Неточные совпадения
Всякое стеснение перед барином уже давно исчезло. Мужики приготавливались
обедать. Одни мылись, молодые ребята купались в реке, другие прилаживали место для отдыха, развязывали мешочки с
хлебом и оттыкали кувшинчики с квасом. Старик накрошил в чашку
хлеба, размял его стеблем ложки, налил воды из брусницы, еще разрезал
хлеба и, посыпав солью, стал на восток молиться.
— Что
обедать? Пищея наша хорошая. Первая перемена
хлеб с квасом, а другая — квас с
хлебом, — сказала старуха, оскаливая свои съеденные до половины зубы.
—
Обедал, — сказал Алеша, съевший, по правде, всего только ломоть
хлеба и выпивший стакан квасу на игуменской кухне. — Вот я кофе горячего выпью с охотой.
А Вера Павловна говорит, что если человек
обедает один, он на эти деньги не может иметь почти ничего, кроме
хлеба и той дряни, которая продается в мелочных лавочках.
Станешь к нему на работу — и он рядом с тобой, и косит, и молотит, всякую работу сообща делает; сядешь
обедать — и он тут же; те же щи, тот же
хлеб…
На столах стоят мешочки с пробой
хлеба. Масса мешочков на вешалке в прихожей… И на столах, в часы биржи, кроме чая — ничего… А потом уж, после «делов», завтракают и
обедают.
Окулко косил с раннего утра вплоть до обеда, без передышки. Маленький Тараско ходил по косеву за ним и молча любовался на молодецкую работу богатыря-брата.
Обедать Окулко пришел к балагану, молча съел кусок ржаного
хлеба и опять пошел косить. На других покосах уже заметили, что у Мавры косит какой-то мужик, и, конечно, полюбопытствовали узнать, какой такой новый работник объявился. Тит Горбатый даже подъехал верхом на своей буланой кобыле и вслух похвалил чистую Окулкину работу.
Народ собрался разнокалиберный, работа идет вяло. Поп сам в первой косе идет, но прихожане не торопятся, смотрят на солнышко и часа через полтора уже намекают, что
обедать пора. Уж обнесли однажды по стакану водки и по ломтю
хлеба с солью — приходится по другому обнести, лишь бы отдалить час обеда. Но работа даже и после этого идет всё вялее и вялее; некоторые и косы побросали.
— А я вас благодарю; только тут, милостивый государь, у меня есть одно маленькое условие: кто моего коня берет, тот должен у меня хлеба-соли откушать,
обедать: это плата за провоз.
В тот самый день, как пришел к нему капитан, он целое утро занимался приготовлением себе для стола картофельной муки, которой намолов собственной рукой около четверика,
пообедал плотно щами с забелкой и, съев при этом фунтов пять черного
хлеба, заснул на своем худеньком диванишке, облаченный в узенький ситцевый халат, из-под которого выставлялись его громадные выростковые сапоги и виднелась волосатая грудь, покрытая, как у Исава, густым волосом.
Максим не ошибся. Престарелый игумен, с длинною седою бородой, с кротким взглядом, в котором было совершенное неведение дел мирских, принял его ласково. Двое служек взяли под уздцы усталого коня. Третий вынес
хлеба и молока для Буяна; все радушно хлопотали около Максима. Игумен предложил ему
отобедать, но Максим захотел прежде всего исповедаться.
— А покушать? отобедать-то на дорожку? Неужто ж ты думала, что дядя так тебя и отпустит! И ни-ни! и не думай! Этого и в заводе в Головлеве не бывало! Да маменька-покойница на глаза бы меня к себе не пустила, если б знала, что я родную племяннушку без хлеба-соли в дорогу отпустил! И не думай этого! и не воображай!
Они брали с собою
хлеба, потому что за дальностию места невыгодно было приходить домой
обедать и, таким образом, делать верст восемь лишних, и
обедали уже вечером, возвратясь в острог.
Павлюкан
отобедал один. Он собрал ложки и
хлеб в плетенный из лыка дорожный кошель, опрокинул на свежую траву котел и, залив водой костерчик, забрался под телегу и немедленно последовал примеру протопопа. Лошади отца Савелия тоже недолго стучали своими челюстями; и они одна за другою скоро утихли, уронили головы и задремали.
На тротуаре в тени большого дома сидят, готовясь
обедать, четверо мостовщиков — серые, сухие и крепкие камни. Седой старик, покрытый пылью, точно пеплом осыпан, прищурив хищный, зоркий глаз, режет ножом длинный
хлеб, следя, чтобы каждый кусок был не меньше другого. На голове у него красный вязаный колпак с кистью, она падает ему на лицо, старик встряхивает большой, апостольской головою, и его длинный нос попугая сопит, раздуваются ноздри.
Батальонный остряк, унтер-офицер Орлякин,
обедая со своим взводом, бывало, откладывал свой
хлеб, левой рукой брался за ухо, а в правой держал ложку и, хлебая щи, говорил: «По-юнкерски, с ушком».
Дорого, однако, Казакову стоило выучиться. Много раз приходилось
обедать с «ушком» вместо
хлеба, еще больше сидеть в темном корпусе под арестом за опоздание на ученье…
Не больше как через полчаса она уже сидела на полу в большой светлой комнате и, склонив голову набок, с умилением и с любопытством глядела на незнакомца, который сидел за столом и
обедал. Он ел и бросал ей кусочки… Сначала он дал ей
хлеба и зеленую корочку сыра, потом кусочек мяса, полпирожка, куриных костей, а она с голодухи все это съела так быстро, что не успела разобрать вкуса. И чем больше она ела, тем сильнее чувствовался голод.
— Вот смотрите: что это такое? Это —
хлеб. Я его заработал, и я его съем; съем и водицей запью. Так? Значит,
пообедаю и никого не обижу. Рыба и птица тоже хотят
пообедать… У вас, значит, своя пища! Зачем же ссориться? Воробей Воробеич откопал червячка, значит, он его заработал, и, значит, червяк — его…
Вернется, бывало, вместе со стадом в избу — на дворе стужа смертная, вся она окоченела от холода, — ноги едва движутся; рубашонка забрызгана сверху донизу грязью и еле-еле держится на посиневших плечах; есть хочется; чем бы скорее
пообедать, закутаться да на печку, а тут как раз подвернется Домна, разгневанная каким-нибудь побочным обстоятельством, снова ушлет ее куда вздумается или, наконец, бросит ей в сердцах кусок
хлеба, тогда как другие все, спустившись с полатей, располагаются вокруг стола с дымящимися щами и кашею.
Мы останавливались в Венеции, в Болонье, во Флоренции и в каждом городе непременно попадали в дорогой отель, где с нас драли отдельно и за освещение, и за прислугу, и за отопление, и за
хлеб к завтраку, и за право
пообедать не в общей зале.
В известные часы по двору проносилась команда: «Пошел за кипятком!», «Пошел за
хлебом!», «
Обедать пошел!», «По-шо-ол, расходись по камерам!» Выпускали на время подследственных из строгого одиночного заключения или каторжников в цепях.
Мужик (пашет, глядит вверх). Вот и полдни, пора отпрягать. Но, вылезь! Заморилась, сердечная. Вот завернусь оттуда, последнюю борозду проеду, да и
обедать. Спасибо, догадался, с собою краюшку
хлеба взял. Домой не поеду. Закушу у колодца, вздремну, а буланка травки покушает. Да с богом опять за работу. Рано отпашусь, бог даст.
— Рад видеть вас всех, добрые люди: милости прошу хлеба-соли откушать. Садитесь по местам и кушайте, а
пообедаете — еще к вам выйду.
За полдень было. Марко Данилыч распорядился обедом. Старицы, как водится, стали чиниться, от
хлеба, от соли отказываться, уверять, что
обедали.
Пошагав немного и подумав, он почувствовал сильнейшее желание во что бы то ни стало убедить себя в том, что голод есть малодушие, что человек создан для борьбы с природой, что не единым
хлебом сыт будет человек, что тот не артист, кто не голоден, и т. д., и, наверное, убедил бы себя, если бы, размышляя, не вспомнил, что рядом с ним, в 148 номере «Ядовитого лебедя», обитает художник-жанрист, итальянец, Франческо Бутронца, человек талантливый, кое-кому известный и, что так немаловажно под луной, обладающий уменьем, которого никогда не знал за собой Зинзага, — ежедневно
обедать.
— Я же, — добавляла майорша, — вчера вспомнила, что я уже неделю не
обедала, и присела в Гостином дворе у саечника поесть теплого супцу и горько заплакала, вспомнив, что все деньги протратила даром и мне не на что вернуться, а между тем ты, мой бедный Форушка, сидишь без гроша и без
хлеба.
Титулярный советник Семен Алексеич Нянин, служивший когда-то в одном из провинциальных коммерческих судов, и сын его Гриша, отставной поручик — личность бесцветная, живущая на
хлебах у папаши и мамаши, сидят в одной из своих маленьких комнаток и
обедают. Гриша, по обыкновению, пьет рюмку за рюмкой и без умолку говорит; папаша, бледный, вечно встревоженный и удивленный, робко заглядывает в его лицо и замирает от какого-то неопределенного чувства, похожего на страх.
— Да добро бы еще хлеб-то этот был бы! А то ведь сам все болеет, ничего не зарабатывает; везде в долгу, как в шелку, никто уж больше верить не хочет. А
обедать ему давай, чтоб был обед! Где же я возьму? Сам денег не дает и мне работать не позволяет.
— Я сегодня не
обедала, — говорила maman. — Надо бы горничную послать за
хлебом.
Садимся
обедать. Раненый офицер, у которого от раны в висок образовалось сведение челюстей, ест с таким видом, как будто бы он зануздан и имеет во рту удила. Я катаю шарики из
хлеба, думаю о собачьем налоге и, зная свой вспыльчивый характер, стараюсь молчать. Наденька глядит на меня с состраданием. Окрошка, язык с горошком, жареная курица и компот. Аппетита нет, но я из деликатности ем. После обеда, когда я один стою на террасе и курю, ко мне подходит Машенькина maman, сжимает мои руки и говорит, задыхаясь...
Честь не малая: сам губернатор
обедать зовет: «Ты, говорит, Корнила Егорыч, приходи моего хлеба-соли кушать».
Отдать решила как можно скорее. Поэтому сократила себя во всем. Утром пила чай вприкуску, без молока, с черным
хлебом.
Обедала одним борщом. Было голодно, но на душе — легко.
Она вышла и принесла новый кусок
хлеба. Пашка отродясь не ел жареного мяса и, испробовав его теперь, нашел, что оно очень вкусно. Исчезло оно быстро, и после него остался кусок
хлеба больше, чем после щей. Старик,
пообедав, спрятал свой оставшийся
хлеб в столик; Пашка хотел сделать то же самое, но подумал и съел свой кусок.
В Чернском же уезде за это время моего отсутствия, по рассказам приехавшего оттуда моего сына, произошло следующее: полицейские власти, приехав в деревню, где были столовые, запретили крестьянам ходить в них
обедать и ужинать; для верности же исполнения те столы, на которых
обедали, разломали, — и спокойно уехали, не заменив для голодных отнятый у них кусок
хлеба ничем, кроме требования безропотного повиновения.
В нашей тюрьме часы для употребления пищи распределены так: утром мы получаем горячую воду и
хлеб, в двенадцать часов дня нам дают
обедать, а в шесть вечера вместе с горячей водой дают и ужин: что-нибудь простое, неприхотливое, но достаточно вкусное и здоровое. Правда, пища в общем несколько однообразна, но это и к лучшему, так как, не останавливая внимания нашего на суетных попытках угодить желудку, тем самым освобождают дух наш для возвышенных занятий.