Неточные совпадения
Дуняша. А собаки всю ночь не спали,
чуют, что хозяева
едут.
Таисья даже попятилась от такой неожиданности. Златоустовские поморцы-перекрещенцы не признавали о. Спиридония за святого и даже смеялись над ним, а тут вдруг выкатил сам Гермоген, первый раскольщик и смутьян…
Чуяло сердце Таисьи, что быть беде! За Гермогеном показалась из тумана голова лошади, а на ней
ехал верхом Макар Горбатый.
— Как вам сказать… он у нас мировым судьей служит. Да он здесь, с нами же
едет, только во втором классе.
Почуяла кошка, чье мясо съела, — предупредить грозу хочет! Да н'ишто ему: спеши! поспешай! мы свое дело сделаем!
— Иду я, ваше благородие, в волостное — там, знашь, всех нас скопом в работу продают; такие есть и подрядчики, — иду я в волостное, а сам горько-разгорько плачу: жалко мне, знашь, с бабой-то расставаться. Хорошо. Только
чую я, будто позаде кто на телеге
едет — глядь, ан это дядя Онисим."Куда, говорит, путь лежит?"
Соперники одной дорогой
Всё вместе
едут целый день.
Днепра стал темен брег отлогий;
С востока льется ночи тень;
Туманы над Днепром глубоким;
Пора коням их отдохнуть.
Вот под горой путем широким
Широкий пересекся путь.
«Разъедемся, пора! — сказали, —
Безвестной вверимся судьбе».
И каждый конь, не
чуя стали,
По воле путь избрал себе.
— Посмотрю я на тебя, Настасья, ровно тебе не мил стал отцовский дом. Чуть не с самого первого дня, как воротилась ты из обители, ходишь, как в воду опущенная, и все ты делаешь рывком да с сердцем… А только молвил отец: «В Комаров
ехать» — ног под собой не
чуешь… Спасибо, доченька, спасибо!.. Не чаяла от тебя!..
Не
чует погибели близкой Канут,
Он
едет к беде неминучей,
Кругом соловьи, заливаясь, поют,
Шиповник алеет пахучий…
Пока я готовил бумагу, червячки
почуяли на столе свой корм и поползли к нему. Я отодвинул и стал манить червей на лист, и они, как собаки за куском мяса, ползли за листом по сукну стола через карандаши, ножницы и бумагу. Тогда я нарезал бумаги, протыкал ее ножичком, на бумагу наложил листья и совсем с листом наложил бумагу на червяков. Червяки пролезли в дырочки, все взобрались на лист и сейчас же принялись за
еду.
— Совершенно с вами согласен, — решительно сказал Сергей. — Люди устраивают себе тухлятину. Виноваты в этом только они сами. Почему отсюда следует, что нужно давить себя, связывать, взваливать на себя какие-то аскетические ограничения? Раз это — потребность, то она свята, и бежать от нее стыдно и смешно… Эх, ночь какая будет! Господа,
чуете? Давайте, выедем сегодня же. Лошади отдохнули, а ночи теперь лунные, светлые… Заберем всю колонию с собою и
поедем.
Дорога шла уж по песчаной отлогости горы, к тому ж лошади,
чуя близость домашней конюшни, бежали и без понуждения. Но Лиза, в нетерпении увидеть скорее мужа и разрешить мучившую ее загадку, приказывала
ехать шибче.
Улицы даже днем были совершенно пустынны — не было ни проезжающих, ни пешеходов. Изредка появлялись люди, но это были люди официальные, полицейские или чиновники, которых выгнала из дому настоятельная служебная надобность. Они шли или
ехали торопливо, оглядываясь по сторонам, как бы чего-то опасаясь, как бы
чуя за собою погоню.