Неточные совпадения
Понятно, какой переполох произвело неожиданное
появление Веревкина во внутренних покоях самой Марьи Степановны, которая даже побледнела от
страха и посадила Верочку рядом с собой, точно наседка, которая прячет от ястреба своего цыпленка под крылом. У Павлы Ивановны сыпались карты из рук — самый скверный признак, как это известно всем игрокам.
Нам известно также, что час спустя после того, как Аглая Ивановна выбежала от Настасьи Филипповны, а может, даже и раньше часу, князь уже был у Епанчиных, конечно, в уверенности найти там Аглаю, и что
появление его у Епанчиных произвело тогда чрезвычайное смущение и
страх в доме, потому что Аглая домой еще не возвратилась и от него только в первый раз и услышали, что она уходила с ним к Настасье Филипповне.
Озадаченный внезапным
появлением Устиньи, как полотно побледнел Василий Борисыч и, поднявшись с места, дрожавшим от
страха голосом едва мог промолвить...
Но, расходясь, они удивлялись своему смеху, и самые фантастические предположения казались истинными, а на другой день оба со
страхом и страстным любопытством ждали
появления Николая, думая, что именно сегодня и решится томительный вопрос.
Поручик, юный годами и опытностью, хотя и знал, что у русских мужиков есть обычай встречать с хлебом и солью, однако полагал, что это делается не более как для проформы, вроде того, как подчиненные являются иногда к начальству с ничего не значащими и ничего не выражающими рапортами; а теперь, в настоящих обстоятельствах, присутствие этого стола с этими стариками показалось ему даже, в некотором смысле, дерзостью: помилуйте, тут люди намереваются одной собственной особой, одним своим
появлением задать этому мужичью доброго трепету, а тут вдруг, вовсе уж и без малейших признаков какого бы то ни было
страха, выходят прямо перед ним, лицом к лицу, два какие-то человека, да еще со своими поднесениями!
— Возможно ли? Простая крестьяночка! Какое нежное, прелестное и грациозное дитя! — чуть слышными возгласами восторга доносилось до ушей Дуни. Эти возгласы скорее смущали, нежели радовали ее… Уже само
появление ее под столькими взглядами чужих глаз и
страх, что вот-вот выскочит из ее памяти довольно длинный монолог доброй феи, и туманный намек Нан на какую-то близкую радость, все это вместе взятое несказанно волновало Дуню.
Она была замечательно неспокойна и при
появлении Ропшина окинула его тревожным взглядом. Глафира уже чувствовала полный
страх пред этим человеком, а по развившейся в ней крайней подозрительности не могла успокоить себя, что он не пойдет с отчаянья и не начнет как-нибудь поправлять свое положение полной откровенностью пред ее мужем.
Но внимание мое от этого шестого пальца вскоре было отвлечено
появлением в комнате молодого, очень стройного и приятного молодого человека, которому все подавали руки с каким-то худо скрываемым
страхом.
По-прежнему бледная и потрясенная стояла она посреди окружавших ее солдат. Сердце шибко-шибко колотилось теперь в груди Милицы.
Страх за Игоря, за возможность его
появления здесь каждую минуту, почти лишал ее сознания, холодя кровь в жилах. Чутким ухом она неустанно прислушивалась к малейшему шороху, раздававшемуся за стеной сарая, стараясь уловит среди ночных звуков знакомый ей топот коня.
Появление белокурой головки так удивило Тасю, что она мигом забыла и про рыжую кошку, и про недавние
страхи.
Таня, повторяем, успокоилась и даже почти забыла о существовании на деревне отца, тем более что к этому именно времени относится
появление в Зиновьеве первых слухов о близком приезде в Луговое молодого его владельца, князя Сергея Сергеевича. Порой, впрочем, в уме молодой девушки возникала мысль о таинственном «беглом Никите», жившем в Соломонидиной избушке, но эта мысль уже не сопровождалась
страхом, а, скорее, порождалась любопытством.
Таня молчала. Никита стал спускаться с крыльца. Молодая девушка не тронулась с места.
Страх у нее пропал. Никита был теперь далеко не так страшен, как в первый день
появления в Зиновьеве. Он даже несколько пополнел и стал похож на обыкновенного крестьянина, каких было много в Зиновьеве.
Домашние графа — его жена графиня Мария Осиповна, далеко еще не старая женщина, с величественной походкой и с надменно-суровым выражением правильного и до сих пор красивого лица, дочь-невеста Элеонора, или, как ее звали в семье уменьшительно, Лора, красивая, стройная девушка двадцати одного года, светлая шатенка, с холодным, подчас даже злобным взглядом зеленоватых глаз, с надменным, унаследованным от матери выражением правильного, как бы выточенного лица, и сын, молодой гвардеец, только что произведенный в офицеры, темный шатен, с умным, выразительным, дышащим свежестью молодости лицом, с выхоленными небольшими, мягкими, как пух, усиками, — знали о
появлении в их семье маленькой иностранки лишь то немногое, что заблагорассудил сказать им глава семейства, всегда державший последнее в достодолжном
страхе, а с летами ставший еще деспотичнее.
Николай Герасимович со
страхом и надеждой вперил бинокль на ложу Марифоски и нетерпеливо ожидал
появления в ней Николеско.
Наскоро оделся кабинет-министр и отправился во дворец. Внезапному его там
появлению изумились, как удивились бы
появлению преступника, сорвавшегося с цепи. Придворные со
страхом перешептывались; никто не смел доложить о нем императрице. Недолго находился он в этом положении и собирался уж идти далее, прямо в кабинет ее величества, как навстречу ему, из внутренних покоев — Педрилло. Наклонив голову, как разъяренный бык, прямо, всею силою, — в грудь Волынского. На груди означился круг от пудры.