Неточные совпадения
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только
пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное
тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
— Не верьте ему, — сказал Бердников,
пошевелив грузное
тело свое, подобрал, обсосал нижнюю губу и, вздохнув, продолжал все так же напевно, благосклонно: — Он такую вам биографию мою сочинит, что ужаснетесь.
Ротмистр Попов всем
телом качнулся вперед так, что толкнул грудью стол и звякнуло стекло лампы, он положил руки на стол и заговорил, понизив голос, причмокивая,
шевеля бровями...
Охватив пальцами, толстыми, как сосиски, ручки кресла, он попробовал поднять непослушное
тело; колеса кресла пошевелились, скрипнули по песку, а
тело осталось неподвижным; тогда он,
пошевелив невидимой шеей, засипел...
Симон Картинкин встал, вытянув руки по швам и подавшись вперед всем
телом, не переставая беззвучно
шевелить щеками.
Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие крики падают сверху, с неба, из солнца. Как и давеча, при встрече, — сладкий, дрожащий холод бежит по его
телу и делает кожу жесткой и приподымает и
шевелит волосы на голове.
…Обложенный подушками, весь окутанный мокрыми полотенцами, Кожемякин сидел на постели, стараясь держать голову неподвижно, а когда
шевелил ею, по всему
телу обильно разливалась тупая, одуряющая боль, останавливая сердце, ослепляя глаза.
Точно птицы в воздухе, плавают в этой светлой ласковой воде усатые креветки, ползают по камню раки-отшельники, таская за собой свой узорный дом-раковину; тихо двигаются алые, точно кровь, звезды, безмолвно качаются колокола лиловых медуз, иногда из-под камня высунется злая голова мурены с острыми зубами, изовьется пестрое змеиное
тело, всё в красивых пятнах, — она точно ведьма в сказке, но еще страшней и безобразнее ее; вдруг распластается в воде, точно грязная тряпка, серый осьминог и стремительно бросится куда-то хищной птицей; а вот, не торопясь, двигается лангуст,
шевеля длиннейшими, как бамбуковые удилища, усами, и еще множество разных чудес живет в прозрачной воде, под небом, таким же ясным, но более пустынным, чем море.
Двое присяжных — Додонов и его сосед, рыжий, бритый человек, — наклонив друг к другу головы, беззвучно
шевелили губами, а глаза их, рассматривая девушку, улыбались. Петруха Филимонов подался всем
телом вперёд, лицо у него ещё более покраснело, усы шевелились. Ещё некоторые из присяжных смотрели на Веру, и все — с особенным вниманием, — оно было понятно Лунёву и противно ему.
Сквозь круглое стекло водолазного шлема Сальваторе увидел, что над ним, в аршине над его головой, стоит,
шевеля волнообразно краями своего круглого и плоского, как у камбалы,
тела, гигантский электрический скат сажени в две диаметром, — вот в эту комнату! — как сказал Трама.
— Ну-ка! — сказал Четыхер,
пошевелив плечом. Она, сладко чмокнув губами, спокойно и глубоко вздохнула. Человек посмотрел в лицо девушки, осыпанное рыжими прядями растрепанных волос, — рот Паши был удивленно полуоткрыт, на щеках блестели еще не засохшие слезы, руки бессильно повисли вдоль
тела. Четыхер усмехнулся и, качая головою, проворчал...
Стали над ним: он все еще помаленьку дрожал и трепетал всем
телом, что-то силился сделать руками, языком не
шевелил, но моргал глазами совершенно подобным образом, как, говорят, моргает вся еще теплая залитая кровью и живущая голова, только что отскочившая от палачова топора.
В данном случае было не так. Тут не было ни тени плутовства. Ножи были отточены, как бритва, и старый жонглер ловко вонзал их, совсем близко у
тела своей живой цели, в самые углы между пальцами руки, окружал голову и шею узким кольцом, так что человек, стоящий у экрана, не мог
пошевелить головой, не рискуя порезаться.