Неточные совпадения
Апостол-воин, готовый проповедовать крестовый
поход и идти во главе его, готовый отдать за свой народ свою душу, своих
детей, нанести и вынести страшные удары, вырвать душу врага, рассеять его прах… и, позабывши потом победу, бросить окровавленный меч свой вместе с ножнами в глубину морскую…
— Ничего, матушка; уж шестой ребеночек в
походе. Недели через две ожидают. Просили меня побывать около того времени. А у самих в доме бедность такая, что и не глядел бы. Кажись, до
детей ли бы? так нет: туда же!
Но больше всего их очаровывали и крепче всего запечатлелись в их памяти его рассказы о военных
походах, сражениях и стоянках на бивуаках, о победах и отступлениях, о смерти, ранах и лютых морозах, — неторопливые, эпически спокойные, простосердечные рассказы, рассказываемые между вечерним чаем и тем скучным часом, когда
детей позовут спать.
Сохранилось поэтическое предание: казаки, страстные к холостой жизни, положили между собой убивать приживаемых
детей, а жен бросать при выступлении в новый
поход.
— О, всех! всех, мои Иоганус! — отвечала опять Софья Карловна, и василеостровский немец Иоган-Христиан Норк так спокойно глядел в раскрывавшиеся перед ним темные врата сени смертной, что если бы вы видели его тихо меркнувшие очи и его посиневшую руку, крепко сжимавшую руку Софьи Карловны, то очень может быть, что вы и сами пожелали бы пред вашим
походом в вечность услыхать не вопль, не вой, не стоны, не многословные уверения за тех, кого вы любили, а только одно это слово; одно ваше имя, произнесенное так, как произнесла имя своего мужа Софья Карловна Норк в ответ на его просьбу о
детях.
При воспитании своем Петр также имел и «младых сверстников» из
детей боярских; из них наверное известны, впрочем, только двое: Григорий Лукин и Еким Воронин, оба убитые в первом азовском
походе.
В жалованных войскам грамотах, по окончании
походов, иноземные генералы и полковники упоминались ниже городовых дворян, жильцов и
детей боярских; при торжественных выходах они занимали место ниже гостей и купцов».
В стране, где долго, долго брани
Ужасный гул не умолкал,
Где повелительные грани
Стамбулу русский указал,
Где старый наш орел двуглавый
Еще шумит минувшей славой,
Встречал я посреди степей
Над рубежами древних станов
Телеги мирные цыганов,
Смиренной вольности
детей.
За их ленивыми толпами
В пустынях часто я бродил,
Простую пищу их делил
И засыпал пред их огнями.
В
походах медленных любил
Их песен радостные гулы —
И долго милой Мариулы
Я имя нежное твердил.
— Ну, вот! Так вот тебе и умирает сейчас. Типун тебе на язык! Да полно тебе, парень, не накликай зря, не каркай ты, ради Бога… У самого нутро выворотило, видит Бог… Уж, кажись, доведется коли нашего
дите Гореньку живым раздобыть, да самому живу остаться, из
похода вернусь, — к Скорбящей пешком пойду, либо в Колпино к Святителю Николаю Угоднику, полпудовую свечу поставлю, лишь бы Он, Милостивец, Горю нашего сохранил.
Солдат Иван заплакал горькими слезами. Солдат Иван, видевший во время многочисленных
походов, как лилась кровь рекою, солдат Иван, убивавший сам врагов отечества, теперь плакал горькими, неутешными слезами, как маленький
ребенок. Ему бесконечно хотелось сделать добрым и кротким короля Дуль-Дуля, осчастливить его страну, и в то же время он не хотел покрыть позором свое честное солдатское слово.
Яркими примерами таких значительных по своему значению и объему внушений могут служить средневековые крестовые
походы, не только взрослых, но и
детей, и частые, поразительные своей бессмысленностью, эпидемические внушения, как вера в ведьм, в полезность пытки для узнания истины, отыскивание жизненного эликсира, философского камня или страсть к тюльпанам, ценимым в несколько тысяч гульденов за луковицу, охватившая Голландию.
Отворяла ли другое окно — видела, как у церквей городских духовенство благословляло стяги, как отцы, матери и родичи беспрестанно входили в домы божьи для пострига
детей и для служения молебствий о благополучном
походе, как Иоанн-младой делал смотр полкам.
—
Дети! — восклицает он своим. — Видите знамена на этой содомской горе? Они наши родные; на них лики святых заступников наших у престола Божия; им молились наши старики,
дети, жены, отпущая нас в
поход. Попустим ли псам ругаться над ними? Умрем под святыми хоругвями или вырвем их из поганых рук, вынесем на святую Русь и поставим вместо свечи во храме Божием.
Казаки захватили на улице Берлина красивого мальчика. Суворов взял его к себе, заботился о нем во все продолжение
похода и по прибытии на квартиры послал вдове матери мальчика — ее имя и адрес узнал он от
ребенка — следующее письмо.