Неточные совпадения
— Тако да видят людие! — сказал он, думая
попасть в господствовавший
в то время фотиевско-аракчеевский
тон; но потом, вспомнив, что он все-таки не более как прохвост, обратился к будочникам и приказал согнать городских попов...
Он на каждом шагу становился
в разлад с ними, но пока не страдал еще от этого разлада, а снисходительно улыбался, поддавался кротости, простоте этой жизни, как, ложась
спать, поддался деспотизму бабушки и
утонул в мягких подушках.
— Кузина, бросьте этот
тон! — начал он дружески, горячо и искренно, так что она почти смягчилась и мало-помалу приняла прежнюю, свободную, доверчивую позу, как будто видела, что тайна ее
попала не
в дурные руки, если только тут была тайна.
Вам не дадут ни
упасть, ни
утонуть, разве только сами непременно того захотите, как захотел
в прошлом году какой-то чудак-мещанин, которому опытные якуты говорили, что нельзя пускаться
в путь после проливных дождей: горные ручьи раздуваются
в стремительные потоки и уносят быстротой лошадей и всадников.
Это было настоящее ярмарочное море,
в котором
тонул всякий, кто
попадал сюда.
После этой сцены Привалов заходил
в кабинет к Василию Назарычу, где опять все время разговор шел об опеке. Но, несмотря на взаимные усилия обоих разговаривавших, они не могли
попасть в прежний хороший и доверчивый
тон, как это было до размолвки. Когда Привалов рассказал все, что сам узнал из бумаг, взятых у Ляховского, старик недоверчиво покачал головой и задумчиво проговорил...
Все это проделывалось с целью
попасть в общий
тон и угодить Зосе.
Пава стал
в позу, поднял вверх руку и проговорил трагическим
тоном...
Он
упал на свое место, ломая руки
в отчаянии. Прокурор и защитник стали предлагать перекрестные вопросы, главное
в том смысле: «что, дескать, побудило вас давеча утаить такой документ и показывать прежде совершенно
в другом духе и
тоне?»
Я, к сожалению, должен прибавить, что
в том же году Павла не стало. Он не
утонул: он убился,
упав с лошади. Жаль, славный был парень!
После обеда сидит еще с четверть часа с миленьким, «до свиданья» и расходятся по своим комнатам, и Вера Павловна опять на свою кроватку, и читает, и нежится; частенько даже
спит, даже очень часто, даже чуть ли не наполовину дней
спит час — полтора, — это слабость, и чуть ли даже не слабость дурного
тона, но Вера Павловна
спит после обеда, когда заснется, и даже любит, чтобы заснулось, и не чувствует ни стыда, ни раскаяния
в этой слабости дурного
тона.
Когда Чаадаев возвратился, он застал
в России другое общество и другой
тон. Как молод я ни был, но я помню, как наглядно высшее общество
пало и стало грязнее, раболепнее с воцарения Николая. Аристократическая независимость, гвардейская удаль александровских времен — все это исчезло с 1826 годом.
Как-то вечером Матвей, при нас показывая Саше что-то на плотине, поскользнулся и
упал в воду с мелкой стороны. Саша перепугался, бросился к нему, когда он вышел, вцепился
в него ручонками и повторял сквозь слезы: «Не ходи, не ходи, ты
утонешь!» Никто не думал, что эта детская ласка будет для Матвея последняя и что
в словах Саши заключалось для него страшное пророчество.
Говоря о московских гостиных и столовых, я говорю о тех,
в которых некогда царил А. С. Пушкин; где до нас декабристы давали
тон; где смеялся Грибоедов; где М. Ф. Орлов и А. П. Ермолов встречали дружеский привет, потому что они были
в опале; где, наконец, А. С.
— Посмотри, посмотри! — быстро говорила она, — она здесь! она на берегу играет
в хороводе между моими девушками и греется на месяце. Но она лукава и хитра. Она приняла на себя вид утопленницы; но я знаю, но я слышу, что она здесь. Мне тяжело, мне душно от ней. Я не могу чрез нее плавать легко и вольно, как рыба. Я
тону и
падаю на дно, как ключ. Отыщи ее, парубок!
В это время взгляд мой случайно
упал на фигуру Балмашевского. Он подошел
в самом начале разговора и теперь, стоя у стола, перелистывал журнал. На его тонких губах играла легкая улыбка. Глаза были, как всегда, занавешены тяжелыми припухшими веками, но я ясно прочел
в выражении его лица сочувственную поддержку и одобрение. Степан Яковлевич спустил
тон и сказал...
Мальчик после этого несколько раз ходил с Кучальский, обуздывая свою живость и стараясь
попасть в сдержанный
тон моего бывшего друга.
Нянька Евгенья, присев на корточки, вставляла
в руку Ивана тонкую свечу; Иван не держал ее, свеча
падала, кисточка огня
тонула в крови; нянька, подняв ее, отирала концом запона и снова пыталась укрепить
в беспокойных пальцах.
В кухне плавал качающий шёпот; он, как ветер, толкал меня с порога, но я крепко держался за скобу двери.
Погода нас недолго баловала, и вскоре небо стало заволакиваться тучами. Подвигались мы теперь медленно. На западных склонах Сихотэ-Алиня снега оказались гораздо глубже, чем
в бассейне рек Тумнина. Собаки
тонули в них, что
в значительной степени затрудняло наше передвижение. К вечеру мы вышли на какую-то речку, ширина ее была не более 6–8 метров. Если это Хунгари, значит, мы
попали в самое верховье ее и, значит, путь наш до Амура будет длинный и долгий.
— Ну вот… — проговорил Яша таким покорным
тоном, как человек, который
попал в капкан. — Ну что я теперь буду делать, Тарас? Наташка, отцепись, глупая…
Сейчас начались опасения, что эти люди могут
утонуть,
попав в глубокое место, что могло бы случиться и с трезвыми людьми; дали знать отцу.
Когда он» возвратились к тому месту, от которого отплыли, то рыбаки вытащили уже несколько
тоней: рыбы
попало пропасть; она трепетала и блистала своей чешуей и
в ведрах, и
в сети, и на лугу береговом; но Еспер Иваныч и не взглянул даже на всю эту благодать, а поспешил только дать рыбакам поскорее на водку и, позвав Павла, который начал было на все это глазеть, сел с ним
в линейку и уехал домой.
Нет! я знаю одно:
в бывалые времена, когда еще чудеса действовали, поступки и речи, подобные тем, которые указаны выше, наверное не остались бы без должного возмездия. Либо земля разверзлась бы, либо огонь небесный
опалил бы — словом сказать, непременно что-нибудь да случилось бы
в предостерегательном и назидательном
тоне. Но ничего подобного мы нынче не видим. Люди на каждом шагу самым несомненным образом попирают идею государственности, и земля не разверзается под ними. Что же это означает, однако ж?
Ах, я
падаю в обморок!» — передразнил он кого-то гнусавым
тоном.
Утонул ли кто
в реке, с колокольни ли
упал и расшибся — все это ему рука.
А хоть бы и вам, — продолжал Медиокритский вразумляющим
тоном, — скупиться тут нечего, потому что, прямо надобно сказать, голова ваша все равно что
в пасти львиной или на плахе смертной лежит, пока этот человек на своем месте властвовать будет.
Капитан Лебядкин дней уже восемь не был пьян; лицо его как-то отекло и пожелтело, взгляд был беспокойный, любопытный и очевидно недоумевающий; слишком заметно было, что он еще сам не знает, каким
тоном ему можно заговорить и
в какой всего выгоднее было бы прямо
попасть.
Проговорив это, Сусанна Николаевна
упала перед мужем на колени и склонила к нему свою голову. Егор Егорыч поцеловал ее с нежностью
в темя и проговорил опять-таки величавым
тоном...
Оглядываясь кругом, новичок скоро замечал, что он не туда
попал, что здесь дивить уже некого, и неприметно смирялся, и
попадал в общий
тон.
С первого взгляда можно было заметить некоторую резкую общность во всем этом странном семействе; даже самые резкие, самые оригинальные личности, царившие над другими невольно, и те старались
попасть в общий
тон всего острога.
— Уто-онет, все едино
утонет, потому — поддевка на нем!
В длинной одеже — обязательно
утонешь. Напримерно — бабы, отчего они скорее мужика
тонут? От юбок. Баба, как
попала в воду, так сейчас и на дно, гирей-пудовкой… Глядите — вот и потонул, я зря не скажу…
Мне показалось, что я пропал, — подсидели меня эти люди, и теперь мне уготовано место
в колонии для малолетних преступников! Когда так — все равно! Уж если
тонуть, так на глубоком месте. Я сунул
в руки приказчика псалтирь, он спрятал его под пальто и пошел прочь, но тотчас повернулся, и — псалтирь
упал к моим ногам, а человек зашагал прочь, говоря...
— И это тот самый человек, — продолжал Фома, переменяя суровый
тон на блаженный, — тот самый человек, для которого я столько раз не
спал по ночам! Столько раз, бывало,
в бессонные ночи мои, я вставал с постели, зажигал свечу и говорил себе: «Теперь он
спит спокойно, надеясь на тебя. Не
спи же ты, Фома, бодрствуй за него; авось выдумаешь еще что-нибудь для благополучия этого человека». Вот как думал Фома
в свои бессонные ночи, полковник! и вот как заплатил ему этот полковник! Но довольно, довольно!..
А генерала жалко. Из всех людей, которых я встретил
в это время, он положительно самый симпатичнейший человек.
В нем как-то все приятно: и его голос, и его манеры, и его
тон,
в котором не отличишь иронии и шутки от серьезного дела, и его гнев при угрозе господством «безнатурного дурака», и его тихое: «вот и царского слугу изогнули, как
в дугу», и даже его не совсем мне понятное намерение идти
в дворянский клуб
спать до света.
— То-то, поди, соскучились? — отшучивалась Марфа Петровна, стараясь
попасть в спокойно-добродушный
тон важной старухи. — Авдотья-то Кондратьевна давненько у вас была?
Быть
в меру строгой и
в меру милостивой, уметь болеть чужими
напастями и не выдавать своих, выдерживать характер даже
в микроскопических пустяках, вообще задавать твердый и решительный
тон не только своему дому, но и другим — это великая наука, которая вырабатывалась
в раскольничьих семьях веками.
— Ахти! — вскричал Алексей. — Сорвался…
упал в воду!.. Ах, батюшки!..
тонет, сердечный!..
Я знал, что земцы невинны, что они лудят от чистого сердца и ровно ничего не посевают, но мог ли я это доказывать? — Нет, ибо, доказывая, я рисковал двояко: или впасть
в иронический
тон, а следовательно, обидеть наши"неокрепшие молодые учреждения", или же предпринять серьезную защиту лудильщиков и
в таком случае
попасть в число их сообщников и укрывателей…
— Известно,
упал… Может, пьян был… А может, сам бросился… Есть и такие, которые сами… Возьмет да и бросится
в воду… И
утонет… Жизнь-то, брат, так устроена, что иная смерть для самого человека — праздник, а иная — для всех благодать!
— Уйдут варнаки, все до последнего человека уйдут! — ругался
в каюте Осип Иваныч. — Беда!.. Барка убилась. Шесть человек
утонуло… Караван застрял
в горах! Отлично… Очень хорошо!.. А тут еще бунтари… Эх, нет здесь
Пал Петровича с казачками! Мы бы эту мужландию так отпарировали — все позабыли бы: и Егория, и Еремея, и как самого-то зовут. Знают варнаки, когда кочевряжиться… Ну, да не на того
напали. Шалишь!.. Я всех
в три дуги согну… Я… у меня, брат… Вы с чем: с коньяком или ромом?..
Сколько прелестей было измято его могильными руками! сколько ненависти родилось от его поцелуев!.. встал месяц; скользя вдоль стены, его луч пробрался
в тесную комнату, и крестообразные рамы окна отделились на бледном полу… и этот луч
упал на лицо Ольги — но ничего не прибавил к ее бледности, и красное пятно не могло
утонуть в его сияньи…
в это время на стенных часах
в приемной пробило одиннадцать.
Тригорин. Ему не везет. Все никак не может
попасть в свой настоящий
тон. Что-то странное, неопределенное, порой даже похожее на бред. Ни одного живого лица.
— Кажется, что еще, покамест… того-с… ничего нет покамест-с. — Остафьев отвечал с расстановкой, тоже, как и господин Голядкин, наблюдая немного таинственный вид, подергивая немного бровями, смотря
в землю, стараясь
попасть в надлежащий
тон и, одним словом, всеми силами стараясь наработать обещанное, потому что данное он уже считал за собою и окончательно приобретенным.
Возвращаясь тем же путем на мельницу, он уже не
попал на лавы, а шагнул прямо
в реку и
утонул.
«
В тон надо
попасть, — мелькнуло во мне, — сантиментальностью-то, пожалуй, не много возьмешь».
И вот раздался первый, негромкий, похожий на удар топора дровосека, ружейный выстрел. Турки наугад начали пускать
в нас пули. Они свистели высоко
в воздухе разными
тонами, с шумом пролетали сквозь кусты, отрывая ветви, но не
попадали в людей. Звук рубки леса становился все чаще и наконец слился
в однообразную трескотню. Отдельных взвизгов и свиста не стало слышно; свистел и выл весь воздух. Мы торопливо шли вперед, все около меня были целы, и я сам был цел. Это очень удивляло меня.
Писарев, живший у Кокошкина
в доме и находившийся
в самых близких отношениях к нему и Загоскину, даже много обязанный им обоим, прямо
попал в театральную сферу, полюбил ее и определился
в службу дирекции переводчиком и помощником репертуарного члена Арсеньева: успехи пиес на сцене, разумеется, еще более увлекли Писарева, и скоро он
утонул в закулисном мире…
Потом они не
попадали в общий
тон тогдашнего инженерного ведомства, где тогда инспекторствовал генерал Ламновский, имя которого было исторически связано с поставкою
в казну мрамора, почему его и звали «мраморным».
Когда мы вернулись к Кате, которая уверяла нас, что не
спала, а все слышала, я успокоилась, и он снова старался
попасть в свой покровительственный, отеческий
тон, но
тон этот уже не удавался ему и не обманывал меня.
Орле «большого пожара»,
утонув в кипящей ямине, куда
упал, спасая чью-то жизнь или чье-то добро.