Неточные совпадения
— Maman здесь, — сказала она, обращаясь
к Кити. — Она не
спала всю ночь, и
доктор посоветовал ей выехать. Я несу ей работу.
Она встала, подсела
к нам, оживилась… и мы только в два часа ночи вспомнили, что
доктора велят ложиться
спать в одиннадцать.
Нас не пускали
к ней, потому что она целую неделю была в беспамятстве,
доктора боялись за ее жизнь, тем более что она не только не хотела принимать никакого лекарства, но ни с кем не говорила, не
спала и не принимала никакой пищи.
Клим первым вышел в столовую
к чаю, в доме было тихо, все, очевидно,
спали, только наверху, у Варавки, где жил
доктор Любомудров, кто-то возился. Через две-три минуты в столовую заглянула Варвара, уже одетая, причесанная.
Я с Зеленым заняли большой нумер, с двумя постелями, барон и Посьет
спали отдельно в этом же доме, а мистер Бен, Гошкевич и
доктор отправились во флигель, выстроенный внутри двора и обращенный дверями
к садику.
Обед был подан в номере, который заменял приемную и столовую.
К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел, что согласился остаться обедать. Ляховская отнеслась
к гостю с той бессодержательной светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы
попасть в тон этой дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял
доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
— Длинный припадок такой-с, чрезвычайно длинный-с. Несколько часов-с али, пожалуй, день и другой продолжается-с. Раз со мной продолжалось это дня три,
упал я с чердака тогда. Перестанет бить, а потом зачнет опять; и я все три дня не мог в разум войти. За Герценштубе, за здешним
доктором, тогда Федор Павлович посылали-с, так тот льду
к темени прикладывал да еще одно средство употребил… Помереть бы мог-с.
Полуянов был осужден. Его приговорили
к ссылке в не столь отдаленные места Сибири, что было равносильно возвращению на родину. Он опять
упал духом и вместо последнего слова расплакался самым глупым образом. Его едва успокоили. В момент приговора Харитины в зале суда уже не было. Она перестала интересоваться делом и уехала с
доктором утешать Прасковью Ивановну.
— А у меня все поясница
к ненастью тоскует, — завел было Харитон Артемьич политичный разговор, стараясь
попасть в тон будущему зятю
доктору.
Розанов направился
к скамейке и попросил для Полиньки места. Калистратова села, но, шатаясь, рвалась вперед и опять
падала к спинке; дыхание у нее судорожно спиралось, и
доктор ожидал, что вот-вот у нее начнется обморок.
Они посидели с полчаса в совершенном молчании, перелистывая от скуки книги «О приходе и расходе разного хлеба снопами и зерном». Потом
доктор снял ногою сапоги, подошел
к Лизиной двери и, послушав, как
спит больная, возвратился
к столу.
— Куда надо было! — отвечал ему лаконически Вихров, снова ложась на постель и отвертываясь
к стене; но потом он очень хорошо слышал, что
доктор не
спал почти всю ночь и, как кажется, стерег его.
Сейчас же улегшись и отвернувшись
к стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного в доме, идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он встал и, не стесняясь тем, что
доктор явно не
спал, надел на себя халат и вышел из кабинета; но куда было идти, — он решительно не знал, а потому направился, на всякий случай, в коридор, в котором была совершенная темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился ногой во что-то мягкое, и вслед за тем раздался крик...
Решили, что я останусь ночевать. Старик обделал дело.
Доктор и Маслобоев простились и ушли. У Ихменевых ложились
спать рано, в одиннадцать часов. Уходя, Маслобоев был в задумчивости и хотел мне что-то сказать, но отложил до другого раза. Когда же я, простясь с стариками, поднялся в свою светелку, то,
к удивлению моему, увидел его опять. Он сидел в ожидании меня за столиком и перелистывал какую-то книгу.
Добрый знак, подумал я, но, проснувшись утром, решился поскорей, покамест бедняжка еще
спала, сбегать
к доктору.
— Вот с этой бумажкой вы пойдете в аптеку… давайте через два часа по чайной ложке. Это вызовет у малютки отхаркивание… Продолжайте согревающий компресс… Кроме того, хотя бы вашей дочери и сделалось лучше, во всяком случае пригласите завтра
доктора Афросимова. Это дельный врач и хороший человек. Я его сейчас же предупрежу. Затем прощайте, господа! Дай Бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся
к вам, чем этот, а главное — не
падайте никогда духом.
Горные инженеры, техники,
доктора, купцы, адвокаты — всех одинаково тянуло
к всесильному магниту, не говоря уже о бедности, которая поползла
к брагинскому дому со всех углов, снося сюда в одну кучу свои беды,
напасти и огорчения…
— Но я не тороплюсь с ночлежным домом, — продолжал он уже с раздражением и досадой, обращаясь
к доктору, который глядел на него как-то тускло и с недоумением, очевидно не понимая, зачем это ему понадобилось поднимать разговор о медицине и гигиене. — И, должно быть, не скоро еще я воспользуюсь нашею сметой. Я боюсь, что наш ночлежный дом
попадет в руки наших московских святош и барынь-филантропок, которые губят всякое начинание.
Князь в радости своей не спросил даже Елпидифора Мартыныча, что такое, собственно, он сделал с Еленой, а между тем почтенный
доктор совершил над нею довольно смелую и рискованную вещь: он, когда Елена подошла
к нему, толкнул ее, что есть силы, в грудь, так что сна
упала на пол, и тем поспособствовал ее природе!..
— Да, вчера он приехал с приказаниями
к нашему авангардному начальнику, обедал у него и потом отправился вместе с ним прогуливаться вдоль нашей цепи; какая-то шальная пуля
попала ему в грудь, и если
доктора говорят правду, так он не жилец.
К Домне Осиповне Перехватов
попал в домашние врачи тоже довольно непонятным образом: она послала дворника за своим обычным старым
доктором, и дворник, сказав, что того
доктора не застал, пригласил
к ней Перехватова, кучер которого, как оказалось впоследствии, был большой приятель этому дворнику. Домна Осиповна, впрочем, рада была такой замене. Перехватов ей очень понравился своею наружностью и тем, что говорил несколько витиевато, а она любила это свойство в людях и полагала, что сама не без красноречия!
— Это совершенно все верно и справедливо, что говорит Александр Иванович, — подхватила Домна Осиповна, — но скажите: акции Хмурина, вероятно,
упадут? — обратилась она
к доктору.
Тук, тук… Бух, бух, бух… Ага… Кто? Кто? Что?.. Ах, стучат… ах, черт, стучат… Где я? Что я?.. В чем дело? Да, у себя в постели… Почему же меня будят? Имеют право, потому что я дежурный. Проснитесь,
доктор Бомгард. Вон Марья зашлепала
к двери открывать. Сколько времени? Половина первого… Ночь.
Спал я, значит, только один час. Как мигрень? Налицо. Вот она!
В жалобном голосе темного силуэта узнал я,
к своему великому удивлению, голос моего друга,
доктора Павла Ивановича. Посещение «щура», ведущего регулярную жизнь и ложащегося
спать раньше двенадцати, было непонятно. Что могло заставить его изменить своим правилам и явиться ко мне в два часа ночи да вдобавок еще в такую ужасную погоду?
Мать Пелагея побежала в усадьбу
к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла, и пора бы ей вернуться. Варька лежит на печи, не
спит и прислушивается
к отцовскому «бу-бу-бу». Но вот слышно, кто-то подъехал
к избе. Это господа прислали молодого
доктора, который приехал
к ним из города в гости.
Доктор входит в избу; его не видно в потемках, но слышно, как он кашляет и щелкает дверью.
Это вызвало со стороны княгини Д* ряд мероприятий, из которых одно было очень решительное и имело успех: она сначала прислала сказать
доктору, чтобы он не смел
к ней возвращаться из заразного дома; а потом, когда увидала, что он и в самом деле не возвращается, она прислала его звать, так как с нею случился припадок какой-то жестокой болезни, и наконец, через полтора месяца, когда пришла весна и природа, одевшаяся в зелень, выманила француза в лес, пострелять куропаток для завтрака тети, на него внезапно
напали четыре человека в масках, отняли у него ружье, завернули его в ковер и отнесли на руках в скрытую на лесной дороге коляску и таким образом доставили его княгине…
— И
к тому же, — басит
доктор, отрыгивая после зельтерской, — мужья такая скучная история, что хорошо бы они сделали, если б всегда
спали. Эх,
к этой водице да винца бы красненького!
Преосвященный не
спал всю ночь. А утром, часов в восемь, у него началось кровотечение из кишок. Келейник испугался и побежал сначала
к архимандриту, потом за монастырским
доктором Иваном Андреичем, жившим в городе.
Доктор, полный старик, с длинной седой бородой, долго осматривал преосвященного и всё покачивал головой и хмурился, потом сказал...
…я уже
спал, когда
доктор разбудил меня осторожными толчками. Я вскрикнул, просыпаясь и вскакивая, как вскрикивали мы все, когда нас будили, и бросился
к выходу из палатки. Но
доктор крепко держал меня за руку и извинялся...
Но
доктор должен был прервать свою речь. Надежда Петровна пошатнулась и
упала без чувств на протянутые им руки… Голова ее склонилась
к нему на плечо.
Некоторые подползали сами, иные подходили, шатаясь и
падая. Один солдат почти подбежал
к нам. У него было размозжено лицо, и остался один только глаз, горевший дико и страшно, и был он почти голый, как из бани. Толкнув меня, он нащупал глазом
доктора и быстро левою рукою схватил его за грудь.
Глаза у нее горели. Она всю почти ночь не
спала. С ней это часто бывает. Какой-то недуг подкрадывался
к ней, хотя она ни на что не жалуется.
Доктор к ней ездит, иногда и прописывает ей: вот какао посоветовал пить по утрам. Но она ничем не больна. Нервы? Да. Но отчего?
В зале очень свежо. Тася вернулась
к себе, накинула на плечи короткое темное пальтецо и начала ходить около пианино. Из передней раздалось сопенье мальчика. Мать
спит после приема морфия. Не надо ей давать его, а как откажешь? Еще месяц, и это превратится в страсть вроде запоя… Такие случаи бывают… И
доктор ей намекал… Все равно умирать…
Васильеву почему-то вдруг стало невыносимо жаль и себя, и товарищей, и всех тех, которых он видел третьего дня, и этого
доктора, он заплакал и
упал в кресло. Приятели вопросительно глядели на
доктора. Тот с таким выражением, как будто отлично понимал и слезы, и отчаяние, как будто чувствовал себя специалистом по этой части, подошел
к Васильеву и молча дал ему выпить каких-то капель, а потом, когда он успокоился, раздел его и стал исследовать чувствительность его кожи, коленные рефлексы и проч.
— Вы
спите? Вы
спите? — спрашивал торопливо и сердито
доктор Старченко, зажигая спичку за спичкой; он был весь покрыт снегом, и от него веяло холодом. — Вы
спите? Вставайте, поедем
к фон Тауницу. Он прислал за вами своих лошадей. Поедемте, там, по крайней мере, поужинаете, уснете по-человечески. Видите, я сам за вами приехал. Лошади прекрасные, мы в двадцать минут докатим.
Прибавьте
к этому пламенное воображение и кипучую кровь, весь этот человеческий волканизм, с одной стороны, с другой — примешайте вкрадчивую любезность, ум, страсть в каждом движении и звуке голоса — и рецепт любви готов. Маленький
доктор, в блондиновом паричке и с двумя крылышками за плечами,
попав раз
к таким пациентам, то и дело посещает их и каждый раз, очинивши исправно свое перо, пишет на сигнатурке: repetatur [Повторить (лат.).] прибавить того, усилить сего.
Лизочка закрывает глаза и молчит. Прежние томность и страдальческое выражение возвращаются
к ней, опять слышатся легкие стоны. Вася переменяет компресс и довольный, что его жена дома, а не в бегах у тети, смиренно сидит у ее ног. Не
спит он до самого утра. В десять часов приходит
доктор.
— Но,
к счастью, она
упала возле и только слегка зацепила этот бок… Содрала, знаете, с этого бока сюртук, сорочку и кожу… Сила страшная. Потом я был без чувств. Меня вытащили и отправили в больницу. Лечился я четыре месяца, и
доктора сказали, что у меня будет чахотка. Я теперь всегда кашляю, грудь болит и страшное психологическое расстройство… Когда я остаюсь один в комнате, мне бывает очень страшно. Конечно, при таком здоровье уже нельзя быть штегером. Пришлось бросить горное училище…
— Да так; рассказал он мне, что как доктора-то его
к смерти приговорили, он это услыхал, и грусть на него в те поры
напала, кому его капитал достанется. А было у него в ладанке, на кресте, пятьсот рублей — все четвертными бумажками — зашито. И порешил он их съесть; мед-то ему дали, он их изорвал, смешал с ним, да и слопал, прости, Господи!