Неточные совпадения
Любовное свидание мужчины с женщиной именовалось «ездою
на остров любви»; грубая терминология анатомии заменилась более утонченною;
появились выражения вроде «шаловливый мизантроп», [Мизантро́п — человек, избегающий общества, нелюдим.] «милая отшельница» и т. п.
Между двух холмов лепилась куча домов, которые то скрывались, то
появлялись из-за бахромы набегавших
на берег бурунов: к вершинам холмов прилипло облако тумана. «Что это такое?» — спросил я лоцмана. «Dover», — каркнул он. Я оглянулся налево: там рисовался неясно сизый, неровный и крутой берег Франции. Ночью мы бросили якорь
на Спитгедском рейде, между
островом Вайтом и крепостными стенами Портсмута.
— Боятся, так и приветливы. Если японцы стали вдруг приветливы, когда вы и американцы
появились с большой силой, то как же не быть приветливыми ликейцам, которых всего от шестидесяти до восьмидесяти тысяч
на острове!
Я, конечно, его не читал и в данном случае пользуюсь цитатами Л. И. Шренка, автора книги «Об инородцах Амурского края».] слышал в 1808 г.
на Сахалине, что по западную сторону
острова часто
появлялись русские суда и что русские в конце концов своими разбойничествами заставили туземцев одну их часть изгнать, другую перебить.
Такое неравномерное распределение полов неизбежно в ссыльной колонии и уравновешение может произойти только с прекращением ссылки или когда
на остров начнет приливать иммиграционный элемент, который сольется со ссыльным, или
появится у нас своя мистрис Фрей, которая будет энергически пропагандировать мысль об отправлении
на Сахалин для развития семейственности транспорта честных девушек из бедных семейств.
Изредка только старый граф, такая же мрачная развалина, как и зáмок
на острове,
появлялся в городе
на своей старой английской кляче.
В «Русских ведомостях» изредка
появлялись мои рассказы. Между прочим, «Номер седьмой», рассказ об узнике в крепости
на острове среди озер. Под заглавием я написал: «Посвящаю Г.А. Лопатину», что, конечно, прочли в редакции, но вычеркнули. Я посвятил его в память наших юных встреч Герману Лопатину, который тогда сидел в Шлиссельбурге, и даже моего узника звали в рассказе Германом. Там была напечатана даже песня «Слушай, Герман, друг прекрасный…»
Я уже подошел к тропинке и хотел свернуть
на остров, как
на дорожке
появились Урмановы. Они горячо говорили о чем-то и оба были взволнованы. Увидев меня, она как будто обрадовалась.
Во все время [жалкой] бесцветности пятидесятых годов г. Плещеев не
появлялся в печати и таким образом спасся от необходимости бежать с своими героями
на необитаемый
остров и остался в действительном мире мелких чиновников, учителей, художников, небольших помещиков, полусветских барынь и барышень и т. п.
— Константин нашел твою голову, получай, —
появляясь около наших саней, говорит Коршунов. — Третья часть находки по закону моя. А впрочем, я великодушно отказываюсь от награды. Ну, медам, куда теперь?
На Острова? Да? — спрашивает Боря.
Говорили, что в полночь
на трубу избушки, в которой жил патер Вацлав, спускается черный ворон и издает зловещий троекратный крик.
На крыльце избушки
появляется сам «чародей» и отвечает своему гостю таким же криком. Ворон слетает с трубы и спускается
на руку патера Вацлава, который и уносит его к себе. Некоторые обыватели, заселявшие окраины Васильевского
острова, клялись и божились, что видели эту сцену собственными глазами.