Неточные совпадения
У меня перед
глазами не было ни затворенной двери комнаты матушки, мимо которой я не мог проходить без содрогания, ни закрытого рояля, к которому не только не подходили, но на который и смотрели с какою-то боязнью, ни траурных одежд (на всех нас были простые дорожные платья), ни всех тех вещей, которые, живо напоминая мне невозвратимую
потерю, заставляли меня остерегаться каждого проявления жизни из страха оскорбить как-нибудь ее память.
Явилась она со слезами на
глазах, говорила, что принимает в нас большое участие; соболезновала о нашей
потере, о нашем бедственном положении, прибавила, что батюшка был сам виноват: что он не по силам жил, далеко забирался и что уж слишком на свои силы надеялся.
И ни в чем еще не был виноват Алексей Степаныч: внушениям семьи он совершенно не верил, да и самый сильный авторитет в его
глазах был, конечно, отец, который своею благосклонностью к невестке возвысил ее в
глазах мужа; об ее болезненном состоянии сожалел он искренне, хотя, конечно, не сильно, а на
потерю красоты смотрел как на временную
потерю и заранее веселился мыслию, как опять расцветет и похорошеет его молодая жена; он не мог быть весел, видя, что она страдает; но не мог сочувствовать всем ее предчувствиям и страхам, думая, что это одно пустое воображение; к тонкому вниманию он был, как и большая часть мужчин, не способен; утешать и развлекать Софью Николавну в дурном состоянии духа было дело поистине мудреное: как раз не угодишь и попадешь впросак, не поправишь, а испортишь дело; к этому требовалось много искусства и ловкости, которых он не имел.
Андреа был пьян. Его стеклянные
глаза странно оживились и блестели на побледневшем лице (только полгода спустя стало известно, что этот безупречно сдержанный, трудолюбивый, талантливый человек каждый вечер напивался в совершенном одиночестве до
потери сознания)…
— Ваша
потеря ужасна, — продолжала, не сводя с него своих
глаз, Вера Сергеевна.
Нет, я напишу до конца. Все равно: если я и брошу перо и эту тетрадь, этот ужасный день будет переживаться мною в тысячный раз; в тысячный раз я испытаю ужас, и мучения совести, и муки
потери; в тысячный раз сцена, о которой я сейчас буду писать, пройдет перед моими
глазами во всех своих подробностях, и каждая из этих подробностей ляжет на сердце новым страшным ударом. Буду продолжать и доведу до конца.
Стрелок с раздробленной кистью руки, страшно охая и закатывая
глаза, с посиневшим от
потери крови и боли лицом, пришел сам и сел у ручья.
Внезапно, вместе с чувством тоски и
потери дыхания, им овладели тошнота и слабость. Все позеленело в его
глазах, потом стало темнеть и проваливаться в глубокую черную пропасть. В его мозгу резким, высоким звуком — точно там лопнула тонкая струна — кто-то явственно и раздельно крикнул: бу-ме-ранг! Потом все исчезло: и мысль, и сознание, и боль, и тоска. И это случилось так же просто и быстро, как если бы кто дунул на свечу, горевшую в темной комнате, и погасил ее…
Он проводил с ними, в роли их игрушки и товарища, по нескольку часов кряду, рассматривая оживленные рожицы тоскливо-грустными
глазами, а потом задумчиво шел в харчевню Вавилова и там молча напивался до
потери сознания.
Я остановился, не выходя на дорожку, бросил на нее пакет на самое видное место и не спускал с него
глаз, полагая, что m-me M* заметит
потерю, воротится, будет искать.
Другой спокойно читает: «
Потери наши незначительны, ранены такие-то офицеры, нижних чинов убито 50, ранено 100», и еще радуется, что мало, а у меня при чтении такого известия тотчас появляется перед
глазами целая кровавая картина.
В один миг, в одну секунду промелькнула перед ним с быстротой молнии все небольшое прошлое его жизни:
потеря родителей… заботы о нем сестры… гимназия, встреча с Милицей… их совместный побег на войну, совместная же разведочная служба… И опять Милица, милая Милица, с её замкнутым, серьезным не по летам лицом, с её синими
глазами, и задумчивыми и энергичными в одно и то же время.
Долго жизнь не давала мне достаточно досугов, но в начале 80-х годов, по поводу приезда в Петербург первой драматической труппы и моего близкого знакомства с молодым польско-русским писателем графом Р-ским, я стал снова заниматься польским языком, брал даже уроки декламации у режиссера труппы и с тех пор уже не переставал читать польских писателей; в разное время брал себе чтецов, когда мне, после
потери одного
глаза, запрещали читать по вечерам.
Только голос стал слабее, и тогда уже начал он жаловаться на катаральное состояние дыхательных путей; жаловался и на болезнь
глаза, которая в скором времени обострилась, причиняла ему впоследствии сильнейшие боли и кончилась
потерею зрения в этом больном
глазе.
Это поведение дочери у гроба отца возмутило соседей и стало надолго предметом обсуждения обывателей Сивцева Вражка. Заметили также взгляды ненависти и презрения, которые подчас останавливала неутешная вдова на своей единственной дочери, которая, казалось бы, в минуту
потери мужа, должна бы была сделаться особенно дорогой для одинокой матери. Все это подтвердило в
глазах обывателей созданную уже целые годы легенду о происхождении этого «звереныша».
Даже
потеря зрения в одном
глазу не портила его внешнего вида.
Единственная наследница богатого имения, которого, по смерти их, сделалась и полною обладательницей на двадцатом году веселой прогулки по пути жизни, она испытала во все продолжение ее только одно горе, не несчастие —
потерю мужа кроткого, терпеливого, смотревшего в
глаза своей повелительнице и любившего ее, как идолопоклонник любит свой кумир.
— Ах, мой друг, я могу сочувствовать вам всей душой! — вздыхает начальник, закатывая
глаза. — Я, душа моя, потерял жену… понимаю. Это такая
потеря… такая
потеря! Это ужясно… это ужясно! Надеюсь, теперь Лизавета Павловна здорова? Какой доктор лечит?
Его добрые и честные
глаза с выступившими на них слезами в то время, как она сама заплакав, говорила с ним о своей
потере, не выходили из ее воображения.
— Почему же, граф, почему? — вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. — Почему, скажите мне. Вы должны сказать. — Он молчал. — Я не знаю, граф, вашего почему, — продолжала она. — Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что-то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. — У нее слезы были в
глазах и в голосе. — У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая
потеря… Извините меня, прощайте. — Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.