Неточные совпадения
Райский и Вера бросились к ней и
посадили ее на диван. Принесли
воды, веер, одеколону — и Вера помогала ей оправиться. Крицкая вышла
в сад, а Райский остался с Верой. Он быстро и злобно взглянул на нее.
— Нет, вы хотели за что-то наказать меня. Если я провинюсь
в чем-нибудь, вы вперед лучше
посадите меня на неделю на хлеб и на
воду.
В это время тазы тихонько спустили лодку
в воду и
посадили в нее женщину и детей.
Я выудил уже более двадцати рыб, из которых двух не мог вытащить без помощи Евсеича; правду сказать, он только и делал что снимал рыбу с моей удочки,
сажал ее
в ведро с
водой или насаживал червяков на мой крючок: своими удочками ему некогда было заниматься, а потому он и не заметил, что одного удилища уже не было на мостках и что какая-то рыба утащила его от нас сажен на двадцать.
Он бережно
посадил меня
в кресла, подал мне стакан
воды и засыпал вопросами.
Мало-помалу стали распространяться и усиливаться слухи, что майор не только строгонек, как говорили прежде, но и жесток, что забравшись
в свои деревни, особенно
в Уфимскую, он пьет и развратничает, что там у него набрана уже своя компания, пьянствуя с которой, он доходит до неистовств всякого рода, что главная беда:
в пьяном виде немилосердно дерется безо всякого резону и что уже два-три человека пошли на тот свет от его побоев, что исправники и судьи обоих уездов, где находились его новые деревни, все на его стороне, что одних он задарил, других запоил, а всех запугал; что мелкие чиновники и дворяне перед ним дрожкой дрожат, потому что он всякого, кто осмеливался делать и говорить не по нем, хватал середи бела дня,
сажал в погреба или овинные ямы и морил холодом и голодом на хлебе да на
воде, а некоторых без церемонии дирал немилосердно какими-то кошками.
За то, что он фискалил и жаловался на меня, я
посадил его
в чан, где на дне была
вода и куда я накидал полсотни лягушек.
Самый лучший способ, да и более удающийся, к разведению известных рыбьих пород
в проточных и непроточных прудах,
в которых они сами собой не держатся или не заводятся, состоит
в следующем: надобно ловить рыбу, которую желаешь развесть, перед самым метаньем икры; на каждых шесть икряных самок отобрать по два самца с молоками,
посадить их
в просторную сквозную огородку или сажалку, устроенную
в назначенном для того пруде; когда из выметанной
в свое время икры выведется рыбешка и несколько подрастет — загородку разобрать всю и рыбу выпустить
в пруд: старая уйдет, а молодая останется и разведется иногда, если температура
воды не будет уже слишком много разниться с тою,
в которой была поймана старая рыба.
Лини часто пахнут тиной, от чего легко их избавить,
посадив в плетеную сажалку и поставив недели на две
в проточную
воду.
Впрочем, их можно так же, как карасей,
сажать в прорезные сажалки,
в проточную свежую
воду: они скоро потеряют запах тины и получат свой обыкновенный приятный вкус.
Аристарх (не замечая Силана). Ишь хитрит, ишь лукавит. Погоди ж ты, я тебя перехитрю. (Вынимает удочку и поправляет). Ты хитра, а я хитрей тебя; рыба хитра, а человек премудр, божьим произволением… (Закидывает удочку). Человеку такая хитрость дана, что он надо всеми, иже на земле и под землею и
в водах… Поди сюда! (Тащит удочку). Что? Попалась? (Снимает рыбу с крючка и
сажает в садок).
Особенная же забота у него шла о кадетах-арестантах, которых
сажали на хлеб и
воду,
в такие устроенные при Демидове особенные карцеры, куда товарищи не могли оставить арестантам подаяние. Андрей Петрович всегда знал по счету пустых столовых приборов, сколько арестованных, но кадеты не опускали случая с своей стороны еще ему особенно об этом напомнить. Бывало, проходя мимо его из столовой, под ритмический топот шагов, как бы безотносительно произносят...
Посадят, закуют
в кандалы, а он попросит
воды испить — только его и видели…
Мельник, по прозванью Болтуненок, очень меня любивший, приготовил мне неожиданную потеху: он расставил
в травах несколько жерлиц на щук и нарочно не смотрел их до моего прихода; он знал, что я приду непременно; он
посадил меня с Евсеичем
в лодку и повез полоями до травы;
вода была очень мелка, и тут я не боялся.
Нравоучение этого рассказа состоит
в том, что щук лучше не
сажать в кружок, хотя прежде я делывал это часто без всяких дурных последствий, и что кружок, опущенный
в воду с пойманною рыбою, надобно внимательно осматривать при каждом сильном плеске рыбы.
5) Есть еще примета у некоторых рыбаков с удочкою, что
в ведро, куда предполагается
сажать свою добычу, не должно наливать
воды до тех пор, покуда не выудится первая рыба. Впрочем, эта примета далеко не общая.
Часов
в семь утра
посадить ястреба на колодку
в безопасном месте и дать ему отдохнуть часа два, а чтобы он не скоро заснул и не крепко спал, то надобно его раза три вспрыснуть
водою: ястреб не заснет до тех пор, пока не провянут перья, которые он беспрестанно будет прочищать и перебирать своим носом.
Николай вытирал тряпкой какие-то медные прутья, он крякнул и хлестнул меня прутом по спине. Тогда я взял его
в охапку, вынес на улицу и
посадил в лужу
воды у крыльца больницы. Он отнесся к этому спокойно, посидел минуту молча, вытаращив на меня глаза, а потом встал, говоря...
Узнал я, что мой Шельменко нарочно поляка подвел, и
посадил их обоих на хлеб на
воду, а сам послал за поручиком Фингершпилером и очень удивился, когда тот ко мне почти
в ту же минуту явился и совсем
в трезвом виде.
Бурмистров привык, чтобы его желания исполнялись сразу, он нахмурил темные брови, глубоко вздохнул и тот час выпустил воздух через ноздри — звук был такой, как будто зашипела
вода, выплеснутая на горячие уголья. Потом молча, движениями рук и колена,
посадил кривого
в угол, на стул, сел рядом с ним, а на стол положил свою большую жилистую руку
в золотой шерсти. И молча же уставил
в лицо Тиунова ожидающий, строгий взгляд.
Никон(приосанясь). Никак нет-с, помилуйте! Я только то, что человек, значит, нездоровый: московской части, теперь, третьего квартала,
в больнице тоже семь месяцев лежал, а там, как сейчас привели нашего брата, сейчас его
в воду,
в кипяток самый,
сажают, за неволю, батюшка, Сергей Васильич, у кажинного человека расслабят всякие суставы
в нем какие есть.
Старику повязывали на шею салфетку и
сажали его за стол, где он смиренно дожидался, пока Лев Степанович ему пришлет рюмку настойки,
в которую он ему подливал
воды.
Иван Михайлович(лакею).Поди сюда. Возьми ты этого молодца, вылей ему на голову ведро
воды, слышишь? И
посади в коляску…
Учим теперь,
в конце девятнадцатого столетия, тому, что бог сотворил мир
в шесть дней, потом сделал потоп,
посадил туда всех зверей, и все глупости, гадости Ветхого завета, и потом тому, что Христос велел всех крестить
водой, или верить
в нелепость и мерзость искупления, без чего нельзя спастись, и потом улетел на небо и сел там, на небе, которого нет, одесную отца.
— Через них, — говорил он, — раз проезжал даже не
в простых перчатках, а филь-де-пом, а как стали его обыскивать — обозначился шульер. Думали, смирный —
посадили его
в подводную тюрьму, а он из-под
воды ушел.
— Известно что, — отвечал Артемий. — Зачал из золотой пушки палить да вещбу говорить — бусурманское царство ему и покорилось. Молодцы-есаулы крещеный полон на Русь вывезли, а всякого добра бусурманского столько набрали, что
в лодках и положить было некуда: много
в воду его пометали. Самого царя бусурманского Стенька Разин на кол
посадил, а дочь его, царевну,
в полюбовницы взял. Дошлый казак был, до девок охоч.
— Поблюди их, Виринеюшка, ледку, что ли, дай да
в ледовую
воду сажай… А из середних стерлядей большим гостям чтоб уха вышла хорошая. Из налимов-то печенки ты бы вынула да на лед.
— Истинно так, матушка, — подтвердил Василий Борисыч. — Иначе его и понимать нельзя, как разбойником… Тут, матушка, пошли доноситься об нем слухи один другого хуже… И про попа Егора, что
в воду посадил, и про золото, что с паломником Стуколовым под Калугой искал… Золото, как слышно, отводом только было, а они, слышь, поганым ремеслом занимались: фальшивы деньги ковали.
И при общем смехе свита Нептуна хватала матросов, мазала им лица сажей,
сажала в большую бочку с
водой и после окачивала
водой из брандспойта. Особенно доставалось «чиновникам».
— Будь это с другим капитаном, я, братцы, чарок десять выдул бы, — хвалился Ковшиков потом на баке. — Небось не смотрел бы этому винцу
в глаза. А главная причина — не хотел огорчать нашего голубя… Уж очень он добер до нашего брата… И ведь пришло же
в голову чем пронять!.. Поди ж ты… Я, братцы, полагал, что по крайней мере
в карцырь
посадит на хлеб, на
воду да прикажет не берег не пускать, а он что выдумал?!. Первый раз, братцы, такое наказание вижу!
— Богу хвала: вы живы! — воскликнул он по-французски и, вскочив с места, заключил меня
в свои объятия и,
посадив в кресло, подал мне стакан
воды с каплей какого-то вина.
Часы шли. Рыков почти не выходил из ванны. Я опасался, чтобы такое продолжительное пребывание
в горячей
воде не отозвалось на больном неблагоприятно, и несколько раз укладывал его
в постель. Но Рыков тотчас же начинал беспокойно метаться и требовал, чтобы его
посадили обратно
в ванну. Пульс снова появился и постепенно становился все лучше.
В одиннадцатом часу больной попросился
в постель и заснул; пульс был полный и твердый…
Оказывается, вскоре после моего ухода фельдшера позвали к холерному больному; он взял с собой Федора, а при Рыкове оставил Степана и только что было улегшегося спать Павла. Как я мог догадаться из неохотных ответов Степана, Павел сейчас же по уходе фельдшера снова лег спать, а с больным остался один Степан. Сам еле оправившийся, он три часа на весу продержал
в ванне обессилевшего Рыкова! Уложит больного
в постель, подольет
в ванну горячей
воды, поправит огонь под котлом и опять
сажает Рыкова
в ванну.
После кинбурнской победы, оправившись от ран, он пишет: «Будь благочестива, благонравна, почитай свою матушку Софью Ивановну, или она тебе выдерет уши и
посадит на сухарики с водицей… У нас драки были сильнее, чем вы деретесь за волосы, а от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили, насилу часов через восемь отпустили с театра
в камеру… Как же весело на Черном море, на Лимане: везде поют лебеди, утки, кулики, по полям жаворонки, синички, лисички, а
в воде стерляди, осетры — пропасть».
Военная дисциплина, впрочем, не помогла. Шуйского скрутили и
посадили в карцер на три дня, на хлеб и на
воду.
На первом месте, между двух Александров — Беклешова и Нарышкина, что́ тоже имело значение по отношению к имени государя,
посадили Багратиона: 300 человек разместились
в столовой по чинам и важности, кто поважнее, — поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как
вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Испытуемый «иновер» знал по достоверным слухам, что бы такое с ним произошло, если бы он посмел сказать, что он не уважает угодника, за которого стоит фарбованский пан… Он бы сейчас узнал — крепки ли стулья, на которых Степан Иванович
сажает своих гостей, и гибки ли лозы, которые растут, купая свои веточки
в водах Супоя. А потому каждый инославец, которому посчастливилось расположить к себе Вишневского до того, что он уже заговорил о вере, — отвечал ему как раз то, что требовалось по чину «приятия».