Неточные совпадения
Из нашей же
фамилии Простаковых,
смотри — тка,
на боку лежа, летят себе в чины.
Смотря долго
на имена их, он умилился духом и, вздохнувши, произнес: «Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! что вы, сердечные мои, поделывали
на веку своем? как перебивались?» И глаза его невольно остановились
на одной
фамилии: это был известный Петр Савельев Неуважай-Корыто, принадлежавший когда-то помещице Коробочке.
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти детским дискантом.
На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый глаз казался больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая борода, почти обнажая подбородок и толстую нижнюю губу. Назвав свою
фамилию, он пристально, разномерными глазами
посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы. Глаза — черные и очень блестящие.
— Позвольте, однако, узнать вашу
фамилию, вы все
смотрели на меня? — ступил вдруг ко мне учитель с подлейшей улыбкой.
Едва, как отрезанный, затих последний слог последнего падежа, — в классе, точно по волшебству, новая перемена.
На кафедре опять сидит учитель, вытянутый, строгий, чуткий, и его блестящие глаза, как молнии, пробегают вдоль скамей. Ученики окаменели. И только я, застигнутый врасплох,
смотрю на все с разинутым ртом… Крыштанович толкнул меня локтем, но было уже поздно: Лотоцкий с резкой отчетливостью назвал мою
фамилию и жестом двух пальцев указал
на угол.
Все это было так завлекательно, так ясно и просто, как только и бывает в мечтах или во сне. И видел я это все так живо, что… совершенно не заметил, как в классе стало необычайно тихо, как ученики с удивлением оборачиваются
на меня; как
на меня же
смотрит с кафедры старый учитель русского языка, лысый, как колено, Белоконский, уже третий раз окликающий меня по
фамилии… Он заставил повторить что-то им сказанное, рассердился и выгнал меня из класса, приказав стать у классной двери снаружи.
Этой одной
фамилии было достаточно, чтобы весь банк встрепенулся. Приехал сам Прохоров, — это что-нибудь значило. Птица не маленькая и недаром прилетела. Артельщики из кассы, писаря, бухгалтеры — все
смотрели на знаменитого винного короля, и все понимали, зачем он явился. Галактион не вышел навстречу, а попросил гостя к себе, в комнату правления.
Один из них, по
фамилии Беспалов, строит
на своем участке большой двухэтажный дом с балконом, похожий
на дачу, и все
смотрят на постройку с недоумением и не понимают, зачем это; то, что богатый человек, имеющий взрослых сыновей, быть может, останется навсегда в Рыковском в то время, как отлично мог бы устроиться где-нибудь
на Зее, производит впечатление странного каприза, чудачества.
Веселее и приветливее всех
смотрит казенный дом, где живет надзиратель Убьенных, маленький, тщедушный солдатик, с выражением, которое вполне подходит к его
фамилии;
на лице у него в самом деле что-то убиенное, горько-недоумевающее.
В письме был только печатный бланк с приглашением поступить в члены общества. Сообщался адрес и размер членского взноса. Цифра этого взноса поразила Анну, когда барыня иронически перевела приглашение… Однако девушка спрятала письмо и порой вынимала его по вечерам и
смотрела с задумчивым удивлением: кто же это мог заметить ее в этой стране и так правильно написать
на конверте ее имя и
фамилию?
— Эх, брат Григорий, говорил я тебе, — продолжал дядя, с укоризною
посмотрев на Видоплясова, — сложили они, видишь, Сергей, какую-то пакость в рифму
на его
фамилию. Он ко мне, жалуется, просит, нельзя ли как-нибудь переменить его
фамилию, и что он давно уж страдал от неблагозвучия…
Я
смотрел на дядю во все глаза.
Фамилия Ежевикин совершенно вылетела у меня из головы. Я геройствовал, всю дорогу мечтал о своей предполагаемой суженой, строил для нее великодушные планы и совершенно позабыл ее
фамилию или, лучше сказать, не обратил
на это никакого внимания с самого начала.
Он назвал
фамилию редактора, сообщил его адрес и
посмотрел на меня такими глазами, когда желают покойной ночи.
— Сидим с Саввой в директорском кабинете в отцовском кресле.
Посмотрел в напечатанном списке членов свою
фамилию и говорит: «Очень, очень-с хорошо-с… очень-с рад-с… успеха желаю-с…» Я ему о тысяче рублей заимообразно… Как кипятком его ошпарил! Он откинулся к спинке кресла, поднял обе руки против головы, ладонями наружу, как
на иконах молящихся святых изображают, закатив вверх свои калмыцкие глаза, и елейно зашептал...
Отец… (Нежно.) Твой отец не стоит того, чтоб его искать. Но я бы желала, чтоб он
посмотрел на нас. Только бы
посмотрел; а нашим счастием мы с ним не поделимся. Зачем тебе отец? Ты будешь хорошим актером, у нас есть состояние… А
фамилия… Ты возьмешь мою
фамилию и можешь носить ее с гордостью; она нисколько не хуже всякой другой.
Дама
посмотрела на него внимательно. Далее потом
на вопрос Бегушева об ее имени и отчестве она отвечала, что имя ее очень прозаическое: Домна Осиповна, а
фамилия и еще хуже того: Олухова. О
фамилии самого Бегушева она не спрашивала и сказала, что давно его знает.
Часто директор по получении почты сам входил в класс и,
смотря на конверты, громко называл ученика по
фамилии и говорил: «Это тебе, Шеншин», передавая письмо.
Недавно приезжал сюда следователь, может, помнишь,
на курсе у нас хохол был, Цыбуля по
фамилии: свинья-свиньей, тошно
смотреть, и еще, подлец, жалуется, что среда заела, а сам получает даром две тысячи в год да все время пьет горькую чашу…
Я
посмотрел в окно: улицу пересекал невысокого роста господин, одетый в черную поддевку и шаровары, с сильно порыжевшей коричневой шляпой
на голове; он что-то насвистывал и в такт помахивал маленькой палочкой. Его худощавое бледное лицо с козлиной бородкой, громадными карими глазами и блуждающей улыбкой показалось мне знакомым, но где я видел это лицо? когда? В уме так и вертелась какая-то знакомая
фамилия, которая сама просилась
на язык…
Досадные слезы просятся
на глаза. Дядька выкликивает все новые и новые
фамилии, но появление его уже не вызывает нетерпеливого подъема всех чувств: Буланин
смотрит на него мутными, неподвижными и злобными глазами.
Несколько лет назад появился у нас один господин в уезде, по
фамилии Курка, выходец, должно быть, какой-нибудь, нерусский, маленький, сутулый, облик лица какой-то свиной, глаза узенькие — все вниз
смотрят, волосы черные, густые, стриженые, точно ермолка
на голове, но умная и претонкая штука, оборотами тоже различными занимается, как и наш Дмитрий Никитич, только гораздо повыгодней для себя.
Мы оба встали с мест и
на него
смотрим, а он, раскрасневшись от внутренних чувств или еще вина подбавивши, и держит в одной руке дворницкий топор
на долгом топорище, а в другой поколотую в щепы дощечку,
на которой была моя плохая вывесочка с обозначением моего бедного рукомесла и
фамилии: «Старье чинит и выворачивает Лапутин».
Признаться, я тут позабылся немного да и говорю: «Точно что, вашескородие, закон, да они, ваше высокоблагородие, больны».
Посмотрел он
на меня строго. «Как твоя
фамилия?» — спрашивает. «А вам, барышня, говорит, если больны вы, — в больницу тюремную не угодно ли-с?» Отвернулась она и пошла вон, слова не сказала. Мы за ней. Не захотела в больницу; да и то надо сказать: уж если
на месте не осталась, а тут без денег да
на чужой стороне точно что не приходится.
— Ловко! Ай да Галярка! — внезапно переделал Ковшиков французскую
фамилию Gollard
на русский лад. — А вот
посмотри, как я сейчас чарку дерну…
За чаем, в одной из парадных комнат, сидели они впятером. Хозяин,
на вид лавочник, черноватый моложавый человек лет за пятьдесят, одетый «по — немецки», с рябинами
на смуглом лице, собранном в комочек, очень юркий и ласковый в разговоре. Остальные больше
смотрели разжившимися крестьянами, в чуйках и высоких сапогах. Один из них, по
фамилии Меньшуткин, был еще молодой малый. Двое других прозывались Шараев и Дубышкин.
Катя сказала свою
фамилию, прибавила, что едет из института в Холодню к отцу своему, тамошнему соляному приставу, поклонилась приветливо незнакомцу и быстро поднялась
на лестницу. Несколько минут простоял он
на одном месте, изумленный красотой своей спутницы, простотой ее манер и речи, и
смотрел ей долго вслед, хотя она уже исчезла.
Хвостова вскочила с кресла… и зашаталась. Ухватившись за спинку кресла, чтобы не упасть, она несколько мгновений
смотрела на доложившего ей эту роковую
фамилию лакея помутившимися, почти безумными глазами.
Куафер, удивленный, пристально
посмотрел на него и прошел дальше. Но
фамилия его была произнесена, да к его несчастию, еще в присутствии нескольких чиновников из русского посольства, которым известно было, что Савин разыскивается русскими властями и уже три раза бежал из-под ареста за границей.
— Берсеньев! — раздался около меня чей-то голос. Я обернулся
посмотреть на того, кто носил такую
фамилию: мне давно хотелось познакомиться с этим знаменитым петербургским Дон-Жуаном.
— Записал это я ему
на бумажке мою
фамилию и отправил, сказав, что тут же и подожду его. Парень пошел.
Смотрю, а Артур все стоит. Сел это я
на опушке, трубочку закурил, потом прилег, не идет мой парень назад. Соскучился я и вздремнул, с час с места таки проспал. Парень мой вернулся, разбудил.
В четвертом ряду Антонина Сергеевна сидела между молодою женщиной, худенькой и нервной, в белом платье, и полным артиллерийским полковником. Тот беспрестанно наклонялся к своей даме, — вероятно, жене — и называл ей
фамилии литераторов, художников, профессоров
на эстраде и в рядах публики. Он делал это довольно громко, и она невольно
смотрела в сторону, в какую он кивал головой или показывал рукой.