанковом подряснике и с зимней шапкой на голове. Он тоже у Пахома пристал и, только что вошел в контору, полез в подполье и завалился там соснуть на прохладе вплоть до вечера. Кислов с
дочерью приехал поздно, перед самым собраньем.
Пока у хозяйки с гостьей шли разговоры про Манефину обитель, воротилась с самоваром и чайным прибором Даренушка, в то же время Аннушка
пришла из задней избы с яичницей. Дарья Сергевна с хозяйкой и ее
дочерьми села
за чай.
Осталась ни вдова, ни мужня жена Аграфена Ивановна Мутовкина с шестерыми детьми, мал мала меньше… Поднимала их мать одного
за другим на ноги, но как только подрастет работничек, смерть то́тчас
придет к нему. Осталась Аграфена с двумя
дочерьми, и пошло бабье хозяйство врознь да мимо.
Народ все сбегается, толпа становится больше и больше, бабы держатся друг
за друга; но никто не подает помощи. Те, которые только что
приходят, подают советы, ахают и на лицах выражают испуг и отчаянье; из тех же, которые собрались прежде, некоторые садятся, устав стоять, на траву, некоторые возвращаются. Старуха Матрена спрашивает у
дочери, затворила ли она заслонку печи; мальчишка в отцовском сюртуке старательно бросает камешки в воду.
Через неделю
пришло письмо с завода с бумагою
за печатью и с деньгами. В бумаге говорилось о том, что малолетняя Авдотья Прохорова, усердными хлопотами заводского начальства, принята в приют как круглая сирота и
дочь погибшего при исполнении своих обязанностей рабочего, и прилагаемые деньги посылались Дуне на дорогу.
Горданов в это время ни на минуту не отступал от Глафиры: он зорко
за нею следил и боялся ее первого слова, когда она
придет в чувство, и имел основание этого бояться. Новая опасность угрожала ему в лице маленькой глухонемой
дочери Синтянина, которая, стоя здесь же, между отцом и Ворошиловым, держала в руках хлыст Глафиры с аквамариновой ручкой. Откуда мог взяться в ее руках этот хлыст, бывший с Гордановым в лесу во время убийства и там же невозвратно потерянный и занесенный снегом?
Доманский смутился. Но, несколько оправившись и
придя в себя, с наглостью «отрекся от данного прежде показания, утверждая, что никогда не говорил при следствии приписываемых ему фельдмаршалом слов». Наглость поляка вывела князя Голицына из терпения. Он грозил ему строгим наказанием
за ложь, но Доманский стоял на своем, говоря, что никогда не слыхал, чтобы графиня Пиннеберг называла себя
дочерью русской императрицы. Не было никаких средств образумить упрямого шляхтича.
Орлова, находившегося еще
за границей, она благодарила
за искусное задержание самозванки, а князю Голицыну писала, что женщина, выдающая себя
за дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны, со свитой своею задержана на русской эскадре, с которою контр-адмирал Грейг
придет в Ревель или в Кронштадт, как скоро лед дозволит кораблям войти в рейд.
— Я
пришел по поручению моего племянника, генерала князя Джавахи, — начал он. — Князь Джаваха просил меня передать вам, милая девочка, его глубокую и сердечную благодарность
за вашу привязанность к его незабвенной Нине. Она часто и много писала отцу про вашу дружбу… Князь во время своего пребывания в Петербурге был так расстроен смертью
дочери, что не мог лично поблагодарить вас и поручил это сделать мне… Спасибо вам, милая девочка, сердечное спасибо…
Когда я читал письмо,
за мною
прислали от Покровского священника, с
дочерью которого случился припадок.
И сказано было княжне: «крестный твой отец, первый император, дал тебе обещанье, когда в возраст
придешь, жениха сыскать, но не исполнил того обещания, волею божиею от временного царствования в вечное отыде, того ради великий государь, его императорское величество, памятуя обещание деда своего, указал тебе, княжне Марфе Петровой
дочери Тростенского, быть замужем
за князем Алексеем княж Юрьевичем Заборовским».
— Вы умный и предусмотрительный человек… — заметила Руга. — Кстати, Корнилий Потапович был сегодня у меня, и я уже его напугала, если не дядей, которого не знала, то отцом… Он
пришел в восторг от младшей
дочери Усовой, но я его огорчила тем, что сказала, что
за ней ухаживает граф Петр Васильевич.
Она
пришла в новое волнение, встала, перешла на другое место, оправила свою кружевную косынку и, когда лакей, доложивший о приезде князя, скрылся
за портьерой, шепнула
дочери...
— Воистину, осударь. Прикажи переведать. Был голубчик здоровехонек. Покушал нынче хорошо, спал крепко, шутил со мною… Да… вздумал повздорить с Антоном-лекарем
за невесту его,
дочь Образца… Антон и
прислал ему зелья… уморил
за посмех. Я своими глазами видел, как, отходя, мучился бедный царевич. Сердце у меня от жалости повернулось.
Она помнит, твердо помнит, что это было в четверг на прошлой неделе. После завтрака, она с
дочерьми Sophie и Annette сидела
за рукоделием, в угловой гостиной; туда же
пришел и Victor, ее cher Victor.
— Владимир,
приди в себя… Я, Конкордия — твоя жена, я
пришла за тобой, чтобы отвезти тебя к нашей
дочери.