Неточные совпадения
Самое крайнее, что дозволялось ввиду идущей навстречу беды, — это
прижаться куда-нибудь
к сторонке, затаить дыхание и пропасть на все время, покуда беда будет кутить и мутить.
Рад бы посторониться,
прижаться к углу, но ни посторониться, ни
прижаться нельзя, потому что из всякого угла раздается все то же"раззорю!", которое гонит укрывающегося в другой угол и там, в свою очередь, опять настигает его.
Заметив тот особенный поиск Ласки, когда она
прижималась вся
к земле, как будто загребала большими шагами задними ногами и слегка раскрывала рот, Левин понял, что она тянула по дупелям, и, в душе помолившись Богу, чтобы был успех, особенно на первую птицу, подбежал
к ней.
Лысый, свежий старик, с широкою рыжею бородой, седою у щек, отворил ворота,
прижавшись к верее, чтобы пропустить тройку.
— Я так и думала и не смела думать. Вот радость! Ты не можешь представить себе мою радость! — говорила она, то
прижимаясь лицом
к Долли и целуя ее, то отстраняясь и с улыбкой оглядывая ее.
Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! и как чудна она сама, эта дорога: ясный день, осенние листья, холодный воздух… покрепче в дорожную шинель, шапку на уши, тесней и уютней
прижмемся к углу!
Она изредка взмахивала крылышками и
прижималась к цветку, наконец, совсем замерла.
Она
прижалась щекой
к стеклу, закрыла глаза и тихо погладила зеркало рукой там, где приходилось ее отражение.
— Лизавету-то тоже убили! — брякнула вдруг Настасья, обращаясь
к Раскольникову. Она все время оставалась в комнате,
прижавшись подле двери, и слушала.
Встречаясь с ними, он тесно
прижимался к отцу и весь дрожал.
Вместо ответа он увидел приближающееся
к нему личико девочки и пухленькие губки, наивно протянувшиеся поцеловать его. Вдруг тоненькие, как спички, руки ее обхватили его крепко-крепко, голова склонилась
к его плечу, и девочка тихо заплакала,
прижимаясь лицом
к нему все крепче и крепче.
Он проехал, не глядя на солдат, рассеянных по улице, — за ним, подпрыгивая в седлах, снова потянулись казаки; один из последних, бородатый, покачнулся в седле, выхватил из-под мышки солдата узелок, и узелок превратился в толстую змею мехового боа; солдат взмахнул винтовкой, но бородатый казак и еще двое заставили лошадей своих прыгать, вертеться, — солдаты рассыпались,
прижались к стенам домов.
Он думал, что хорошо бы взять Лидию под руку, как это успел Лютов, взять и,
прижавшись плечом
к плечу ее, идти, закрыв глаза.
Пела она, размахивая пенсне на черном шнурке, точно пращой, и пела так, чтоб слушатели поняли: аккомпаниатор мешает ей. Татьяна, за спиной Самгина, вставляла в песню недобрые словечки, у нее, должно быть, был неистощимый запас таких словечек, и она разбрасывала их не жалея. В буфет вошли Лютов и Никодим Иванович, Лютов шагал, ступая на пальцы ног, сафьяновые сапоги его мягко скрипели, саблю он держал обеими руками, за эфес и за конец, поперек живота; писатель,
прижимаясь плечом
к нему, ворчал...
Захлестывая панели, толпа сметала с них людей, но сама как будто не росла, а, становясь только плотнее, тяжелее, двигалась более медленно. Она не успевала поглотить и увлечь всех людей, многие
прижимались к стенам, забегали в ворота, прятались в подъезды и магазины.
Шел он медленно, глядя под ноги себе, его толкали, он покачивался,
прижимаясь к стене вагона, и секунды стоял не поднимая головы, почти упираясь в грудь свою широким бритым подбородком.
Он понял, что это нужно ей, и ему хотелось еще послушать Корвина. На улице было неприятно; со дворов, из переулков вырывался ветер, гнал поперек мостовой осенний лист, листья
прижимались к заборам, убегали в подворотни, а некоторые, подпрыгивая, вползали невысоко по заборам, точно испуганные мыши, падали, кружились, бросались под ноги. В этом было что-то напоминавшее Самгину о каменщиках и плотниках, падавших со стены.
— Вот и Отрадное видать, — сказал кучер, показывая кнутовищем вдаль, на холм: там,
прижимаясь к небольшой березовой роще, возвышался желтый дом с колоннами, — таких домов Самгин видел не менее десятка вокруг Москвы, о десятках таких домов читал.
— Всякий понимает, что лучше быть извозчиком, а не лошадью, — торопливо истекал он словами,
прижимаясь к Самгину. — Но — зачем же на оружие деньги собирать, вот — не понимаю! С кем воевать, если разрешено соединение всех сословий?
Туробоев встал, посмотрел в окно,
прижавшись к стеклу лбом, и вдруг ушел, не простясь ни с кем.
— Встаньте
к стене, — слишком громко приказал Тагильский, и Безбедов послушно отшатнулся в сумрак,
прижался к стене. Самгин не сразу рассмотрел его, сначала он видел только грузную и почти бесформенную фигуру, слышал ее тяжелое сопение, нечленораздельные восклицания, похожие на икоту.
Он захлебывался словами, торопливо и бессвязно произнося их одно за другим, и,
прижимаясь к Самгину, оседал, точно земля проваливалась под ним.
— Крушение, — сказал Самгин, плотно
прижимаясь к спинке дивана, совершенно обессиленный встряской, треском, паникой людей. Кто-то уже успокаивал взволнованных.
— Не знаю, — решительно ответил Самгин и, шагнув вперед, заставил Николая
прижаться к стене.
— Здесь и мозг России, и широкое сердце ее, — покрикивал он, указывая рукой в окно,
к стеклам которого плотно
прижалась сырая темнота осеннего вечера.
Клим кивнул головой, тогда Маракуев сошел с дороги в сторону, остановясь под деревом,
прижался к стволу его и сказал...
Жена
прижалась плотнее
к нему, ее высокий, несколько крикливый голос стал еще мягче, ласковее.
Чувствуя приятное головокружение, Самгин
прижался лбом
к стеклу.
Пара серых лошадей бежала уже далеко, а за ними, по снегу, катился кучер; одна из рыжих, неестественно вытянув шею, шла на трех ногах и хрипела, а вместо четвертой в снег упиралась толстая струя крови; другая лошадь скакала вслед серым, — ездок обнимал ее за шею и кричал; когда она задела боком за столб для афиш, ездок свалился с нее, а она,
прижимаясь к столбу, скрипуче заржала.
У входа в ограду Таврического дворца толпа, оторвав Самгина от его спутника, вытерла его спиною каменный столб ворот, втиснула за ограду, затолкала в угол, тут было свободнее. Самгин отдышался, проверил целость пуговиц на своем пальто, оглянулся и отметил, что в пределах ограды толпа была не так густа, как на улице, она
прижималась к стенам, оставляя перед крыльцом дворца свободное пространство, но люди с улицы все-таки не входили в ограду, как будто им мешало какое-то невидимое препятствие.
На улице люди быстро разделились, большинство, не очень уверенно покрикивая ура, пошло встречу музыке, меньшинство быстро двинулось направо, прочь от дворца, а люди в ограде плотно
прижались к стенам здания, освободив пред дворцом пространство, покрытое снегом, истоптанным в серую пыль.
Видел Самгин, как по снегу, там и тут, появлялись красные капли, — одна из них упала близко около него, на вершину тумбы, припудренную снегом, и это было так нехорошо, что он еще плотней
прижался к стене.
Наконец, отдыхая от животного страха, весь в поту, он стоял в группе таких же онемевших, задыхающихся людей,
прижимаясь к запертым воротам, стоял, мигая, чтобы не видеть все то, что как бы извне приклеилось
к глазам. Вспомнил, что вход на Гороховую улицу с площади был заткнут матросами гвардейского экипажа, он с разбега наткнулся на них, ему грозно крикнули...
— Куда они идут? — шепотом спросила Варвара,
прижимаясь к Самгину; он посторонился, глядя, как пожарные, сняв с телеги лома, пошли на баррикаду. Застучали частые удары, затрещало, заскрипело дерево.
Слово «одиночество» тоже как будто подпрыгивало, разрывалось по слогам, угрожало вышвырнуть из саней. Самгин крепко
прижимался к плечу Дронова и поблагодарил его, когда Иван сказал...
В памяти на секунду возникла неприятная картина: кухня, пьяный рыбак среди нее на коленях, по полу, во все стороны, слепо и бестолково расползаются раки, маленький Клим испуганно
прижался к стене.
По торцам мостовой, наполняя воздух тупым и дробным звуком шагов, нестройно двигалась небольшая, редкая толпа, она была похожа на метлу, ручкой которой служила цепь экипажей, медленно и скучно тянувшаяся за нею. Встречные экипажи
прижимались к панелям, — впереди толпы быстро шагал студент, рослый, кудрявый, точно извозчик-лихач; размахивая черным кашне перед мордами лошадей, он зычно кричал...
Протолкнув его в следующую комнату, она
прижалась плечом
к двери, вытерла лицо ладонями, потом, достав платок, смяла его в ком и крепко прижала ко рту.
— Я не знаю, — ответил он, снова охватив ее талию руками, и
прижался щекою
к бедру.
Но уже было не скучно, а, как всегда на этой улице, — интересно, шумно, откровенно распутно и не возбуждало никаких тревожных мыслей. Дома, осанистые и коренастые, стояли плотно
прижавшись друг
к другу, крепко вцепившись в землю фундаментами. Самгин зашел в ресторан.
Прижимаясь лицом
к плечу его, баба выла...
Но, подойдя
к двери спальной, он отшатнулся: огонь ночной лампы освещал лицо матери и голую руку, рука обнимала волосатую шею Варавки, его растрепанная голова
прижималась к плечу матери. Мать лежала вверх лицом, приоткрыв рот, и, должно быть, крепко спала; Варавка влажно всхрапывал и почему-то казался меньше, чем он был днем. Во всем этом было нечто стыдное, смущающее, но и трогательное.
— Надо бежать, уходить, — кричал Самгин Туробоеву, крепко
прижимаясь к забору, не желая, чтоб Туробоев заметил, как у него дрожат ноги. В нем отчаянно кричало простое слово: «Зачем? Зачем?», и, заглушая его, он убеждал окружающих...
Рыжеусый стоял солдатски прямо,
прижавшись плечом
к стене, в оскаленных его зубах торчала незажженная папироса; у него лицо человека, который может укусить, и казалось, что он воткнул в зубы себе папиросу только для того, чтоб не закричать на попа.
— Боже мой, как великолепно! — вздохнула Варвара,
прижимаясь к Самгину, и ему показалось, что вместе с нею вздохнули тысячи людей. Рядом с ним оказался вспотевший, сияющий Ряхин.
Чтоб избежать встречи с Поярковым, который снова согнулся и смотрел в пол, Самгин тоже осторожно вышел в переднюю, на крыльцо. Дьякон стоял на той стороне улицы,
прижавшись плечом
к столбу фонаря, читая какую-то бумажку, подняв ее
к огню; ладонью другой руки он прикрывал глаза. На голове его была необыкновенная фуражка, Самгин вспомнил, что в таких художники изображали чиновников Гоголя.
Дверь гостиницы оказалась запертой, за нею — темнота.
К стеклу
прижалось толстое лицо швейцара; щелкнул замок, взныли стекла, лицо Самгина овеял теплый запах съестного.
Чем ниже по реке сползал бойкий пароход, тем более мило игрушечным становился город, раскрашенный мягкими красками заката, тем ярче сверкала золотая луковица собора, а маленькие домики, еще умаляясь,
прижимались плотнее
к зубчатой стене и башням кремля.
— Здесь, — сказал Самгин,
прижимаясь к двери крыльца и нажав кнопку звонка.
В углу двора, между конюшней и каменной стеной недавно выстроенного дома соседей, стоял, умирая без солнца, большой вяз, у ствола его были сложены старые доски и бревна, а на них, в уровень с крышей конюшни, лежал плетенный из прутьев возок дедушки. Клим и Лида влезали в этот возок и сидели в нем, беседуя. Зябкая девочка
прижималась к Самгину, и ему было особенно томно приятно чувствовать ее крепкое, очень горячее тело, слушать задумчивый и ломкий голосок.