Неточные совпадения
Поняв теперь ясно, что было самое
важное, Кити не удовольствовалась тем, чтобы восхищаться этим, но тотчас же всею душою отдалась этой новой, открывшейся ей жизни.
— Но скажите, пожалуйста, я никогда не могла
понять, — сказала Анна, помолчав несколько времени и таким тоном, который ясно показывал, что она делала не праздный вопрос, но что то, что она спрашивала, было для нее
важнее, чем бы следовало. — Скажите, пожалуйста, что такое ее отношение к князю Калужскому, так называемому Мишке? Я мало встречала их. Что это такое?
Кити держала ее за руку и с страстным любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: «Что же, что же это самое
важное, что дает такое спокойствие? Вы знаете, скажите мне!» Но Варенька не
понимала даже того, о чем спрашивал ее взгляд Кити. Она помнила только о том, что ей нынче нужно еще зайти к М-me Berthe и поспеть домой к чаю maman, к 12 часам. Она вошла в комнаты, собрала ноты и, простившись со всеми, собралась уходить.
«Я, воспитанный в понятии Бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не
понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает
важная минута жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
Кроме того, он был уверен, что Яшвин уже наверное не находит удовольствия в сплетне и скандале, а
понимает это чувство как должно, то есть знает и верит, что любовь эта — не шутка, не забава, а что-то серьезнее и
важнее.
— Старо, но знаешь, когда это
поймешь ясно, то как-то всё делается ничтожно. Когда
поймешь, что нынче-завтра умрешь, и ничего не останется, то так всё ничтожно! И я считаю очень
важной свою мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведицу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, — чтобы только не думать о смерти.
Как будто ребенок чувствовал, что между этим человеком и его матерью есть какое-то
важное отношение, значения которого он
понять не может.
Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе,
И, чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов
И для ногтей, и для зубов.
Руссо (замечу мимоходом)
Не мог
понять, как
важный Грим
Смел чистить ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом.
Защитник вольности и прав
В сем случае совсем неправ.
Потому, голубчик, что весьма
важная штука
понять, в которую сторону развит человек.
— Вы
понимаете, какой скандал? Ностиц. Он, кажется, помощник посла. Вообще — персона
важная. Нет — вы подумайте о нашем престиже за границей. Послы — женятся на дамах с рыбьими хвостами…
— Два месяца назад я здесь стоял за портьерой… вы знаете… а вы говорили с Татьяной Павловной про письмо. Я выскочил и, вне себя, проговорился. Вы тотчас
поняли, что я что-то знаю… вы не могли не
понять… вы искали
важный документ и опасались за него… Подождите, Катерина Николавна, удерживайтесь еще говорить. Объявляю вам, что ваши подозрения были основательны: этот документ существует… то есть был… я его видел; это — ваше письмо к Андроникову, так ли?
Так
понимала жизнь Маслова, и при таком понимании жизни она была не только не последний, а очень
важный человек.
И, объясняя это, он особенно часто взглядывал на Нехлюдова, как бы особенно желая внушить ему это
важное обстоятельство в надежде, что он,
поняв его, разъяснит это и своим товарищам.
Он не спал всю ночь и, как это случается со многими и многими, читающими Евангелие, в первый раз, читая,
понимал во всем их значении слова, много раз читанные и незамеченные. Как губка воду, он впитывал в себя то нужное,
важное и радостное, что открывалось ему в этой книге. И всё, что он читал, казалось ему знакомо, казалось, подтверждало, приводило в сознание то, что он знал уже давно, прежде, но не сознавал вполне и не верил. Теперь же он сознавал и верил.
Сделал он это весьма обстоятельно, и все
поняли, что, несмотря на все выказываемое им презрение к этому предположению, он все-таки считал его весьма
важным.
Затем предоставлено было слово самому подсудимому. Митя встал, но сказал немного. Он был страшно утомлен и телесно, и духовно. Вид независимости и силы, с которым он появился утром в залу, почти исчез. Он как будто что-то пережил в этот день на всю жизнь, научившее и вразумившее его чему-то очень
важному, чего он прежде не
понимал. Голос его ослабел, он уже не кричал, как давеча. В словах его послышалось что-то новое, смирившееся, побежденное и приникшее.
Важный и величественный Григорий обдумывал все свои дела и заботы всегда один, так что Марфа Игнатьевна раз навсегда давно уже
поняла, что в советах ее он совсем не нуждается.
— Да, — сознался Митя. — Она сегодня утром не придет, — робко посмотрел он на брата. — Она придет только вечером. Как только я ей вчера сказал, что Катя орудует, смолчала; а губы скривились. Прошептала только: «Пусть ее!»
Поняла, что
важное. Я не посмел пытать дальше.
Понимает ведь уж, кажется, теперь, что та любит не меня, а Ивана?
Он
понимал инстинктом, что теперь, например, в судьбе двух братьев его это соперничество слишком
важный вопрос и от которого слишком много зависит.
Вздор, которым ему возражают, — вздор всемирный и поэтому очень
важный. Детство человеческого мозга таково, что он не берет простой истины; для сбитых с толку, рассеянных, смутных умов только то и понятно, чего
понять нельзя, что невозможно или нелепо.
Дети года через три стыдятся своих игрушек, — пусть их, им хочется быть большими, они так быстро растут, меняются, они это видят по курточке и по страницам учебных книг; а, кажется, совершеннолетним можно бы было
понять, что «ребячество» с двумя-тремя годами юности — самая полная, самая изящная, самая наша часть жизни, да и чуть ли не самая
важная, она незаметно определяет все будущее.
Итак, Вахрушка занимал ответственный пост. Раз утром, когда банковская «мельница» была в полном ходу, в переднюю вошел неизвестный ему человек. Одет он был по-купечеству, но держал себя важно, и Вахрушка сразу
понял, что это не из простых чертей, а
важная птица. Незнакомец, покряхтывая, поднялся наверх и спросил, где можно видеть Колобова.
— Довольно! Вы меня
поняли, и я спокоен, — заключил он вдруг вставая, — сердце, как ваше, не может не
понять страждущего. Князь, вы благородны, как идеал! Что пред вами другие? Но вы молоды, и я благословляю вас. В конце концов я пришел вас просить назначить мне час для
важного разговора, и вот в чем главнейшая надежда моя. Я ищу одной дружбы и сердца, князь; я никогда не мог сладить с требованиями моего сердца.
Паншин скоро
понял тайну светской науки; он умел проникнуться действительным уважением к ее уставам, умел с полунасмешливой важностью заниматься вздором и показать вид, что почитает все
важное за вздор; танцевал отлично, одевался по-английски.
Марья терпеливо выслушала ворчанье и попреки старухи, а сама думала только одно: как это баушка не
поймет, что если молодые девки выскакивают замуж без хлопот, так ей надо самой позаботиться о своей голове. Не на кого больше-то надеяться… Голова у Марьи так и кружилась, даже дух захватывало. Не из
важных женихов машинист Семеныч, а все-таки мужчина… Хорошо баушке Лукерье теперь бобы-то разводить, когда свой век изжила… Тятенька Родион Потапыч такой же: только про себя и знают.
Что ж делать, добрый друг, настала тяжелая година — под этим впечатлением не болтается, будем ждать, что будет! Как-то мудрено представить себе хорошее. Между тем одно ясно, что в судьбах человечества совершается
важный процесс. — Все так перепуталось, что ровно ничего не
поймешь, — наш слабый разум теряется в догадках, но я верю, что из всех этих страданий должно быть что-нибудь новое. Сонные пробудятся, и звезда просветит. Иначе не могу себя успокоить.
Когда мать выглянула из окошка и увидала Багрово, я заметил, что глаза ее наполнились слезами и на лице выразилась грусть; хотя и прежде, вслушиваясь в разговоры отца с матерью, я догадывался, что мать не любит Багрова и что ей неприятно туда ехать, но я оставлял эти слова без понимания и даже без внимания и только в эту минуту
понял, что есть какие-нибудь
важные причины, которые огорчают мою мать.
Она, дура, важного-то в этих письмах не
понимала, а
понимала в них только те места, где говорится о луне, о мейн либер Августине и о Виланде еще, кажется.
— Послушай, душа моя, — прервал я его в сильном волнении, — ради бога, не кричи и объясняйся точно и ясно. Ей-богу,
пойму тебя.
Пойми, до какой степени это
важное дело и какие последствия…
Осанку он имеет
важную, лицо почтенное, выражающее, что он себе цену
понимает.
Но никогда откормленная,
важная и тупая обезьяна, сидящая в карете, со стекляшками на жирном пузе, не
поймет гордой прелести свободы, не испытает радости вдохновения, не заплачет сладкими слезами восторга, глядя, как на вербовой ветке серебрятся пушистые барашки!
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень
важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно
понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
— Полноте, молодой человек! — начал он. — Вы слишком умны и слишком прозорливы, чтоб сразу не
понять те отношения, в какие с вами становятся люди. Впрочем, если вы по каким-либо
важным для вас причинам желали не видеть и не замечать этого, в таком случае лучше прекратить наш разговор, который ни к чему не поведет, а из меня сделает болтуна.
Пока Санин одевался, Эмиль заговорил было с ним, правда, довольно нерешительно, о Джемме, об ее размолвке с г-м Клюбером; но Санин сурово промолчал ему в ответ, а Эмиль, показав вид, что
понимает, почему не следует слегка касаться этого
важного пункта, уже не возвращался к нему — и только изредка принимал сосредоточенное и даже строгое выражение.
Он обнял и поцеловал фрау Леноре, а Джемму попросил пойти за ним в ее комнату — на минутку, так как ему нужно сообщить ей что-то очень
важное… Ему просто хотелось проститься с ней наедине. Фрау Леноре это
поняла — и не полюбопытствовала узнать, какая это была такая
важная вещь…
Мы редко говорили с Володей с глазу на глаз и о чем-нибудь серьезном, так что, когда это случалось, мы испытывали какую-то взаимную неловкость, и в глазах у нас начинали прыгать мальчики, как говорил Володя; но теперь, в ответ на смущение, выразившееся в моих глазах, он пристально и серьезно продолжал глядеть мне в глаза с выражением, говорившим: «Тут нечего смущаться, все-таки мы братья и должны посоветоваться между собой о
важном семейном деле». Я
понял его, и он продолжал...
— Я меньшего и не ждал от вас, Эркель. Если вы догадались, что я в Петербург, то могли
понять, что не мог же я сказать им вчера, в тот момент, что так далеко уезжаю, чтобы не испугать. Вы видели сами, каковы они были. Но вы
понимаете, что я для дела, для главного и
важного дела, для общего дела, а не для того, чтоб улизнуть, как полагает какой-нибудь Липутин.
— Ну? — нахмурился вдруг Шатов с видом человека, которого вдруг перебили на самом
важном месте и который хоть и глядит на вас, но не успел еще
понять вашего вопроса.
Я тотчас же рассказал всё, в точном историческом порядке, и прибавил, что хоть я теперь и успел одуматься после давешней горячки, но еще более спутался:
понял, что тут что-то очень
важное для Лизаветы Николаевны, крепко желал бы помочь, но вся беда в том, что не только не знаю, как сдержать данное ей обещание, но даже не
понимаю теперь, что именно ей обещал.
В книге шла речь о нигилисте. Помню, что — по князю Мещерскому — нигилист есть человек настолько ядовитый, что от взгляда его издыхают курицы. Слово нигилист показалось мне обидным и неприличным, но больше я ничего не
понял и впал в уныние: очевидно, я не умею
понимать хорошие книги! А что книга хорошая, в этом я был убежден: ведь не станет же такая
важная и красивая дама читать плохие!
— Не читал, — говорит, — да и не желаю. Господин Вундт очень односторонний мыслитель. Я читал «Тело и душа» Ульрици. Это гораздо лучше. Признавать душу у всех тварей это еще не бог весть какое свободомыслие, да и вовсе не ново. Преосвященный Иннокентий ведь тоже не отвергал души животных. Я слышал, что он об этом даже писал бывшему киевскому ректору Максимовичу, но что нам еще пока до душ животных, когда мы своей души не
понимаем? Согласитесь — это
важнее.
Никто не ожидал такого протеста со стороны Зотушки, и большаки совсем онемели от изумления. Как, какой-нибудь пропоец Зотушка и вдруг начинает выговаривать поперечные слова!.. Этот совет закончился позорным изгнанием Зотушки, потому что он решительно ничего не
понимал в
важных делах, и решение состоялось без него. Татьяна Власьевна больше не сумлевалась, потому что о. Крискент прямо сказал и т. д.
Расчетливая старушка хорошо
понимала, что такого
важного дела отнюдь не следует откладывать в долгий ящик: обстоятельства быстро менялись, а с ними могли измениться и намерения большаков Брагиных относительно судьбы Нюши.
По тому, как он внезапно останавливается и взглядывает на товарищей, видно, что ему хочется сказать что-то очень
важное, но, по-видимому, соображая, что его не будут слушать или не
поймут, он нетерпеливо встряхивает головой и продолжает шагать.
— Только, говорит, нехорошо, что вы так удаляетесь от общества и производите впечатление замкнутого человека. Никак не
поймешь, кто вы такой на самом деле, и не знаешь, как с вами держаться. Ах, да! — вдруг хлопнул себя по лбу Свежевский. — Я вот болтаю, а самое
важное позабыл вам сказать… Директор просил всех быть непременно завтра к двенадцатичасовому поезду на вокзале.
Но порода Кабановых не
понимает этого: они не дошли даже до того, чтобы представлять или защищать какой-нибудь принцип вне себя, — они сами принцип, и потому все, касающееся их, они признают абсолютно
важным.
Ни одна из критик на «Грозу» не хотела или не умела представить надлежащей оценки этого характера; поэтому мы решаемся еще продлить нашу статью, чтобы с некоторой обстоятельностью изложить, как мы
понимаем характер Катерины и почему создание его считаем так
важным для нашей литературы.
Илья, выслушав бред старика, почувствовал себя носителем
важной тайны и
понял, кто во́рон.
— Там есть кому подражать и есть на чем дитя воспитывать, — вот, кажется, все, что она
понимала, усвоивая себе самое
важное и существенное.
Им жилось, по-своему, хорошо, но у них был очень
важный недостаток: они не
понимали, что другие тоже имеют основание желать, чтобы и им жилось хорошо.