Неточные совпадения
— Ах, она гадкая женщина! Кучу неприятностей мне сделала. — Но он не рассказал, какие были эти неприятности. Он не мог сказать, что он
прогнал Марью Николаевну за то, что чай был слаб, главное же, за то, что она ухаживала за ним, как за больным. ― Потом вообще теперь я хочу совсем переменить жизнь. Я, разумеется, как и все, делал глупости, но состояние ― последнее дело, я его не жалею. Было бы здоровье, а здоровье,
слава Богу, поправилось.
На это полицеймейстер заметил, что бунта нечего опасаться, что в отвращение его существует власть капитана-исправника, что капитан-исправник хоть сам и не езди, а
пошли только на место себя один картуз свой, то один этот картуз
погонит крестьян до самого места их жительства.
Наконец кучер, потерявши терпение,
прогнал и дядю Митяя и дядю Миняя, и хорошо сделал, потому что от лошадей
пошел такой пар, как будто бы они отхватали не переводя духа станцию.
— И на что бы трогать? Пусть бы, собака, бранился! То уже такой народ, что не может не браниться! Ох, вей мир, какое счастие
посылает бог людям! Сто червонцев за то только, что
прогнал нас! А наш брат: ему и пейсики оборвут, и из морды сделают такое, что и глядеть не можно, а никто не даст ста червонных. О, Боже мой! Боже милосердый!
Она начала с волшебника и его интересного предсказания. Горячка мыслей мешала ей плавно передать происшествие. Далее
шло описание наружности волшебника и — в обратном порядке —
погоня за упущенной яхтой.
Он
шел скоро и твердо, и хоть чувствовал, что весь изломан, но сознание было при нем. Боялся он
погони, боялся, что через полчаса, через четверть часа уже выйдет, пожалуй, инструкция следить за ним; стало быть, во что бы ни стало надо было до времени схоронить концы. Надо было управиться, пока еще оставалось хоть сколько-нибудь сил и хоть какое-нибудь рассуждение… Куда же
идти?
«Сенюша, знаешь ли, покамест, как баранов,
Опять нас не
погнали в класс,
Пойдём-ка да нарвём в саду себе каштанов!» —
«Нет, Федя, те каштаны не про нас!
Однако, так как никто его не
прогнал и Анна Сергеевна даже представила его тетке и сестре, он скоро оправился и затрещал на
славу.
Сереньким днем он
шел из окружного суда; ветер бестолково и сердито кружил по улице, точно он искал места — где спрятаться, дул в лицо, в ухо, в затылок, обрывал последние листья с деревьев,
гонял их по улице вместе с холодной пылью, прятал под ворота. Эта бессмысленная игра вызывала неприятные сравнения, и Самгин, наклонив голову,
шел быстро.
— Что это за диковина! — говорил Захар Анисье, столкнувшись с ней за воротами. — Гулять
прогнал, двугривенный дал. Куда я
пойду гулять?
Я баб
погнал по мужей: бабы те не воротились, а проживают, слышно, в Челках, а в Челки поехал кум мой из Верхлева; управляющий
послал его туда: соху, слышь, заморскую привезли, а управляющий
послал кума в Челки оную соху посмотреть.
— Что? разве вам не сказали? Ушла коза-то! Я обрадовался, когда услыхал,
шел поздравить его, гляжу — а на нем лица нет! Глаза помутились, никого не узнаёт. Чуть горячка не сделалась, теперь, кажется, проходит. Чем бы плакать от радости, урод убивается горем! Я лекаря было привел, он
прогнал, а сам ходит, как шальной… Теперь он спит, не мешайте. Я уйду домой, а вы останьтесь, чтоб он чего не натворил над собой в припадке тупоумной меланхолии. Никого не слушает — я уж хотел побить его…
Не дети ли, когда думали, что им довольно только не хотеть, так их и не тронут, не
пойдут к ним даже и тогда, если они претерпевших кораблекрушение и брошенных на их берега иностранцев будут сажать в плен, купеческие суда
гонять прочь, а военные учтиво просить уйти и не приходить?
— Что барин?
Прогнал меня! Говорит, как смеешь прямо ко мне
идти: на то есть приказчик; ты, говорит, сперва приказчику обязан донести… да и куда я тебя переселю? Ты, говорит, сперва недоимку за себя взнеси. Осерчал вовсе.
И проявись тут между теми жителями святая девственница; взяла она меч великий, латы на себя возложила двухпудовые,
пошла на агарян и всех их
прогнала за море.
—
Пошли вон! —
прогоняли стрелки собак из палатки. Собаки вышли, немного посидели у огня, а затем снова полезли к людям. Леший примостился в ногах у Туртыгина, а Альпа легла на мое место.
Стрелки
шли впереди, а я немного отстал от них. За поворотом они увидали на протоке пятнистых оленей — телка и самку. Загурский стрелял и убил матку. Телок не убежал; остановился и недоумевающе смотрел, что люди делают с его матерью и почему она не встает с земли. Я велел его
прогнать. Трижды Туртыгин
прогонял телка, и трижды он возвращался назад. Пришлось пугнуть его собаками.
Ротшильд не делает нищего-ирландца свидетелем своего лукулловского обеда, он его не
посылает наливать двадцати человекам Clos de Vougeot с подразумеваемым замечанием, что если он нальет себе, то его
прогонят как вора. Наконец, ирландец тем уже счастливее комнатного раба, что он не знает, какие есть мягкие кровати и пахучие вины.
Княгиня взбесилась,
прогнала повара и, как следует русской барыне, написала жалобу Сенатору. Сенатор ничего бы не сделал, но, как учтивый кавалер, призвал повара, разругал его и велел ему
идти к княгине просить прощения.
Военный суд приговорил его
прогнать сквозь строй; приговор
послали к государю на утверждение.
Вот этот-то профессор, которого надобно было вычесть для того, чтоб осталось девять, стал больше и больше делать дерзостей студентам; студенты решились
прогнать его из аудитории. Сговорившись, они прислали в наше отделение двух парламентеров, приглашая меня прийти с вспомогательным войском. Я тотчас объявил клич
идти войной на Малова, несколько человек
пошли со мной; когда мы пришли в политическую аудиторию, Малов был налицо и видел нас.
Чиновник повторил это во второй и в третьей. Но в четвертой голова ему сказал наотрез, что он картофель сажать не будет ни денег ему не даст. «Ты, — говорил он ему, — освободил таких-то и таких-то; ясное дело, что и нас должен освободить». Чиновник хотел дело кончить угрозами и розгами, но мужики схватились за колья, полицейскую команду
прогнали; военный губернатор
послал казаков. Соседние волости вступились за своих.
А с другой стороны, подумаешь, лошадки-то останутся, а ты-то
пойдешь себе куда Макар телят не
гонял.
— Все из-за тебя же, изверг. Ты
прогнал Вахрушку, а он сманил Матрену. У них уж давно промежду себя узоры разные
идут. Все ты же виноват.
И сидят в санях тоже всё черти, свистят, кричат, колпаками машут, — да эдак-то семь троек проскакало, как пожарные, и все кони вороной масти, и все они — люди, проклятые отцами-матерьми; такие люди чертям на потеху
идут, а те на них ездят,
гоняют их по ночам в свои праздники разные.
Правда, они уже не рубят просек и не строят казарм, но, как и в прежнее время, возвращающийся с караула или с ученья солдат не может рассчитывать на отдых: его сейчас же могут
послать в конвой, или на сенокос, или в
погоню за беглыми.
— Этого я не ожидала от тебя, — проговорила она с огорчением, — жених он невозможный, я знаю, и
славу богу, что так сошлось; но от тебя-то я таких слов не ждала! Я думала, другое от тебя будет. Я бы тех всех вчерашних
прогнала, а его оставила, вот он какой человек!..
— Ничего, ничего я не забыл,
идем! Сюда, на эту великолепную лестницу. Удивляюсь, как нет швейцара, но… праздник, и швейцар отлучился. Еще не
прогнали этого пьяницу. Этот Соколович всем счастьем своей жизни и службы обязан мне, одному мне и никому иначе, но… вот мы и здесь.
Коваль ничего не ответил, а только сильнее
погнал лошадь. Они догнали обоз версты за три, когда он остановился у моста через Култым. Здесь
шли повертки на покосы.
— А пришел посмотреть, как вы тут живете… Давно не бывал. Вот к Анисье в гости
пойду… Может, и не
прогонит.
За посудой его
посылаете;
гоняете к прачке и равнодушно смеетесь над тем, что он ничего не делает и живет как птица небесная, только для того, чтобы служить вам?
—
Пошел,
пошел, баловник, на свое место, — с шутливою строгостью ворчит, входя, Петр Лукич, относясь к Зарницыну. — Звонок прозвонил, а он тут угощается. Что ты его, Женни, не
гоняешь в классы?
— Я сначала сама
пошла и ему не сказала. А он, как узнал, потом уж сам стал меня
прогонять просить. Я стою на мосту, прошу у прохожих, а он ходит около моста, дожидается; и как увидит, что мне дали, так и бросится на меня и отнимет деньги, точно я утаить от него хочу, не для него собираю.
Я и сказала: к дедушке, просить денег, и она обрадовалась, потому что я уже рассказала мамаше все, как он
прогнал меня от себя, и сказала ей, что не хочу больше ходить к дедушке, хоть она и плакала и уговаривала меня
идти.
— Ежели верить Токвилю… — начинают шептать его губы (генерал — член губернского земского собрания, в которых Токвиль, как известно, пользуется
славой почти народного писателя), но мысль вдруг перескакивает через Токвиля и круто заворачивает в сторону родных представлений, — в бараний рог бы тебя, подлеца! — уже не шепчет, а гремит генерал, — туда бы тебя, христопродавца, куда Макар телят не
гонял!
— Вот, смотри: ее отец — богатый, торгует железом, имеет несколько домов. За то, что она
пошла этой дорогой, он —
прогнал ее. Она воспитывалась в тепле, ее баловали всем, чего она хотела, а сейчас вот
пойдет семь верст ночью, одна…
— Да как же, васе пиисхадитество, у меня здесь двоюродная сестричка есть: бедненькая она! Пять раз жаловаться ходила, ей-богу-с! «За сто вы, говорит, братца моего дерзите? Я его к себе беру». Так только и есть, сто
прогнали, ей-богу-с! «
Пошла вон», говорят.
Александр молча подал ему руку. Антон Иваныч
пошел посмотреть, все ли вытащили из кибитки, потом стал сзывать дворню здороваться с барином. Но все уже толпились в передней и в сенях. Он всех расставил в порядке и учил, кому как здороваться: кому поцеловать у барина руку, кому плечо, кому только полу платья, и что говорить при этом. Одного парня совсем
прогнал, сказав ему: «Ты поди прежде рожу вымой да нос утри».
— Не
погоню? — взревел Паша изо всей силы своего голоса, и лицо его
пошло красными пятнами. — Не
прогоню? Два раза
прогоню: туда и обратно и еще раз — туда и обратно… Батальон на плечо. Шагом марш!
Я надел свою шикарную черкеску с малиновым бешметом, Георгия, общеармейские поручичьи
погоны и шашку. Для устрашения подклеил усы, загнул их кольцом, надвинул на затылок папаху и
пошел в буфет, откуда далеко доносился шум.
Максим, покидая родительский дом, не успел определить себе никакой цели. Он хотел только оторваться от ненавистной жизни царских любимцев, от их нечестивого веселья и ежедневных казней. Оставя за собою страшную Слободу, Максим вверился своей судьбе. Сначала он торопил коня, чтобы не догнали его отцовские холопи, если бы вздумалось Малюте
послать за ним
погоню. Но вскоре он повернул на проселочную дорогу и поехал шагом.
— Кланяюсь тебе земно, боярин Малюта! — сказал царевич, останавливая коня. — Встретили мы тотчас твою
погоню. Видно, Максиму солоно пришлось, что он от тебя тягу дал. Али ты, может, сам
послал его к Москве за боярскою шапкой, да потом раздумал?
— Ах вы волчья сыть, травяные мешки! Не одумался бы царь, не
послал бы за нами
погони!
— А что? Умеешь горох красть? Воруй, братец, и когда в Сибирь
погонят, то да будет над тобой мое благословение. Отпустите их, Бизюкина!
Идите, ребятишки, по дворам! Марш горох бузовать.
Это была дурная вещь. Туберозов торопливо вскочил, разбудил Павлюкана, помог ему вскарабкаться на другого коня и
послал его в
погоню за испуганною лошадью, которой между тем уже не было и следа.
— «Слышу-с»… Дура.
Иди вон! Я тебя
прогоню, если ты мне еще раз так ответишь. Просто «слышу», и ничего больше. Господ скоро вовсе никаких не будет; понимаешь ты это? не будет их вовсе! Их всех скоро… топорами порежут. Поняла?
— Богачи они, Чернозубовы эти, по всему Гнилищенскому уезду первые; плоты
гоняют, беляны [Волжское плоскодонное, неуклюжее и самой грубой работы речное, сплавное судно, в ней нет ни одного железного гвоздя, и она даже проконопачена лыками; длиной 20–50 саженей, шириной 5-10; поднимает до 150 000 пудов; беляны развалисты, кверху шире, палуба настлана помостом, навесом, шире бортов;
шли только по воде, строились по Каме и Ветлуге, и спускались по полноводью с лесом, смолою, лыками, рогожами, лычагами(верёвками); на них и парус рогожный — Ред.], лесопил у них свой.
— А не приставайте — не совру! Чего она пристаёт, чего
гоняет меня, забава я ей? Бог, да то, да сё! У меня лева пятка умней её головы — чего она из меня душу тянеть? То — не так, друго — не так, а мне что? Я свой век прожил, мне наплевать, как там правильно-неправильно. На кладбищу дорога всем известна, не сам я туда
пойду, понесуть; не бойсь, с дороги не собьются!
Прогнал я его: иди-ка, говорю, Лексей, с богом, не ко двору ты мне, сердце портишь!
— Это я, брат, ему тогда дал взаймы, на станции: у него недостало. Разумеется, он вышлет с первой же почтой… Ах, боже мой, как мне жаль! Не
послать ли в
погоню, Сережа?