Неточные совпадения
И вот он трясется в развинченной бричке,
по избитой почтовой дороге от Боровичей на Устюжну. Сквозь туман иногда брызгает на колени мелкий, холодный дождь, кожаный
верх брички трясется, задевает
голову, Самгин выставил вперед и открыл зонтик, конец зонтика, при толчках, упирается в спину старика возничего, и старик хрипло вскрикивает...
Снова начал капать дождь. Самгин взял извозчика, спрятался под кожаный
верх пролетки. Лошадь бежала тихо, уродливо подпрыгивал ее круп, цокала какая-то развинченная железина,
по коже над
головой седока сердито барабанил дождь.
Едва только Митя описал, как он, сидя
верхом на заборе, ударил
по голове пестиком вцепившегося в его левую ногу Григория и затем тотчас же соскочил к поверженному, как прокурор остановил его и попросил описать подробнее, как он сидел на заборе.
В мирской сходке, или громаде, несмотря на то что власть его ограничена несколькими голосами,
голова всегда берет
верх и почти
по своей воле высылает, кого ему угодно, ровнять и гладить дорогу или копать рвы.
— И все это ничего не значит. У каждого
верх над своей
головой, а низ — в центре земли… А бог везде, — вверху, и внизу, и
по сторонам. Значит, всюду и можно к нему обращаться. Слушай, Казимир. Был ты этот раз у Яна?
— Иду как-то великим постом, ночью, мимо Рудольфова дома; ночь лунная, молосная, вдруг вижу:
верхом на крыше, около трубы, сидит черный, нагнул рогатую-то
голову над трубой и нюхает, фыркает, большой, лохматый. Нюхает да хвостом
по крыше и возит, шаркает. Я перекрестила его: «Да воскреснет бог и расточатся врази его», — говорю. Тут он взвизгнул тихонько и соскользнул кувырком с крыши-то во двор, — расточился! Должно, скоромное варили Рудольфы в этот день, он и нюхал, радуясь…
Поэта образы живые
Высокий комик в плоть облек…
Вот отчего теперь впервые
По всем бежит единый ток.
Вот отчего театра зала
От
верху до низу одним
Душевным, искренним, родным
Восторгом вся затрепетала.
Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой
головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой,
Несчастный, пьяный, исхудалый,
Но с русской, чистою душой.
Что-то зашуршало и мелькнуло на той стороне выемки, на самом
верху освещенного откоса. Ромашов слегка приподнял
голову, чтобы лучше видеть. Что-то серое, бесформенное, мало похожее на человека, спускалось сверху вниз, едва выделяясь от травы в призрачно-мутном свете месяца. Только
по движению тени да
по легкому шороху осыпавшейся земли можно было уследить за ним.
Признаюсь откровенно, слова эти всегда производили на меня действие обуха, внезапно и со всею силой упавшего на мою
голову. Я чувствую во всем моем существе какое-то страшное озлобление против преступника, я начинаю сознавать, что вот-вот наступает минута, когда эмпирик возьмет
верх над идеалистом, и пойдут в дело кулаки, сии истинные и нелицемерные помощники во всех случаях, касающихся человеческого сердца. И много мне нужно бывает силы воли, чтобы держать руки
по швам.
Над
головами стояло высокое звездное небо,
по которому беспрестанно пробегали огненные полосы бомб; налево, в аршине, маленькое отверстие вело в другой блиндаж, в которое виднелись ноги и спины матросов, живших там, и слышались пьяные голоса их; впереди виднелось возвышение порохового погреба, мимо которого мелькали фигуры согнувшихся людей, и на котором, на самом
верху, под пулями и бомбами, которые беспрестанно свистели в этом месте, стояла какая-то высокая фигура в черном пальто, с руками в карманах, и ногами притаптывала землю, которую мешками носили туда другие люди.
За опричниками ехал сам царь Иван Васильевич,
верхом, в большом наряде, с колчаном у седла, с золоченым луком за спиною. Венец его шишака был украшен деисусом, то есть изображением на финифти спасителя, а
по сторонам богородицы, Иоанна Предтечи и разных святых. Чепрак под ним блистал дорогими каменьями, а на шее у вороного коня вместо науза болталась собачья
голова.
Но стоны повторяются чаще и чаще и делаются, наконец, беспокойными. Работа становится настолько неудобною, что Иудушка оставляет письменный стол. Сначала он ходит
по комнате, стараясь не слышать; но любопытство мало-помалу берет
верх над пустоутробием. Потихоньку приотворяет он дверь кабинета, просовывает
голову в тьму соседней комнаты и в выжидательной позе прислушивается.
Выпалив все это, я тотчас понял, что сказал лишнее и обидное для нее, — она закусила верхнюю губу и хлопнула себя
по бедру, как будто сидела
верхом на лошади. Я смущенно опустил
голову, желая провалиться сквозь землю, но закройщица повалилась на стул и весело захохотала, повторяя...
Обыватели не только ценили такую ровность характера, но даже усматривали в ней признаки доблести; да и нельзя было не ценить, потому что у всех был еще в свежей памяти муж предшествовавшей помпадурши, корнет Отлетаев, который не только разбивал
по ночам винные погреба, но однажды
голый и с штандартом в руках проскакал
верхом через весь город.
Мысль этого момента напоминала свистнувший мимо уха камень: так все стало мне ясно, без точек и запятых. Я успел кинуться к памятнику и, разбросав цветы, взобраться
по выступам цоколя на высоту, где моя
голова была выше колен «Бегущей». Внизу сбилась дико загремевшая толпа, я увидел направленные на меня револьверы и пустоту огромного ящика,
верх которого приходился теперь на уровне моих глаз.
Но вот, слава богу, навстречу едет воз со снопами. На самом
верху лежит девка. Сонная, изморенная зноем, поднимает она
голову и глядит на встречных. Дениска зазевался на нее, гнедые протягивают морды к снопам, бричка, взвизгнув, целуется с возом, и колючие колосья, как веником, проезжают
по цилиндру о. Христофора.
Ирина
верхом обогнала его; рядом с нею ехал тучный генерал. Она узнала Литвинова, кивнула ему
головой и, ударив лошадь
по боку хлыстиком, подняла ее в галоп, потом вдруг пустила ее во всю прыть. Темный вуаль ее взвился
по ветру…
Стульчиком называются две палочки, всегда из сырого тальника, каждая с лишком аршин длиною, которые кладутся крест-накрест и связываются крепкою бечевкою; потом концы их сгибаются вниз и также связываются веревочками, так что все четыре ножки отстоят на четверть аршина одна от другой, отчего весь инструмент и получает фигуру четвероножника, связанного вверху плотно; во внутренние бока этих ножек набиваются волосяные силья, расстоянием один от другого на полвершка; в самом
верху стульчика, в крестообразном его сгибе, должна висеть такая же приманка, какую привязывают к сторожку плахи; приманка бывает со всех сторон окружена множеством настороженных сильев; зверек, стараясь достать добычу, полезет
по которой-нибудь ножке и непременно попадет
головой в силок; желая освободиться, он спрыгнет вниз и повиснет, удавится и запутается в сильях даже всеми ногами.
Я знал, что там передаются самые свежие новости: как вчера у отставного дедушкиного повара Игната Семеновича заболела
голова, а Павел буфетчик в той же избе в своем углу стал на щипок отхватывать «барыню» на балалайке, и как Игнат Семенович два раза крикнул ему: «перестань!», а потом не посмотрел, что он с барского
верха, и расколотил ему балалайку; как третьего дня хоронили мать дурочки Акулины, и как дурочка чудесно
по ней голосила и причитала...
Офицеры
верхами ехали впереди; иные, как говорится на Кавказе, джигитовали, [Джигит — по-кумыцки значит храбрый; переделанное же на русский лад джигитовать соответствует слову «храбриться».] то есть, ударяя плетью
по лошади, заставляли ее сделать прыжка четыре и круто останавливались, оборачивая назад
голову; другие занимались песенниками, которые, несмотря на жар и духоту, неутомимо играли одну песню за другою.
Ночь была темна, а в нашей повозке, конечно, еще темнее. Колеса стучали
по крепко замерзшим колеям, над
головой чуть маячит переплет обтянутого кожей
верха: он казался темным полукругом, и трудно было даже разобрать, действительно ли это переплет над самой
головой или темная туча, несущаяся за нами в вышине. Фартук был задернут, и в небольшое пространство, оставшееся открытым, то и дело залетали к нам из темноты острые снежинки, коловшие лицо, точно иглами.
— Сами вы муж, сами семьи
голова, Патап Максимыч, — улыбнувшись, промолвила Марья Гавриловна. —
По себе посудите — стать ли замужней женщине в такие дела помимо мужа входить?.. У меня все ему сдано… Посидите маленько, не поскучайте со мной, он скоро воротится. Пароход сегодня в
Верху отправляет — хлопоты.
— По-моему, тут главное то, что у него, все едино, как у Никитушки, нет ни отца, ни матери, сам себе
верх, сам себе
голова, — говорила Татьяна Андревна. — Есть, слышно, старая бабушка, да и та, говорят, на ладан дышит, из ума совсем выжила, стало быть, ему не будет помеха. Потому, ежели Господь устроит Наташину судьбу, нечего ей бояться ни крутого свекра, ни лихой свекрови, ни бранчивых деверьёв, ни золовок-колотовок.
Поручик размахнулся шашкою и ударил солдата
по плечу. Солдат отшатнулся, молча втянул
голову и побежал вниз
по откосу. Худой и длинный артиллерийский капитан, с бледным лицом, с огромными глазами, сидел
верхом неподвижно. Он понял, — теперь уж ничего не поделаешь.
День спустя, Екатерина двинулась в Петергоф, во главе ликующего войска. В поэтическом свете прозрачной петербургской ночи, красовалась на коне,
верхом по-мужски, искусная и изящная наездница. На ней был гвардейский мундир времен Петра I, через плечо русская голубая лента, на
голове шляпа в ветвях, из-под которой выбивались красивые локоны. Подле ехала молоденькая восемнадцатилетняя графиня Екатерина Романовна Дашкова в таком же наряде.
Как Авив Щелоков, как человек с образованием и с мыслящей
головой — он не считает всего этого
верхом общественного и нравственного уклада; но это дает ему свободу, какой не имеют"церковные"ни в господствующей церкви, ни в каком другом терпимом исповедании, и за это он благодарит судьбу и ни на какое другое положение
по доброй воле не променяет.
Она пересела еще раз, и еще; потом прилегла впоперек кровати и снова привстала и, улыбнувшись на две лежащие на полу подушки, вспрыгнула и тихо в ту же минуту насупила брови. На верхней подушке,
по самой середине была небольшая ложбинка, как будто бы здесь кто лежал
головою. В самом
верху над этой запавшей ложбинкой, в том месте, где на мертвецком венце нарисован спаситель, сидел серый ночной мотылек. Он сидел, высоко приподнявшись на тоненьких ножках, и то поднимал, то опускал свои крылышки.
Но один человек, который не успел соскочить вместе с другими, заметил, что с другой стороны во весь скок несся
верхом на красно-гнедом коне молодой статный всадник с непокрытою
головой, остриженною
по греческой моде, и с повязкой через левое око.
Да, ничего этого не было в моей
голове, но зато ее посетило забвение. Память вдруг отяжелела, как окунутая в воду птица, и не хотела летать ни
по каким
верхам, а спряталась в какую-то густую тишь — и я не сказал опрометчивого слова, которое уже шевелилось у меня на устах, и всегда радуюсь, что этого не сказал. Иначе я поступил бы дурно, и это, вероятно, лишило бы меня самого отраднейшего случая видеть одно из удивительных проявлений промысла божия, среди полнейшей немощи человеческой.