Неточные совпадения
Вместо ответа Вася схватил камень и запустил им в медного заводовладельца. Вот тебе, кикимора!.. Нюрочке тоже хотелось бросить камнем, но она не посмела. Ей опять сделалось весело, и с горы она побежала за Васей, расставив широко руки, как делал он.
На мосту Вася набрал шлаку и заставил ее бросать им в плававших у берега уток. Этот пестрый стекловидный шлак так понравился Нюрочке, что она набила им полные карманы своей шубки, причем
порезала руку.
Потом пелось о том, как Гамзат
порезал лошадей и с молодцами своими засел за кровавым завалом убитых коней и бился с русскими до тех пор, пока были пули в ружьях и кинжалы
на поясах и кровь в жилах.
— Да, а трое из них потом померли, потому купец их тоже больно косой
порезал… Кровью сошли. Одному купец руку отхватил, так тот, сказывают, версты четыре без руки бежал и под самым Куриковым его
на бугорочке нашли. Сидит
на корточках, голову
на колени положил, словно задумавшись, а поглядели — в нем души нет, помер…
Ее брови поползли вверх вместе с желтой кожей лба, она
порезала ножом палец себе и, высасывая кровь, опустилась
на стул, но, тотчас же вскочив, сказала...
Поцелуй меня, красная девица,
на любовь да
на вечное счастье!» — «А отчего у тебя руки в крови?» — «Руки в крови, моя родимая? а ваших собак
порезал; разлаялись больно
на позднего гостя.
Людоед всю ночь пил вино. И, когда он много выпил, ему захотелось опять есть. Он встал и пошел в ту горницу, где спали мальчик с пальчик с братьями и 7 девочек. Он подошел к мальчикам, ощупал
на них золотые шапочки и говорит: «Вот спьяну чуть своих дочерей не
порезал». Оставил мальчиков и пошел к дочерям, ощупал
на них мягкие шапочки и всех перерезал и заснул.
«Весело мне стало! „Эх, важно! — думаю, — удалая девка Радда!“ Вот она подошла к нему, он и не слышит. Положила ему руку
на плечо; вздрогнул Лойко, разжал руки и поднял голову. И как вскочит, да за нож! Ух,
порежет девку, вижу я, и уж хотел, крикнув до табора, побежать к ним, вдруг слышу...
По словам нашего проводника, эти косточки очень остры и ими очень легко
порезать руку, в чем я имел случай тут же лично
на себе убедиться.
— Да, да, нелегко разобрать, куда мы подвигаемся, идучи этак
на ножах, которыми кому-то все путное в клочья хочется
порезать; но одно только покуда во всем этом ясно: все это пролог чего-то большого, что неотразимо должно наступить.
— Как ты не понимаешь? Ты думаешь, он так
на одном месте и остановится? Он будет идти все дальше и дальше, — в руки, в ноги, в голову.
Порежешь руку, и из нее потечет понос; начнешь сморкаться, — в носовом платке понос.
— О! кабы так, не помешкав приступил бы я к тебе с просьбою помочь моему детищу, которое, после смерти матери своей и в разлуке с родиной, заменяло мне их. Я знаю, как ты доточен
на эти дела. Давно ли ты избавил меня от смерти?
Порезав себе косою ногу, я обливался кровью; сам господин Блументрост не мог остановить ее: тебя подвели ко мне; ты обмакнул безымянный палец правой руки в кровь мою, текущую ручьем, написал ею
на лбу моем какие-то слова…
Барин в ней и в детях души не чаял; только порой запивал люто. Стал снова Пахомыч парикмахером при барине,
на прежнем положении, только теперь брил-то с оглядкою, не
порезать как бы неровен час.