Неточные совпадения
Взгляд ее не следил за ним, как прежде. Она
смотрела на него, как будто давно знала, изучила его, наконец, как будто он ей ничего, все равно как
барон, — словом, он точно не видал ее с год, и она
на год созрела.
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал
барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким местам!» Мы распрощались с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и с смеющимся доктором. «Я надеюсь с вами увидеться, — кричал доктор, — если не
на возвратном пути, так я приеду в Саймонстоун: там у меня служит брат, мы вместе поедем
на самый мыс
смотреть соль в горах, которая там открылась».
В самом деле, в тюрьмах, когда нас окружали черные, пахло не совсем хорошо, так что
барон, более всех нас заслуживший от Зеленого упрек в «нежном воспитании»,
смотрел на них, стоя поодаль.
Но в Аяне, по молодости лет его, не завелось гостиницы, и потому путешественники, походив по берегу, купив что надобно, возвращаются обыкновенно спать
на корабль. Я
посмотрел в недоумении
на барона Крюднера, он
на Афанасья, Афанасий
на Тимофея, потом поглядели
на князя Оболенского, тот
на Тихменева, а этот
на кучера Ивана Григорьева, которого князь Оболенский привез с собою
на фрегате «Диана», кругом Америки.
Я
смотрю на него, что он такое говорит. Я попался: он не англичанин, я в гостях у американцев, а хвалю англичан. Сидевший напротив меня
барон Крюднер закашлялся своим смехом. Но кто ж их разберет: говорят, молятся, едят одинаково и одинаково ненавидят друг друга!
«
Посмотрите, какой красавец!» — сказал
барон, указывая
на англичанина.
Когда мы входили
на университетский двор, я
посмотрел на моего
барона: пухленькие щечки его были очень бледны, и вообще ему было плохо.
Вследствие его и досады, порожденной им, напротив, я даже скоро нашел, что очень хорошо, что я не принадлежу ко всему этому обществу, что у меня должен быть свой кружок, людей порядочных, и уселся
на третьей лавке, где сидели граф Б.,
барон З., князь Р., Ивин и другие господа в том же роде, из которых я был знаком с Ивиным и графом Б. Но и эти господа
смотрели на меня так, что я чувствовал себя не совсем принадлежащим и к их обществу.
В таком расположении духа я приехал
на первый экзамен. Я сел
на лавку в той стороне, где сидели князья, графы и
бароны, стал разговаривать с ними по-французски, и (как ни странно сказать) мне и мысль не приходила о том, что сейчас надо будет отвечать из предмета, который я вовсе не знаю. Я хладнокровно
смотрел на тех, которые подходили экзаменоваться, и даже позволял себе подтрунивать над некоторыми.
Барон продолжал грустно
смотреть на княгиню.
— С девушкой даже? — повторил
барон. — Но как же княгиня
на это
смотрит? — прибавил он.
Во все это время
барон то
смотрел на одну из вывешенных новых ландкарт, то с нетерпением взглядывал
на своего товарища; ему, должно быть, ужасно было скучно, и вообще, как видно, он не особенно любил посещать хранилище знаний человеческих.
— Этакая прелесть, чудо что такое! — произносил
барон с разгоревшимися уже глазами, стоя перед другой короной и
смотря на огромные изумрудные каменья. Но что привело его в неописанный восторг, так это бриллианты в шпаге, поднесенной Парижем в 14-м году Остен-Сакену. [Остен-Сакен, Дмитрий Ерофеевич (1790—1881) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник всех войн России против наполеоновской Франции.]
Чебутыкин. Ничего. Глупости. Соленый стал придираться к
барону, а тот вспылил и оскорбил его, и вышло так в конце концов, что Соленый обязан был вызвать его
на дуэль. (
Смотрит на часы.) Пора бы, кажется, уж… В половине первого, в казенной роще, вот в той, что отсюда видать за рекой… Пиф-паф. (Смеется.) Соленый воображает, что он Лермонтов, и даже стихи пишет. Вот шутки шутками, а уж у него третья дуэль.
Барон и баронесса быстро повернулись и почти побежали от меня в испуге. Из публики иные заговорили, другие
смотрели на меня в недоумении. Впрочем, не помню хорошо.
Добрейший
барон Андрей Васильевич прямо заключает меня в свои объятия,
смотрит на меня своими ласковыми синими глазами и, пожимая руки, говорит...
Разве я не был и велик, и свободен, и счастлив? Как средневековый
барон, засевший, словно в орлином гнезде, в своем неприступном за́мке, гордо и властно
смотрит на лежащие внизу долины, так непобедим и горд был я в своем за́мке, за этими черными костями. Царь над самим собой, я был царем и над миром.
— Мне не бывает так досадно, — кончила Илька, — когда моего отца бьют пьяные мужики или полицейские. Полиция,
барон, не позволяет нам играть в больших городах. Но мне досадно, обидно, оскорбительно…обидно, когда женщина, образованная, знатная, с нежным лицом…И какое она имеет право
смотреть на нас так надменно, так презрительно? Никто не имеет права так
смотреть на нас!
Барон с негодованием
посмотрел на жирную, лоснящуюся физиономию Цвибуша и сжал правый кулак.
— Что касается миллионов
барона, то я к ним отношусь очень хладнокровно. Я не из тех женщин, которые
смотрят на деньги, как
на главный двигатель их жизни. Да и
барон, хотя и миллионер, но не из тех людей, которые тратят свои миллионы
на женщину, с которой живут. Многого я ему не стою, и я не стараюсь его обирать, так как это не в моем характере. С годами, с опытностью, может быть, это разовьется и во мне, как у других женщин, но пока эти алчные чувства, вероятно, спят во мне… Они чужды мне…
Барон до крови закусил себе губы и злобно
посмотрел на свою супругу, стоявшую с опущенной головой и со свертком процентных бумаг в руке.
— Отлично… Но вот что значит предчувствие… Отправлял посылку… Слышу идет поезд, дай, думаю,
посмотрю, не приехал ли кто из русских… Сколько раз бываю
на вокзале, никогда этого не приходило в голову, а сегодня вдруг… и встречаю тебя… В этом есть нечто таинственное, — говорил
барон. — Ты сюда надолго?
— Прошу уволить, высокопочтенная баронесса! — перебил генерал. — Мы поедим, попьем, поспим и тогда примемся за важные дела. Но если для лучшего аппетита необходимо привесть в движение механизм языков, то попытаемся заставить говорить вашего почтенного свата. Гм! например, господин
барон Фюренгоф, что бы вы, добрый лифляндец и верноподданный его величества, что бы вы сделали, встретив изменника Паткуля (генерал
посмотрел на Красного носа) в таком месте, где бы он мог быть пойман и предан в руки правосудия?
— Tete-a-tete продолжается немного долго, — заметил между тем
барон Гемпель, насмешливо
посматривая на Неелова. — Вас не гложет ревность?
— Посол всемощнейшего, всесветлейшего императора немецкого Фридерика III, благороднейший рыцарь Поппель, по прозванию
барон Эренштейн (здесь он иронически
посмотрел на Антона), приказал тебе, лекарю Антону, немедленно явиться к нему.