Неточные совпадения
—
О, боже мой, можешь представить: Марья Романовна, — ты ее
помнишь? — тоже была арестована, долго сидела и теперь выслана куда-то под гласный надзор полиции! Ты — подумай: ведь она старше меня на шесть лет и все еще… Право же, мне кажется, что в этой борьбе с правительством у таких людей, как Мария,
главную роль играет их желание отомстить за испорченную жизнь…
Не
помню, как и что следовало одно за другим, но
помню, что в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал в сладкие губы;
помню тоже, что в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить в него стулом, но удержался;
помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я испытал и в день обеда у Яра, у меня в этот вечер так болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту;
помню тоже, что мы зачем-то все сели на пол, махали руками, подражая движению веслами, пели «Вниз по матушке по Волге» и что я в это время думал
о том, что этого вовсе не нужно было делать;
помню еще, что я, лежа на полу, цепляясь нога за ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул шею и подумал, что этого не случилось бы, ежели бы он не был пьян;
помню еще, что ужинали и пили что-то другое, что я выходил на двор освежиться, и моей голове было холодно, и что, уезжая, я заметил, что было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но
помню главное: что в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много пить и будто бы я и не думал быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь в том же.
В обществе,
главным образом, положено было избегать всякого слова
о превосходстве того или другого христианского исповедания над прочими. «Все дети одного отца, нашего Бога, и овцы одного великого пастыря, положившего живот свой за люди», было начертано огненными буквами на белых матовых абажурах подсвечников с тремя свечами, какие становились перед каждым членом. Все должны были
помнить этот принцип терпимости и никогда не касаться вопроса
о догматическом разногласии христианских исповеданий.
— Да, — поддерживала бабушка, — умеренность большое дело: всего и счастлив только один умеренный, но надо не от мяса одного удерживаться. Это пост для глаз человеческих, а души он не пользует: лошади никогда мяса не едят, а всё как они скоты, то скотами и остаются; а надо во всем быть умеренною и свою нетерпеливость и другие страсти на сердце своем приносить во всесожжение богу, а притом, самое
главное,
о других
помнить.
Помню, как, уже будучи женихом, я показал ей свой дневник, из которого она могла узнать хотя немного мое прошедшее,
главное — про последнюю связь, которая была у меня и
о которой она могла узнать от других и про которую я потому-то и чувствовал необходимость сказать ей.
Когда чувствуешь себя несчастным, вспомни
о несчастиях других и
о том, что могло бы быть еще хуже. Вспомни еще, чем ты виноват был прежде и теперь виноват; а самое
главное,
помни то, что то, что ты называешь несчастием, есть то, что послано тебе для твоего испытания, для того, чтобы ты выучился покорно и любовно переносить несчастие, для того, чтобы ты благодаря этому несчастию стал лучше. А в том, чтобы становиться лучше, всё дело твоей жизни.
— А
главная причина, что морской человек бога завсегда должон
помнить. Вода — не сухая путь. Ты с ей не шути и
о себе много не полагай… На сухой пути человек больше
о себе полагает, а на воде — шалишь! И по моему глупому рассудку выходит, милый баринок, что который человек на море бывал и имеет в себе понятие, тот беспременно должон быть и душой прост, и к людям жалостлив, и умом рассудлив, и смелость иметь, одно слово, как, примерно, наш «голубь», Василий Федорыч, дай бог ему здоровья!
Оставшись на несколько минут наедине с Дуней, советовала ей
помнить,
о чем она ей говорила, а
главное, чистоту блюсти.
—
Помнишь, Митя, — вдруг решительно заговорила Наташа, —
помнишь, ты говорил недавно
о сознании, что живешь не напрасно, — что это самое
главное в жизни… Я и прежде, до тебя, много думала об этом… Ведь это ужасно — жить и ничего не видеть впереди: кому ты нужна? Ведь это сознание,
о котором ты говорил, — ведь это самое большое счастье…
Узнаю потрясающие вещи. Ксения «изменила» искусству, бросила мечту
о сцене, вышла замуж за одного молоденького офицера, друга детства, и занялась исключительно хозяйством. А Борис Коршунов, как-то застенчиво краснея и в то же время гордо блестя глазами, сообщает мне Маруся, имел такой огромный успех за это лето во Пскове, что,
возомнив себя вполне законченным прекрасным актером, решил, что учиться ему нечему, да и ни к чему больше. К тому же, его пригласили на
главные роли в один из лучших театров столицы.
Прошедшая жизнь Пьера, его несчастия до 12-го года (
о которых он из слышанных слов составил себе смутное, поэтическое представление), его приключения в Москве, плен, Платон Каратаев (
о котором он слыхал от Пьера), его любовь к Наташе (которую тоже особенною любовью любил мальчик) и
главное, его дружба к отцу, которого не
помнил Николинька, всё это делало из Пьера для него героя и святыню.
Он
помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку;
помнил общее впечатление несчастий, страданий людей;
помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты
о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и
главное,
помнил свою неспособность мысли и чувства в то время.