Неточные совпадения
«Орудуй, Клим!» По-питерски
Клим
дело оборудовал:
По блюдцу деревянному
Дал дяде и племяннице.
Поставил их рядком,
А сам вскочил
на бревнышко
И громко крикнул: «Слушайте!»
(Служивый не выдерживал
И часто в речь крестьянина
Вставлял словечко меткое
И в ложечки стучал...
— Разве я не вижу, как ты себя
поставил с женою? Я слышал, как у вас вопрос первой важности — поедешь ли ты или нет
на два
дня на охоту. Всё это хорошо как идиллия, но
на целую жизнь этого не хватит. Мужчина должен быть независим, у него есть свои мужские интересы. Мужчина должен быть мужествен, — сказал Облонский, отворяя ворота.
Дело было в том, что в строящемся флигеле рядчик испортил лестницу, срубив ее отдельно и не разочтя подъем, так что ступени все вышли покатые, когда ее
поставили на место. Теперь рядчик хотел, оставив ту же лестницу, прибавить три ступени.
Нужно было
на его место
поставить свежего, современного, дельного человека, совершенно нового, и повести
дело так, чтоб извлечь из всех дарованных дворянству, не как дворянству, а как элементу земства, прав те выгоды самоуправления, какие только могли быть извлечены.
На другой
день рано утром мы ее похоронили за крепостью, у речки, возле того места, где она в последний раз сидела; кругом ее могилки теперь разрослись кусты белой акации и бузины. Я хотел было
поставить крест, да, знаете, неловко: все-таки она была не христианка…
В иной комнате и вовсе не было мебели, хотя и было говорено в первые
дни после женитьбы: «Душенька, нужно будет завтра похлопотать, чтобы в эту комнату хоть
на время
поставить мебель».
Поди ты сладь с человеком! не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное как
день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно
на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю жизнь не
ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
— Неразумная голова, — говорил ему Тарас. — Терпи, козак, — атаман будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном
деле, а тот добрый воин, кто и
на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все-таки
поставит на своем.
Большой собравшися гурьбой,
Медведя звери изловили;
На чистом поле задавили —
И
делят меж собой,
Кто что́ себе достанет.
А Заяц за ушко медвежье тут же тянет.
«Ба, ты, косой»,
Кричат ему: «пожаловал отколе?
Тебя никто
на ловле не видал». —
«Вот, братцы!» Заяц отвечал:
«Да из лесу-то кто ж, — всё я его пугал
И к вам
поставил прямо в поле
Сердечного дружка?»
Такое хвастовство хоть слишком было явно,
Но показалось так забавно,
Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка.
Основу основал, проткал насквозь всю ночь,
Поставил свой товар на-диво,
Засел, надувшися, спесиво,
От лавки не отходит прочь
И думает: лишь только
день настанет,
То всех покупщиков к себе он переманит.
Однажды —
дело было утром — Павел Петрович хорошо себя чувствовал и перешел с постели
на диван, а Николай Петрович, осведомившись об его здоровье, отлучился
на гумно. Фенечка принесла чашку чаю и,
поставив ее
на столик, хотела было удалиться. Павел Петрович ее удержал.
Одну из них, богиню Молчания, с пальцем
на губах, привезли было и
поставили; но ей в тот же
день дворовые мальчишки отбили нос, и хотя соседний штукатур брался приделать ей нос «вдвое лучше прежнего», однако Одинцов велел ее принять, и она очутилась в углу молотильного сарая, где стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас баб.
Самгин шагал мимо его,
ставил ногу
на каблук, хлопал подошвой по полу, согревая ноги, и ощущал, что холод растекается по всему телу. Старик рассказывал: работали они в Польше
на «Красный Крест», строили бараки, подрядчик — проворовался, бежал, их порядили продолжать работу поденно, полтора рубля в
день.
— Ты — глуп, Дронов, — возразил Тагильский, как будто трезвея, и, ударяя ладонью по ручке кресла, продолжал: — Если рядом со средневековым процессом об убийстве евреями воришки Ющинского, убитого наверняка воровкой Чеберяковой,
поставить на суде
дело по убийству Зотовой и привлечь к нему сначала в качестве свидетеля прокурора, зятя губернатора, — р-ручаюсь, что означенный свидетель превратился бы в обвиняемого…
— Вы подумайте — насколько безумное это занятие при кратком сроке жизни нашей! Ведь вот какая штука, ведь жизни человеку в обрез дано. И все больше людей живет так, что все
дни ихней жизни — постные пятницы. И — теснота! Ни вору, ни честному — ногу
поставить некуда, а ведь человек желает жить в некотором просторе и
на твердой почве. Где она, почва-то?
— Только вот беда, — продолжал Леонтий, — к книгам холодна. По-французски болтает проворно, а дашь книгу, половины не понимает; по-русски о сю пору с ошибками пишет. Увидит греческую печать, говорит, что хорошо бы этакий узор
на ситец, и
ставит книги вверх
дном, а по-латыни заглавия не разберет. Opera Horatii [Сочинения Горация (лат.).] — переводит «Горациевы оперы»!..
«Я буду не один, — продолжал я раскидывать, ходя как угорелый все эти последние
дни в Москве, — никогда теперь уже не буду один, как в столько ужасных лет до сих пор: со мной будет моя идея, которой я никогда не изменю, даже и в том случае, если б они мне все там понравились, и дали мне счастье, и я прожил бы с ними хоть десять лет!» Вот это-то впечатление, замечу вперед, вот именно эта-то двойственность планов и целей моих, определившаяся еще в Москве и которая не оставляла меня ни
на один миг в Петербурге (ибо не знаю, был ли такой
день в Петербурге, который бы я не
ставил впереди моим окончательным сроком, чтобы порвать с ними и удалиться), — эта двойственность, говорю я, и была, кажется, одною из главнейших причин многих моих неосторожностей, наделанных в году, многих мерзостей, многих даже низостей и, уж разумеется, глупостей.
Я
ставил стоя, молча, нахмурясь и стиснув зубы.
На третьей же ставке Зерщиков громко объявил zero, не выходившее весь
день. Мне отсчитали сто сорок полуимпериалов золотом. У меня оставалось еще семь ставок, и я стал продолжать, а между тем все кругом меня завертелось и заплясало.
Я
разделил их
на десять частей и решил
поставить десять ставок сряду
на zero, [Ноль (франц.).] каждую в четыре полуимпериала, одну за другой.
А разве вы ожидали противного?..» — «Нет: я сравниваю с нашими офицерами, — продолжал он, —
на днях пришел английский корабль, человек двадцать офицеров съехали сюда и через час
поставили вверх
дном всю отель.
Португальцы
поставили носилки
на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом
деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та, по крайней мере, передаст все подробности. Мы были
на одном из уступов горы,
на половине ее высоты… и того нет: под ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан;
на рейде опять игрушки — корабли, в том числе и наш.
Гребцы бросили весла и,
поставив парус, сами сели
на дно шлюпки и вполголоса бормотали промеж себя.
Но дунул холод, свежий ветер, и стоножки, тараканы — все исчезло. Взяли три рифа, а сегодня, 31-го марта утром, и четвертый. Грот взяли
на гитовы и
поставили грот-трисель. NO дует с холодом: вдруг из тропиков, через пять
дней — чуть не в мороз! Нет и 10° тепла. Стихает — слава Богу!
Я намекнул адмиралу о своем желании воротиться. Но он, озабоченный начатыми успешно и неоконченными переговорами и открытием войны, которая должна была
поставить его в неожиданное положение участника в ней, думал, что я считал конченным самое
дело, приведшее нас в Японию. Он заметил мне, что не совсем потерял надежду продолжать с Японией переговоры, несмотря
на войну, и что, следовательно, и мои обязанности секретаря нельзя считать конченными.
«Что же это? как можно?» — закричите вы
на меня… «А что ж с ним делать? не послать же в самом
деле в Россию». — «В стакан
поставить да
на стол». — «Знаю, знаю.
На море это не совсем удобно». — «Так зачем и говорить хозяйке, что пошлете в Россию?» Что это за житье — никогда не солги!
Известно, что этот микадо (настоящий, законный государь, отодвинутый узурпаторами-наместниками, или сиогунами,
на задний план) не может ни надеть два раза одного платья, ни дважды обедать
на одной посуде. Все это каждый
день меняется, и сиогун аккуратно
поставляет ему обновки, но простые, подешевле.
Тут бы
на дно, а он перекинет
на другой бок, поднимет и
поставит на минуту прямо, потом ударит сверху и погрузит судно в хлябь.
Нехлюдов посидел несколько времени с стариком, который рассказал ему про себя, что он печник, 53 года работает и склал
на своем веку печей что и счету нет, а теперь собирается отдохнуть, да всё некогда. Был вот в городе,
поставил ребят
на дело, а теперь едет в деревню домашних проведать. Выслушав рассказ старика, Нехлюдов встал и пошел
на то место, которое берег для него Тарас.
— Сначала мы
поставим диагноз всему
делу, — мягко заговорил дядюшка… — Главный наследник, Сергей Привалов, налицо, старший брат — сумасшедший, младший в безвестном отсутствии. Так?
На Шатровских заводах около миллиона казенного долга; положение опекунов очень непрочное…
Вечером этого многознаменательного
дня в кабинете Василья Назарыча происходила такая сцена. Сам старик полулежал
на свеем диване и был бледнее обыкновенного.
На низенькой деревянной скамеечке,
на которую Бахарев обыкновенно
ставил свою больную ногу, теперь сидела Надежда Васильевна с разгоревшимся лицом и с блестящими глазами.
Приходилось везде поспевать самому, чтобы
поставить сразу все
дело на твердую почву.
На этот раз губернатор принял Привалова довольно сухо: какая-то искусная канцелярская рука успела уже «
поставить дело» по-своему.
Спустя немного времени один за другим начали умирать дети. Позвали шамана. В конце второго
дня камлания он указал место, где надо
поставить фигурное дерево, но и это не помогло. Смерть уносила одного человека за другим. Очевидно, черт поселился в самом жилище. Оставалось последнее средство — уступить ему фанзу. Та к и сделали. Забрав все имущество, они перекочевали
на реку Уленгоу.
Как это было просто! В самом
деле, стоит только присмотреться к походке молодого человека и старого, чтобы увидеть, что молодой ходит легко, почти
на носках, а старый
ставит ногу
на всю ступню и больше надавливает
на пятку. Пока мы с Дерсу осматривали покинутый бивак, Чжан Бао и Чан Лин развели огонь и
поставили палатку.
Здесь случилось маленькое происшествие, которое задержало нас почти
на целый
день. Ночью мы не заметили, как вода подошла к биваку. Одна нарта вмерзла в лед. Пришлось ее вырубать топорами, потом оттаивать полозья
на огне и исправлять поломки. Наученные опытом, дальше
на биваках мы уже не оставляли нарты
на льду, а
ставили их
на деревянные катки.
А впрочем,
на что ему и знать свое дело-то; лишь бы взятки брал да колонн, столбов то есть, побольше
ставил для наших столбовых дворян!
Перед лицами высшими Хвалынский большей частью безмолвствует, а к лицам низшим, которых, по-видимому, презирает, но с которыми только и знается, держит речи отрывистые и резкие, беспрестанно употребляя выраженья, подобные следующим: «Это, однако, вы пус-тя-ки говорите», или: «Я, наконец, вынужденным нахожусь, милосвый сдарь мой, вам
поставить на вид», или: «Наконец вы должны, однако же, знать, с кем имеете
дело», и пр.
Матушка ваша за мною в город посылали; мы вам кровь пустили, сударыня; теперь извольте почивать, а
дня этак через два мы вас, даст Бог,
на ноги
поставим».
Не хотелось мне здесь останавливаться, но делать было нечего. Сумерки приближались, и надо было торопиться.
На дне ущелья шумел поток, я направился к нему и, выбрав место поровнее, приказал
ставить палатки.
На биваке Дерсу проявлял всегда удивительную энергию. Он бегал от одного дерева к другому, снимал бересту, рубил жерди и сошки,
ставил палатку, сушил свою и чужую одежду и старался разложить огонь так, чтобы внутри балагана можно было сидеть и не страдать от дыма глазами. Я всегда удивлялся, как успевал этот уже старый человек делать сразу несколько
дел. Мы давно уже разулись и отдыхали, а Дерсу все еще хлопотал около балагана.
Дерсу советовал крепче
ставить палатки и, главное, приготовить как можно больше дров не только
на ночь, но и
на весь завтрашний
день. Я не стал с ним больше спорить и пошел в лес за дровами. Через 2 часа начало смеркаться. Стрелки натаскали много дров, казалось, больше чем нужно, но гольд не унимался, и я слышал, как он говорил китайцам...
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня.
На этот
день на разведки я послал казаков, а сам с Дерсу остался
на биваке. Мы скоро
поставили односкатную палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я делал записи в свой дневник.
Он старательно очистил ее от песка и обтер травой, затем перевернул вверх
дном и
поставил на катки.
Например, нейтральные и ненейтральные комнаты строго различаются; но разрешение
на допуск в ненейтральные комнаты установлено раз навсегда для известного времени
дня: это потому, что две из трех граней
дня перенесены в ненейтральные комнаты; установился обычай пить утренний чай в ее комнате, вечерний чай в его комнате; вечерний чай устраивается без особенных процедур; слуга, все тот же Степан, вносит в комнату Александра самовар и прибор, и только; но с утренним чаем особая манера: Степан
ставит самовар и прибор
на стол в той нейтральной комнате, которая ближе к комнате Веры Павловны, и говорит Александру Матвеичу, что самовар подан, то есть говорит, если находит Александра Матвеича в его кабинете; но если не застает?
— Ах, боже мой! И все замечания, вместо того чтобы говорить
дело. Я не знаю, что я с вами сделала бы — я вас
на колени
поставлю: здесь нельзя, — велю вам стать
на колени
на вашей квартире, когда вы вернетесь домой, и чтобы ваш Кирсанов смотрел и прислал мне записку, что вы стояли
на коленях, — слышите, что я с вами сделаю?
—
Дело не трудное, стоит
поставить «М. le comte» вместо «М. le consul»; [«Господин граф»… «Господин консул» (фр.).]
на это я согласен.
Дело это было мне знакомое: я уже в Вятке
поставил на ноги неофициальную часть «Ведомостей» и поместил в нее раз статейку, за которую чуть не попал в беду мой преемник. Описывая празднество
на «Великой реке», я сказал, что баранину, приносимую
на жертву Николаю Хлыновскому, в стары годы раздавали бедным, а нынче продают. Архиерей разгневался, и губернатор насилу уговорил его оставить
дело.
Университет, впрочем, не должен оканчивать научное воспитание; его
дело —
поставить человека à même [дать ему возможность (фр.).] продолжать
на своих ногах; его
дело — возбудить вопросы, научить спрашивать.
Бродя по улицам, мне наконец пришел в голову один приятель, которого общественное положение
ставило в возможность узнать, в чем
дело, а может, и помочь. Он жил страшно далеко,
на даче за Воронцовским полем; я сел
на первого извозчика и поскакал к нему. Это был час седьмой утра.
С этими словами она выбежала из девичьей и нажаловалась матушке. Произошел целый погром. Матушка требовала, чтоб Аннушку немедленно услали в Уголок, и даже грозилась отправить туда же самих тетенек-сестриц. Но благодаря вмешательству отца
дело кончилось криком и угрозами. Он тоже не похвалил Аннушку, но ограничился тем, что
поставил ее в столовой во время обеда
на колени. Сверх того, целый месяц ее «за наказание» не пускали в девичью и носили пищу наверх.