Неточные совпадения
На ночь он уносил рисунок в дортуар, и однажды, вглядываясь в эти нежные глаза, следя за линией наклоненной шеи, он вздрогнул, у него сделалось такое замиранье в груди, так захватило ему дыханье, что он в забытьи, с закрытыми глазами и невольным, чуть сдержанным стоном,
прижал рисунок обеими руками
к тому месту, где было так тяжело дышать. Стекло хрустнуло и со звоном полетело на
пол…
Внутренний мир ее разрушен, ее уверили, что ее сын — сын божий, что она — богородица; она смотрит с какой-то нервной восторженностью, с магнетическим ясновидением, она будто говорит: «Возьмите его, он не мой». Но в то же время
прижимает его
к себе так, что если б можно, она убежала бы с ним куда-нибудь вдаль и стала бы просто ласкать, кормить грудью не спасителя мира, а своего сына. И все это оттого, что она женщина-мать и вовсе не сестра всем Изидам, Реям и прочим богам женского
пола.
У Лизы сердце затрепетало, как голубь, и Евгения Петровна
прижала к себе пачку белья, чтобы не уронить его на
пол.
Между тем виновник этой суматохи, ни на секунду не прекращая своего визга, с разбегу повалился животом на каменный
пол, быстро перекатился на спину и с сильным ожесточением принялся дрыгать руками и ногами во все стороны. Взрослые засуетились вокруг него. Старый лакей во фраке
прижимал с умоляющим видом обе руки
к накрахмаленной рубашке, тряс своими длинными бакенбардами и говорил жалобно...
Он протянул ему руку. Эмиль покачнулся вперед, всхлипнул,
прижал се
к своим губам — и, соскочив с дороги, побежал назад
к Франкфурту, через
поле.
Личнику Евгению Ситанову удалось ошеломить взбесившегося буяна ударом табурета по голове. Казак сел на
пол, его тотчас опрокинули и связали полотенцами, он стал грызть и рвать их зубами зверя. Тогда взбесился Евгений — вскочил на стол и,
прижав локти
к бокам, приготовился прыгнуть на казака; высокий, жилистый, он неизбежно раздавил бы своим прыжком грудную клетку Капендюхина, но в эту минуту около него появился Ларионыч в пальто и шапке, погрозил пальцем Ситанову и сказал мастерам, тихо и деловито...
Началась возня. Людмила сразу же увидела, что Саша сильнее. Силою не взять, так она, хитрая, улучила удобную минуту, подшибла Сашу под ногу, — он упал, да и Людмилу увлек за собою. Впрочем, Людмила ловко извернулась и
прижала его
к полу. Саша отчаянно кричал...
Людмила стала коленями ему на живот и руками
прижала его
к полу. Саша отчаянно выбивался. Людмила опять принялась щекотать его. Сашин звонкий хохот смешался с ее хохотом. Хохот заставил ее выпустить Сашу. Она хохоча упала на
пол. Саша вскочил на ноги. Он был красен и раздосадован.
На лице женщины неподвижно, точно приклеенная, лежала сладкая улыбка, холодно блестели её зубы; она вытянула шею вперёд, глаза её обежали двумя искрами комнату, ощупали постель и, найдя в углу человека, остановились, тяжело
прижимая его
к стене. Точно плывя по воздуху, женщина прокрадывалась в угол, она что-то шептала, и казалось, что тени, поднимаясь с
пола, хватают её за ноги, бросаются на грудь и на лицо ей.
Графиня начала покровительствовать всех горничных и
прижимать к сердцу засаленных детей кучера, — период, после которого девушке или тотчас надобно идти замуж, или начать нюхать табак, любить кошек и стриженых собачонок и не принадлежать ни
к мужескому, ни
к женскому
полу.
Сергей обнял молодую хозяйку и
прижал ее твердую грудь
к своей красной рубашке. Катерина Львовна только было шевельнула плечами, а Сергей приподнял ее от
полу, подержал на руках, сжал и посадил тихонько на опрокинутую мерку.
Я собрал бумаги и тетрадки и пошел
к жене. Когда я, чувствуя сильное утомление и разбитость,
прижал обеими руками
к груди бумаги и тетради и, проходя через спальню, увидел свои чемоданы, то до меня из-под
пола донесся плач…
«Боже мой! Да неужели правда то, что я читал в житиях, что дьявол принимает вид женщины… Да, это голос женщины. И голос нежный, робкий и милый! Тьфу! — он плюнул. — Нет, мне кажется», — сказал он и отошел
к углу, перед которым стоял аналойчик, и опустился на колена тем привычным правильным движением, в котором, в движении в самом, он находил утешение и удовольствие. Он опустился, волосы повисли ему на лицо, и
прижал оголявшийся уже лоб
к сырой, холодной полосушке. (В
полу дуло.)
Он то целовал эту фотографию, то швырял ее на
пол,
прижимал ее
к сердцу и плевал на нее, ставил ее в угол на образ и потом капал на нее стеарином.
Матушка подняла меня с
полу, заставила выпить стакан воды, потом нежно
прижала меня
к груди и, поцеловав в лоб, сказала...
— Я согласна, — говорю я, едва ворочая языком, и, опустившись на
пол около кровати,
прижимаю губы
к крохотной горячей как огонь ножонке. — Я согласна, доктор…
Татьяна, сидя на
полу около устроенной ею баррикады и
прижав руки
к груди, как бы боясь, что у нее отнимут бумажник, отвечала на него хохотом.
После несколько раз повторенного стука и криков: «Отворяй», — выломали дверь, и глазам пришедших представилась следующая картина: Татьяна сидела, дико озираясь, на
полу,
прижав руки
к груди, возле груды наваленной мебели и дико хохотала.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полу-бреду перед ним явилась та, которую он желал и когда он,
прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь
к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его
к жизни. И радостные, и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться
к тому чувству: его теперь мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить это.
