Неточные совпадения
Так делать нечего: пришло писать указ,
Чтоб виноватую
предать позорной
казниИ, в страх другим, повесить на суку.
Один
пред конною толпой
Мазепа, грозен, удалялся
От места
казни.
Есть у меня одна прелестная брошюрка, перевод с французского, о том, как в Женеве, очень недавно, всего лет пять тому,
казнили одного злодея и убийцу, Ришара, двадцатитрехлетнего, кажется, малого, раскаявшегося и обратившегося к христианской вере
пред самым эшафотом.
— Иване! не выберу я ему скоро
казни; выбери ты сам ему
казнь!» Долго думал Иван, вымышляя
казнь, и наконец, сказал: «Великую обиду нанес мне сей человек:
предал своего брата, как Иуда, и лишил меня честного моего рода и потомства на земле.
— Нет, Катерина, мне не долго остается жить уже. Близок и без
казни мой конец. Неужели ты думаешь, что я
предам сам себя на вечную муку?
— Ты вломился насильно, — сказала она, — ты называешься князем, а бог весть кто ты таков, бог весть зачем приехал… Знаю, что теперь ездят опричники по святым монастырям и
предают смерти жен и дочерей тех праведников, которых недавно на Москве
казнили!.. Сестра Евдокия была женою казненного боярина…
«Аще, — подумал он, — целому стаду, идущу одесную, единая овца идет ошую, пастырь ту овцу изъемлет из стада и закланию
предает!» Так подумал Иоанн и решил в сердце своем участь Серебряного.
Казнь ему была назначена на следующий день; но он велел снять с него цепи и послал ему вина и пищи от своего стола. Между тем, чтобы разогнать впечатления, возбужденные в нем внутреннею борьбою, впечатления непривычные, от которых ему было неловко, он вздумал проехаться в чистом поле и приказал большую птичью охоту.
— Люди московские! — сказал тогда Иоанн, — вы узрите ныне
казни и мучения; но караю злодеев, которые хотели
предать врагам государство! Плачуще,
предаю телеса их терзанию, яко аз есмь судия, поставленный господом судити народы мои! И несть лицеприятия в суде моем, яко, подобно Аврааму, подъявшему нож на сына, я самых ближних моих на жертву приношу! Да падет же кровь сия на главу врагов моих!
Не ведаем, за что он нас
казнит и губит; ведаем только, что он послан от бога, и держим поклонную голову не
пред Иваном Васильевичем, а перед волею пославшего его.
Помилованные мятежники были на другой день
казней приведены
пред Грановитою палату.
В сем городе, подкупленные злодеем Заруцким, убийцы посягнули на жизнь знаменитого вождя, но бог не допустил их свершить это злодеяние, а великодушный Пожарский не только не
предал их заслуженной
казни, но вырвал из рук народа, хотевшего растерзать их на части.
Виновен я; гордыней обуянный,
Обманывал я бога и царей,
Я миру лгал; но не тебе, Марина,
Меня
казнить; я прав перед тобою.
Нет, я не мог обманывать тебя.
Ты мне была единственной святыней,
Пред ней же я притворствовать не смел.
Любовь, любовь ревнивая, слепая,
Одна любовь принудила меня
Все высказать.
«Он любил иногда вообразить себя каким-нибудь непобедимым полководцем,
пред которым не только Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значит; выдумает войну и причину ее: у него хлынут, напр., народы из Африки в Европу, или устроит он новые крестовые походы и воюет, решает участь народов, разоряет города, щадит,
казнит, оказывает подвиги добра и великодушия».
— Настоящая Иродиада, пляшущая
пред Иродом [Иродиада, пляшущая
пред Иродом. — По библейскому сказанию, Иродиада была любовницей правителя Галилеи, Ирода Антипы — брата своего мужа; эту преступную связь открыто осуждал Иоанн Креститель; мстительная Иродиада добилась в награду за пляску своей дочери Соломин
казни Иоанна Крестителя], — объясняла мне Галактионовна, указывая на Фатевну и о. Андроника.
Мой сын
Тобой убит. Судьба другого сына
Послала мне — его я принимаю!
Димитрием его зову! Приди,
Приди ко мне, воскресший мой Димитрий!
Приди убийцу свергнуть твоего!
Да, он придет! Он близко, близко — вижу,
Победные его уж блещут стяги —
Он под Москвой —
пред именем его
Отверзлися кремлевские ворота —
Без бою он вступает в город свой —
Народный плеск я слышу — льются слезы —
Димитрий царь! И к конскому хвосту
Примкнутого тебя, его убийцу,
Влекут на
казнь!
И во гневе за меч ухватился Поток:
«Что за хан на Руси своеволит?»
Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог,
То отец наш
казнить нас изволит!»
И на улице, сколько там было толпы,
Воеводы, бояре, монахи, попы,
Мужики, старики и старухи —
Все
пред ним повалились на брюхи.
Бейгуш, давая себе строгий отчет о своих мыслях и побуждениях, сознавал, что почти не чувствует ни малейшего страха
пред возможностью подпольной
казни: смерть тем или другим способом страшила его не столько, как это проклятое имя Иуды, изменника.
— Что же бы потом еще сделали? Расстреляли или повесили, уж и конец, более уже ничего не сделаете, а вот моя Глафира его гораздо злее расказнила: она совершила над ним нравственную
казнь, вывернула
пред ним его совесть и заставила отречься от самого себя и со скрежетом зубовным оторвать от себя то, что было мило. Короче, она одним своим письмом обратила его на путь истинный. Да-с, полагаю, что и всякий должен признать здесь силу.
С ней и над ней загодя совершалась
казнь отрицания, неотразимая для всякого отрицателя, посягнувшего на все святое души, но не лишенного того, что называется натурой. Она вкушала муки духовного нищенства, и в этом было ее преимущество
пред Гордановым и братией, и в этом же заключалось и сугубое несчастие, ибо естественная природа зла, порождающая одно зло из другого, не пускала ее назад.
— Викентий Викентьевич, вы положительно великий инквизитор. Да, может быть, это талантливейшая вещь, а вы его отлучаете от литературы и
предаете моральной
казни только за то, что его политические взгляды другие, чем ваши. Нет, положительно, вы — великий инквизитор!
— Люди московские! Ныне вы узрите
казни и мучения, но памятуйте, что я караю злодеев, хотевших извести меня и погубивших покойную царицу и детей моих! С плачем душевным и рыданием внутренним
предаю их смерти, яко аз есмь судия, Господом поставленный, судия нелицеприятный! Подобно Аврааму, поднявшему нож на сына, я самых ближних моих приношу на жертву! Да падет же кровь их на их же главу!
— Но прежде
казни моей, — сказал он, — хочу еще замолвить одно слово государыне за мое отечество. Истина
пред смертным часом должна быть убедительна.
— Я
предаю, ваше величество, как ваш верноподданный, мою голову в вашу власть. Велите
казнить или помилуйте!
К примеру взять князя Никиту: хотя он и одного отродья, а слова против него не молвлю; может, по любви к брату да слабости душевной какое касательство до дела этого и имеет, но я первый буду
пред тобой его заступником; сам допроси его, после допроса брата, уверен я, что он перед тобой очистится; а коли убедишься ты воочию, что брат его доподлинно, как я тебе доказываю, виноват кругом, то пусть князь Никита вину свою меньшую с души своей снимет и
казнит перед тобой, государь, крамольника своею рукою.
— Я и ныне пришел тебе то же предложить: вот путь к твоему спасению. А буде не послушаешь, я должен тебя извести; да, я должен тогда сам, своими руками,
предать ослепленного, засуетившегося, достойной
казни. Одна строка твоему же Шереметеву — и ты пропал.
Хвала вам, чада прежних лет,
Хвала вам, чада славы!
Дружиной смелой вам вослед
Бежим на пир кровавый;
Да мчится ваш победный строй
Пред нашими орлами;
Да сеет, нам предтеча в бой,
Погибель над врагами;
Наполним кубок! меч во длань!
Внимай нам, вечный мститель!
За гибель — гибель, брань — за брань,
И
казнь тебе, губитель!
Что ж это такое? До чего я объюродивел! Я и каждый из нас, живущий в нашем обществе, если только призадумывался над участью людей, ужасался
пред теми страданиями и тем злом, которое вносят в жизнь людей уголовные законы человеческие — зло и для судимых, и для судящих: от
казней Чингис-хана и
казней революции до
казней наших дней.