Неточные совпадения
Пока капитан ел и пил,
матрос искоса
посматривал на него, затем, не удержавшись, сказал...
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно
смотря в полуоткрытую дверь, затем перешел к себе. Здесь он то сидел, то ложился; то, прислушиваясь к треску брашпиля, выкатывающего громкую цепь, собирался выйти
на бак, но вновь задумывался и возвращался к столу, чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком в дверь вывел его из маниакального состояния; он повернул ключ, впустив Летику.
Матрос, тяжело дыша, остановился с видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
Однажды, при них, заставили
матрос маршировать: японцы сели
на юте
на пятках и с восторгом
смотрели, как четыреста человек стройно перекидывали в руках ружья, точно перья, потом шли, нога в ногу, под музыку, будто одна одушевленная масса.
Один
смотрит, подняв брови, как
матросы, купаясь, один за другим бросаются с русленей прямо в море и
на несколько мгновений исчезают в воде; другой присел над люком и не сводит глаз с того, что делается в кают-компании; третий, сидя
на стуле, уставил глаза в пушку и не может от старости свести губ.
Я отвык в три месяца от моря и с большим неудовольствием
смотрю, как все стали по местам, как четверо рулевых будто приросли к штурвалу, ухватясь за рукоятки колеса, как
матросы полезли
на марсы и как фрегат распустил крылья, а дед начал странствовать с юта к карте и обратно.
Мы с любопытством
смотрели на все: я искал глазами Китая, и шкипер искал кого-то с нами вместе. «Берег очень близко, не пора ли поворачивать?» — с живостью кто-то сказал из наших. Шкипер схватился за руль, крикнул — мы быстро нагнулись, паруса перенесли
на другую сторону, но шкуна не поворачивала; ветер ударил сильно — она все стоит: мы были
на мели. «Отдай шкоты!» — закричали офицеры нашим
матросам. Отдали, и шкуна, располагавшая лечь
на бок, выпрямилась, но с мели уже не сходила.
— Вишь, какой бравый! — сказал
матрос, который преспокойно
смотрел на падавшую бомбу и опытным глазом сразу расчел, что осколки ее не могут задеть в траншее: — и ложиться не хочет.
Одного я боюсь, что под влиянием жужжания пуль, высовываясь из амбразуры, чтобы
посмотреть неприятеля, вы ничего не увидите, а ежели увидите, то очень удивитесь, что этот белый каменистый вал, который так близко от вас и
на котором вспыхивают белые дымки, этот-то белый вал и есть неприятель — он, как говорят солдаты и
матросы.
А всё те же звуки раздаются с бастионов, всё так же — с невольным трепетом и суеверным страхом, —
смотрят в ясный вечер французы из своего лагеря
на черную изрытую землю бастионов Севастополя,
на черные движущиеся по ним фигуры наших
матросов и считают амбразуры, из которых сердито торчат чугунные пушки; всё так же в трубу рассматривает, с вышки телеграфа, штурманский унтер-офицер пестрые фигуры французов, их батареи, палатки, колонны, движущиеся по Зеленой горе, и дымки, вспыхивающие в траншеях, и всё с тем же жаром стремятся с различных сторон света разнородные толпы людей, с еще более разнородными желаниями, к этому роковому месту.
Говоря всё это одним духом, женщина эта
смотрит то
на вас, то
на матроса, который, отвернувшись и как будто не слушая ее, щиплет у себя
на подушке корпию, и глаза ее блестят каким-то особенным восторгом.
В это время к вам подходит женщина в сереньком полосатом платье, повязанная черным платком; она вмешивается в ваш разговор с
матросом и начинает рассказывать про него, про его страдания, про отчаянное положение, в котором он был четыре недели, про то, как, бывши ранен, остановил носилки, с тем чтобы
посмотреть на залп нашей батареи, как великие князья говорили с ним и пожаловали ему 25 рублей, и как он сказал им, что он опять хочет
на бастион, с тем, чтобы учить молодых, ежели уже сам работать не может.
Этот человек сразу и крепко привязал меня к себе; я
смотрел на него с неизбывным удивлением, слушал, разинув рот. В нем было, как я думал, какое-то свое, крепкое знание жизни. Он всем говорил «ты»,
смотрел на всех из-под мохнатых бровей одинаково прямо, независимо, и всех — капитана, буфетчика, важных пассажиров первого класса — как бы выравнивал в один ряд с самим собою, с
матросами, прислугой буфета и палубными пассажирами.
На корабле остались Гораций, повар, агент, выжидающий случая проследить ходы контрабандной торговли, и один
матрос; все остальные были арестованы или получили расчет из денег, найденных при Гезе. Я не особо вникал в это, так как
смотрел на Биче, стараясь уловить ее чувства.
— Совершенная чепуха, — сказал он, обращаясь ко мне, но
смотря на первого
матроса.
Разговор был прерван появлением
матроса, пришедшего за огнем для трубки. «Скоро ваш отдых», — сказал он мне и стал копаться в углях. Я вышел, заметив, как пристально
смотрела на меня девушка, когда я уходил. Что это было? Отчего так занимала ее история, одна половина которой лежала в тени дня, а другая — в свете ночи?
Фома любил
смотреть, когда моют палубу: засучив штаны по колени,
матросы, со швабрами и щетками в руках, ловко бегают по палубе, поливают ее водой из ведер, брызгают друг
на друга, смеются, кричат, падают, — всюду текут струи воды, и живой шум людей сливается с ее веселым плеском.
Фома видел, как отец взмахнул рукой, — раздался какой-то лязг, и
матрос тяжело упал
на дрова. Он тотчас же поднялся и вновь стал молча работать…
На белую кору березовых дров капала кровь из его разбитого лица, он вытирал ее рукавом рубахи,
смотрел на рукав и, вздыхая, молчал. А когда он шел с носилками мимо Фомы,
на лице его, у переносья, дрожали две большие мутные слезы, и мальчик видел их…
Лежал он
на спине, ногами к открытому месту, голову слегка запрятав в кусты: будто, желая покрепче уснуть, прятался от солнца; отвел Саша ветку с поредевшим желтым листом и увидел, что
матрос смотрит остекленело, а рот черен и залит кровью; тут же и браунинг — почему-то предпочел браунинг.
За проезд
на пассажирском пароходе нам нечем платить, мы взяты
на баржу «из милости», и, хотя мы «держим вахту», как
матросы, все
на барже
смотрят на нас точно
на нищих.
Матросы оказались добрыми ребятами, все они были земляки мне, исконные волгари; к вечеру я чувствовал себя своим человеком среди них. Но
на другой день заметил, что они
смотрят на меня угрюмо, недоверчиво. Я тотчас догадался, что черт дернул Баринова за язык и этот фантазер что-то рассказал
матросам.
— Эка благодать! — говорили
матросы,
посматривая на остров.
Но он, как подвахтенный, не счел возможным принять предложение и, поблагодарив
матросов, остался
на своем месте,
на котором можно было и
посматривать вперед, и видеть, что делается
на баке, и в то же время слушать этого необыкновенно симпатичного Бастрюкова.
— Туда же… лезет! Оскорбил, говорит,
матроса. Вы-то, господа, не забиждайте
матроса, а свой брат, небось, не забидит. Может, и крепостных имеет, живет в холе и трудов настоящих не знает, а учит. Ты поживи-ка
на свете, послужи-ка как следовает, тогда
посмотрим, как-то ты сам не вдаришь никого… Так, зря мелет! — закончил боцман и плюнул за борт.
В немногочисленной публике, сидящей
на скамьях, легкое волнение. Все не без любопытства
смотрят на белобрысого, курносого
матроса Ефремова, сконфуженное лицо которого дышит добродушием и некоторым недоумением. Он сидит отдельно, сбоку, за черной решеткой, рядом с Ашаниным, а против них, за такой же решеткой, высокий, стройный и красивый сипай, с бронзово-смуглым лицом и большими темными, слегка навыкате глазами, серьезными и не особенно умными.
— Особенно ты, Федотов,
смотри… не зверствуй… У тебя есть эта привычка непременно искровянить
матроса… Я тебя не первый день знаю… Ишь ведь у тебя, у дьявола, ручища! — прибавил старший офицер, бросая взгляд
на действительно огромную, жилистую, всю в смоле, руку боцмана, теребившую штанину.
Через пять минут четыре
матроса уже сидели в отгороженном пространстве
на палубе, около бака, и перед ними стояла ендова водки и чарка.
Матросы любопытно
посматривали, что будет дальше. Некоторые выражали завистливые чувства и говорили...
Ходить по палубе не особенно удобно. Она словно выскакивает из-под ног. Ее коварная, кажущаяся ровной поверхность заставляет проделывать всевозможные эквилибристические фокусы, чтобы сохранить закон равновесия тел и не брякнуться со всех ног. Приходится примоститься где-нибудь у пушки или под мостиком и
смотреть на беснующееся море,
на тоскливое небо,
на притулившихся вахтенных
матросов,
на прижавшегося у люка Умного и
на грустно выглядывающих из-за люка Егорушку и Соньку.
Володя стоял минут пять, в стороне от широкой сходни, чтобы не мешать
матросам, то и дело проносящим тяжелые вещи, и
посматривал на кипучую работу, любовался рангоутом и все более и более становился доволен, что идет в море, и уж мечтал о том, как он сам будет капитаном такого же красавца-корвета.
Ашанин, стоявший штурманскую вахту и бывший тут же
на мостике, у компаса, заметил, что Василий Федорович несколько взволнован и беспокойно
посматривает на наказанных
матросов. И Ашанин, сам встревоженный, полный горячего сочувствия к своему капитану, понял, что он должен был испытать в эти минуты: а что, если в самом деле
матросы перепьются, и придуманное им наказание окажется смешным?
Долго еще
смотрели моряки
на этот городок. Уже корвет вышел из лагуны и, застопорив машину, оделся всеми парусами и под брамсельным ветерком, слегка накренившись, пошел по Тихому океану, взяв курс по направлению южных островов Японии, а
матросы все еще нет-нет да и оторвутся от утренней чистки, чтобы еще раз взглянуть
на приютившийся под склонами городок… Вот он уменьшается, пропадает из глаз и
на горизонте только виднеется серое пятно острова.
Они исчезли из глаз, а Володя все еще раздумчиво
смотрел на океан, находясь под сильным впечатлением рассуждений
матроса. И в голове его проносились мысли: «И с таким народом, с таким добрым, всепрощающим народом да еще быть жестоким!» И он тут же поклялся всегда беречь и любить
матроса и, обращаясь к Бастрюкову, восторженно проговорил...
Но все до единого человека и без того были наверху и жадными глазами
смотрели на видневшийся за фортами Кронштадт.
Матросы снимали шапки и крестились
на макушки церквей.
Все
матросы и офицеры были наверху и с бледными испуганными лицами
смотрели то
на бушующий океан, то
на мостик. Многие крестились и шептали молитвы. Смерть, казалось,
смотрела на моряков из этих водяных громад, которые, казалось, вот-вот сейчас задавят маленький корвет.
— То-то и есть! — не то укорительно, не то отвечая
на какие-то занимавшие его мысли, проговорил громко один рыжий
матрос и несколько времени
смотрел на то место, куда бросили двух моряков.
— Дайте мне слово, что вы будете
смотреть друг за другом, и что никто из вас не вернется
на корвет в свинском бесчувственном виде. Это недостойно порядочного
матроса. Обещаете своему командиру?
К таким симпатичным портам принадлежал и Гонолулу, и когда ранним прелестным утром «Коршун» тихим ходом выбрался из лагуны, проходя мимо стоявших
на рейде судов, все — и офицеры и
матросы —
смотрели на этот маленький городок, утопавший в зелени и сверкавший под лучами солнца, с нежным чувством, расставаясь с ним не без сожаления.
На другой день я встал чуть свет. Майданов лежал
на кровати одетый и мирно спал. Потом я узнал, что ночью он дважды подымался к фонарю, ходил к сирене, был
на берегу и долго
смотрел в море. Под утро он заснул. В это время в «каюту» вошел
матрос. Я хотел было сказать ему, чтобы он не будил смотрителя, но тот предупредил меня и громко доложил...
Шлюпку спустили
на воду. В нее сели трое
матросов и положили Перновского. Публика молча
смотрела, как лодка причаливала к берегу острова.