Неточные совпадения
Пока он поворачивал его,
чувствуя свою шею обнятою огромной исхудалой рукой, Кити быстро, неслышно перевернула подушку, подбила ее и поправила голову больного и редкие его волоса, опять прилипшие
на виске.
Вронский
чувствовал эти направленные
на него со всех сторон глаза, но он ничего не видел, кроме ушей и
шеи своей лошади, бежавшей ему навстречу земли и крупа и белых ног Гладиатора, быстро отбивавших такт впереди его и остававшихся всё в одном и том же расстоянии.
Бархатка эта была прелесть, и дома, глядя в зеркало
на свою шею, Кити
чувствовала, что эта бархатка говорила.
— Анна, за что так мучать себя и меня? — говорил он, целуя ее руки. В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухом звук слез в его голосе и
на руке
своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстную нежность; она обнимала его, покрывала поцелуями его голову,
шею, руки.
— Полноте притворяться, полноте! Бог с вами, кузина: что мне за дело? Я закрываю глаза и уши, я слеп, глух и нем, — говорил он, закрывая глаза и уши. — Но если, — вдруг прибавил он, глядя прямо
на нее, — вы
почувствуете все, что я говорил, предсказывал, что, может быть, вызвал в вас…
на свою шею — скажете ли вы мне!.. я стою этого.
Она обняла его за
шею и нежно привлекла его голову к себе
на грудь. Она была без корсета. Ромашов
почувствовал щекой податливую упругость ее тела и услышал его теплый, пряный, сладострастный запах. Когда она говорила, он ощущал ее прерывистое дыхание
на своих волосах.
— Еще… не так… ближе, — и вдруг левая рука ее стремительно обхватила его
шею, и
на лбу
своем он
почувствовал крепкий, влажный ее поцелуй.
Однажды он особенно ясно
почувствовал её отдалённость от жизни, знакомой ему: сидел он в кухне, писал письмо, Шакир сводил счёт товара, Наталья
шила, а Маркуша
на полу, у печки, строгал
свои палочки и рассказывал Борису о человечьих долях.
Чувствуя, что ему неодолимо хочется спать, а улыбка хозяйки и расстёгнутая кофта её, глубоко обнажавшая
шею, смущают его, будя игривые мысли, боясь уронить чем-нибудь
своё достоинство и сконфузиться, Кожемякин решил, что пора уходить. С Марфой он простился, не глядя
на неё, а Шкалик, цепко сжимая его пальцы, дёргал руку и говорил, словно угрожая...
Между тем Юрий и Ольга, которые вышли из монастыря несколько прежде Натальи Сергевны, не захотев ее дожидаться у экипажа и желая воспользоваться душистой прохладой вечера, шли рука об руку по пыльной дороге;
чувствуя теплоту девственного тела так близко от
своего сердца, внимая шороху платья, Юрий невольно забылся, он обвил круглый стан Ольги одной рукою и другой отодвинул большой бумажный платок, покрывавший ее голову и плечи, напечатлел жаркий поцелуй
на ее круглой
шее; она запылала, крепче прижалась к нему и ускорила шаги, не говоря ни слова… в это время они находились
на перекрестке двух дорог, возле большой засохшей от старости ветлы, коей черные сучья резко рисовались
на полусветлом небосклоне, еще хранящем последний отблеск запада.
Пискарев
чувствовал, что один пожилой человек с почтенною наружностью схватил за пуговицу его фрака и представлял
на его суждение одно весьма справедливое
свое замечание, но он грубо оттолкнул его, даже не заметивши, что у него
на шее был довольно значительный орден.
А через неделю все забылось, и Толкачев опять показывал силу
своих мускулов и заставлял восхищаться ими, но теперь Чистяков не мог без ужаса смотреть
на его красную толстую
шею и огромный кулак и
чувствовал себя в его присутствии таким беззащитным и слабым, как цыпленок перед ястребом.
Как могла, помогала
своей подружке Дорушка, мастерица и рукодельница
на все руки. Несмотря
на свои девять лет, маленькая Иванова
шила и вышивала гладью не хуже другой старшеотделенки, возбуждая восторг и зависть воспитанниц. За искусство Дорушки Павла Артемьевна прощала многое и Дуне, как ближайшей ее подруге. Но Дуня не могла не
чувствовать глубоко затаенной к ее маленькой особе неприязни со стороны ее врага.
Какие-то тиски схватывают его, он
чувствует на шее своей мокрую, холодную веревку.
Она помнит, что когда он ехал в Польшу, назначенный в действующую армию, он со слезами
на глазах просил ее дать ему медальон с ее миниатюрой. Он говорил, что он будет ему талисманом, который охранит его в опасности. Она сама надела ему этот медальон
на золотой цепочке
на шею. Он поцеловал ее руку, и горячая слеза обожгла ее. Княжна
почувствовала даже теперь этот ожог
на своей руке. Потом она почти забыла его.