Неточные совпадения
После
смерти жены Привалов окончательно задурил, и его дом
превратился в какой-то ад: ночью шли оргии, а днем лилась кровь крепостных крестьян, и далеко разносились их стоны и крики.
Между тем недавнее знакомство между Иваном Петровичем Берестовым и Григорьем Ивановичем Муромским более и более укреплялось и вскоре
превратилось в дружбу, вот по каким обстоятельствам: Муромский нередко думал о том, что по
смерти Ивана Петровича все его имение перейдет
в руки Алексею Ивановичу; что
в таком случае Алексей Иванович будет один из самых богатых помещиков той губернии и что нет ему никакой причины не жениться на Лизе.
Улита стояла ни жива ни мертва. Она чуяла, что ее ждет что-то зловещее. За две недели, прошедшие со времени
смерти старого барина, она из дебелой и цветущей барской барыни
превратилась в обрюзглую бабу. Лицо осунулось, щеки впали, глаза потухли, руки и ноги тряслись. По-видимому, она не поняла приказания насчет самовара и не двигалась…
Ивану пошел всего двадцатый год, когда этот неожиданный удар — мы говорим о браке княжны, не об ее
смерти — над ним разразился; он не захотел остаться
в теткином доме, где он из богатого наследника внезапно
превратился в приживальщика;
в Петербурге общество,
в котором он вырос, перед ним закрылось; к службе с низких чинов, трудной и темной, он чувствовал отвращение (все это происходило
в самом начале царствования императора Александра); пришлось ему, поневоле, вернуться
в деревню, к отцу.
Об этом уже давно поговаривали
в заведении, но, когда слухи так неожиданно, тотчас же после
смерти Женьки,
превратились в явь, девицы долго не могли прийти
в себя от изумления и страха.
Времени не стало, как бы
в пространство
превратилось оно, прозрачное, безвоздушное,
в огромную площадь, на которой все, и земля, и жизнь, и люди; и все это видимо одним взглядом, все до самого конца, до загадочного обрыва —
смерти.
Таким образом, земное
в ней. умерло, а другое жило вечно, так она снова
превратилась в непорочную стыдливую деву не
в смерти, а
в благословении…
Герои Достоевского не «новые люди». Мы видели, мысль о
смерти пробуждает
в них тяжелый, мистический ужас; они не могут без содрогания думать «об этом мраке». Если нет личного бессмертия, то жизнь человека
превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание смертной казни.
Перед нами раскрывается загадка
смерти. «Неужели только она правда?» — спрашивает Иван Ильич. Да, перед его жизнью правда — одна
смерть, всегда величавая, глубокая и серьезная. Но
в обманный призрак
превращается смерть, когда перед нею встанет подлинная жизнь, достойная померяться с нею
в глубине и величавой своей серьезности.
Что это? Утешительная уверенность
в незыблемости законов сохранения материи или энергии? Я умру, а закон сохранения энергии будет существовать вечно. Я умру, но не уничтожусь, а
превращусь…
в навоз, на навозе же пышно распустится базаровский «лопух». Какое же это утешение? Как с такою «верою» возможно «бодро и даже весело смотреть
в глаза
смерти»?
Тщета всякого счастия и всякого стяжания пронизала его вместе с образом
смерти Калерии… Все бросить,
превратиться в простеца, дойти до высокого юродства Михаила Терентьича Аршаулова?!
Великие моменты смирения и послушания легко
превращаются в рабство, лицемерие и духовную
смерть, если их признать единственными водителями жизни.