Неточные совпадения
Счастливым или несчастливым случаем
попал он
в такое
училище, где был директором человек,
в своем роде необыкновенный, несмотря на некоторые причуды.
За работу Н. И. Струнникову Брокар денег не давал, а только платил за него пятьдесят рублей
в училище и содержал «на всем готовом». А содержал так: отвел художнику
в сторожке койку пополам с рабочим, — так двое на одной кровати и
спали, и кормил вместе со своей прислугой на кухне. Проработал год Н. И. Струнников и пришел к Брокару...
Короткая фраза
упала среди наступившей тишины с какой-то грубою резкостью. Все были возмущены цинизмом Петра, но — он оказался пророком. Вскоре пришло печальное известие: старший из сыновей умер от раны на одном из этапов, а еще через некоторое время кто-то из соперников сделал донос на самый пансион. Началось расследование, и лучшее из
училищ, какое я знал
в своей жизни, было закрыто. Старики ликвидировали любимое дело и уехали из города.
— Как же это ты не
попадаешь в училище-то?
В Ялуторовском женском
училище в средней комнате
упал с одной стороны потолок — счастие, что не было беды. Никого не ушибло. Пишет мне Балакшин. Я ему послал 25 целковых, да, кроме этого, из артели 50. Пишу, что если недостаточно на починку потолка и других поправок, то чтоб уведомил. Надобно поддержать ланкастерию нашу сибирскую…
Вязмитинов был сын писца из губернского правления; воспитывался
в училище детей канцелярских служителей, потом
в числе двух лучших учеников был определен
в четвертый класс гимназии, оттуда
в университет и, наконец,
попал на место учителя истории и географии при знакомом нам трехклассном уездном
училище.
— Э, нет! — воскликнул генерал. —
В корпусах другое дело. Вон
в морском корпусе мальчишке скажут: «Марш, полезай на мачту!» — лезет! Или у нас
в артиллерийском
училище: «Заряжай пушки —
пали!» —
палит! Есперка, будешь
палить? — обратился он к сынишке своему.
Я сидел с краю компании, а рядом со мною помещался неизвестный юноша, до такой степени беловолосый, что я заподозрел: непременно это должен быть «скиталец» из Котельнического уездного
училища, который каким-то чудом
попал в Германию.
В каждый отпуск по четвергам и с субботы до воскресенья (если только за единицу по фортификации Дрозд не оставлял его
в училище) он плясал до изнеможения, до
упаду в знакомых домах, на вечеринках или просто так, без всякого повода, как тогда неистово танцевала вся Москва.
Видит он еще двух великих княжен. Одна постарше, другая почти девочка. Обе
в чем-то светлом. У обеих из-под шляпок
падают до бровей обрезанные прямой челочкой волосы. Младшая смеется, блестит глазами и зажимает уши: оглушительно кричат юнкера славного Александровского
училища.
Носи портянки, ешь грубую солдатскую пищу,
спи на нарах, вставай
в шесть утра, мой полы и окна
в казармах, учи солдат и учись от солдат, пройди весь стаж от рядового до дядьки, до взводного, до ефрейтора, до унтер-офицера, до артельщика, до каптенармуса, до помощника фельдфебеля, попотей, потрудись, белоручка, подравняйся с мужиком, а через год иди
в военное
училище, пройди двухгодичный курс и иди
в тот же полк обер-офицером.
Прошел месяц. Александровское
училище давало
в декабре свой ежегодный блестящий бал,
попасть на который считалось во всей Москве большим почетом. Александров послал Синельниковым три билета (больше не выдавалось).
В вечер бала он сильно волновался. У юнкеров было взаимное соревнование: чьи дамы будут красивее и лучше одеты.
— Мне, во времена моей еще ранней юности, — продолжал владыко, — мы ведь, поповичи, ближе живем к народу, чем вы, дворяне; я же был бедненький сельский семинарист, и нас, по обычаю, целой ватагой возили с нашей вакации
в училище в город на лодке, и раз наш кормчий вечером пристал к одной деревне и всех нас свел
в эту деревню ночевать к его знакомому крестьянину, и когда мы поели наших дорожных колобков, то были уложены
спать в небольшой избенке вповалку на полу.
— Да, батюшка, правда ваша. Хотят, хотят
в ученые
попасть. У меня вот нагловские: есть нечего, а намеднись приговор написали,
училище открывать хотят… ученые!
Поэтому я
попал в духовное
училище.
Я как рыцарь на распутье: пойдешь
в часть с ребенком — опоздаешь к поверке —
в карцер
попадешь; пойдешь
в училище с ребенком — нечто невозможное, неслыханное — полный скандал, хуже карцера; оставить ребенка на улице или подкинуть его
в чей-нибудь дом — это уже преступление.
Часа через полтора я вернулся
в училище, и дежурный по распоряжению Юнакова приказал мне никому не рассказывать о найденном ребенке, но на другой день все
училище знало об этом и хохотало до
упаду.
В день прихода нас встретили все офицеры и командир полка седой грузин князь Абашидзе, принявший рапорт от Прутникова. Тут же нас разбили по ротам, я
попал в 12-ю стрелковую. Смотрю и глазам не верю: длинный, выше всех на полторы головы подпоручик Николин, мой товарищ по Московскому юнкерскому
училищу, с которым мы рядом
спали и выпивали!
Вместо грязных нар
в Николомокринских казармах Ярославля я очутился
в роскошном дворце Московского юнкерского
училища в Лефортове и
сплю на кровати с чистым бельем.
Были бы целы два любимых генерала Шелеметев и Шаликов, был бы цел мой молодой друг, товарищ по юнкерскому
училищу подпоручик Николин: он погиб благодаря своему росту
в самом начале наступления, пуля
попала ему
в лоб.
Это был его университет,
в который он
попал прямо из трехклассного народного
училища, где он кончил учение первым.
Кроме того, он немало удивил всех тем, что совсем не нанял себе квартиры, а пристал
в училище, да так там и остался: обед ему варил сторож, а
спал он
в классе на столах.
Когда из небольших сеней мы переступили
в главную залу, то как раз
попали на воскресный молитвенный хор всего
училища и на последние аккорды органа, после которых слушавшие проповедь, расходятся.
— Владимир Михайлыч! Ладно.. Ведь я беспутная голова был смолоду. Чего только не выкидывал! Ну, знаете, как
в песне поется: «жил я, мальчик, веселился и имел свой капитал; капиталу, мальчик, я решился и
в неволю жить
попал». Поступил юнкером
в сей славный, хотя глубоко армейский полк; послали
в училище, кончил с грехом пополам, да вот и тяну лямку второй десяток лет. Теперь вот на турку прем. Выпьемте, господа, натурального. Стоит ли его чаем портить? Выпьем, господа «пушечное мясо».
То, по научению бабуси, прикидывался больным, лежа
в теплой комнате под двумя тулупами, то будто терял голос и хрипел так, что нельзя было расслушать, что я говорю — что делал я мастерски! — и много подобных тому средств, кои
в подробности передал уже моим любезнейшим сыночкам при определении их
в училище, как полезное для сбережения здоровья их… но не на таковских
напал!
Никто не пожелал принять
в зятья захребетника. То еще на уме у всех было: живучи столько лет
в казенном
училище, Карпушка совсем обмирщился, своротил, значит,
в церковники,
попал в великороссийскую. Как же взять такого
в семью, неуклонно
в древлем благочестии пребывающую?.. Пришлось Морковкину проживать при удельном приказе.
И как проповедь театрального нутра
в половине 50-х годов нашла уже целую плеяду московских актеров, так и суть"стасовщины"
упала на благодарную почву. Петербургская академия и Московское
училище стали выпускать художников-реалистов
в разных родах. Русская жизнь впервые нашла себе таких талантливых изобразителей, как братья Маковские, Прянишников, Мясоедов, потом Репин и все его сверстники. И русская природа под кистью Шишкина, Волкова, Куинджи стала привлекать правдой и простотой настроений и приемов.
Когда я перешел
в седьмой класс, старший брат Миша кончил реальное
училище, выдержал конкурсный экзамен
в Горный институт и уехал
в Петербург. До этого мы с Мишей жили
в одной комнате. Теперь, — я мечтал, — я буду жить
в комнате один. Была она небольшая, с одним окном, выходившим
в сад. Но после отъезда Миши папа перешел
спать ко мне. До этого он
спал в большом своем кабинете, — с тремя окнами на улицу и стеклянною дверью на балкон.
Полагают, что «Сеничкин яд», которым опоены многие души
в России, изобретен и выработан
в шестидесятых годах
в химической лаборатории военно-медицинской академии лекарским сыном Базаровым. Здесь же этот яд будто разлит и разослан прямо во все мужские и женские
училища, причем наибольшие его дозы
попали и
в духовные семинарии. Таким образом будто и пошла отрава самым вредным из ядов — «Сеничкиным ядом».
— Осрамился, старина, нечего сказать, — слышу я укоризненный голос Коршунова. — От тебя разит вином… Не стыдно тебе? Не стыдно тебе, гадкий мальчишка, каждый вечер проводить
в компании каких-то подозрительных субъектов, выгнанных за лень и дурное поведение из
училищ, играть с ними
в карты и пить вино? Вот они, результаты такого времяпрепровождения.
Упал в обморок, как какая-нибудь слабонервная кисейная барышня. Стыдись!.. Ведь мы все знаем, что ты проделываешь, когда возвращаешься из
училища. И все мы…
Вышло так, что Сережа
попал в подготовительное
училище, а Лили
в тот же год отвезена была
в Смольный, — разумеется,
в дворянское отделение, а не
в Елизаветинское.
Когда Тютчев, двадцати лет, окончил курс, вышел из
училища, то, наведя справки, о своих отце и матери, узнал, что они давно умерли. Он поступил на службу сперва
в Петербург, затем был переведен
в Москву, где состоял при московском главнокомандующем, как называли тогда генерал-губернаторов, получал очень маленькое жалованье и жил тихо и скромно, не подозревая, что имя его
попадет в историю, рядом с именем «людоедки».
— Но, к счастью, она
упала возле и только слегка зацепила этот бок… Содрала, знаете, с этого бока сюртук, сорочку и кожу… Сила страшная. Потом я был без чувств. Меня вытащили и отправили
в больницу. Лечился я четыре месяца, и доктора сказали, что у меня будет чахотка. Я теперь всегда кашляю, грудь болит и страшное психологическое расстройство… Когда я остаюсь один
в комнате, мне бывает очень страшно. Конечно, при таком здоровье уже нельзя быть штегером. Пришлось бросить горное
училище…