Неточные совпадения
Будет, будет все
поле с облогами [Облога — целина, пустошь.] и дорогами покрыто торчащими их белыми костями, щедро обмывшись козацкою их кровью и покрывшись разбитыми возами, расколотыми саблями и
копьями.
Палашами и
копьями копали могилы; шапками,
полами выносили землю; сложили честно козацкие тела и засыпали их свежею землею, чтобы не досталось во́ронам и хищным орлам выклевывать им очи.
Робок, наг и дик скрывался
Троглодит в пещерах скал,
По
полям номад скитался
И
поля опустошал.
Зверолов, с
копьем, стрелами,
Грозен бегал по лесам…
Горе брошенным волнами
К неприютным берегам!
Место, на которое указывал гусляр, было приготовлено для самого царя. Оно состояло из дощатого помоста, покрытого червленым сукном. На нем были поставлены царские кресла, а торчавшие там
копья и рогатины принадлежали опричникам, окружавшим помост. Другие опричники стояли у цепи, протянутой вокруг
поля, то есть просторного места, приготовленного для конного или пешего боя, смотря по уговору бойцов. Они отгоняли народ бердышами и не давали ему напирать на цепь.
Он оглянулся: в
поле чистом,
Подняв
копье, летит со свистом
Свирепый всадник, и грозой
Помчался князь ему навстречу.
Термосесов обтер
полой перо, обмакнул его в чернило и почтительно подал Борноволокову вместе с
копией его письма к петербургской кузине Нине.
Скажу вкратце, что после опыта любви, на который потратилось много жизни, и после нескольких векселей, на которые потратилось довольно много состояния, он уехал в чужие края — искать рассеянья, искать впечатлений, занятий и проч., а его мать, слабая и состарившаяся не по летам, поехала в Белое
Поле поправлять бреши, сделанные векселями, да уплачивать годовыми заботами своими минутные увлечения сына, да
копить новые деньги, чтоб Володя на чужой стороне ни в чем не нуждался.
— «Не вихри, не ветры в
полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке
копье булатное, на коне сбруя красна золота.
Уж с утра до вечера и снова
С вечера до самого утра
Бьется войско князя удалого,
И растет кровавых тел гора.
День и ночь над
полем незнакомым
Стрелы половецкие свистят,
Сабли ударяют по шеломам,
Копья харалужные трещат.
Мертвыми усеяно костями,
Далеко от крови почернев,
Задымилось
поле под ногами,
И взошел великими скорбями
На Руси кровавый тот посев.
Князь Ингварь, князь Всеволод!
И вас Мы зовем для дальнего похода,
Трое ведь Мстиславичей у нас,
Шестокрыльцев княжеского рода!
Не в бою ли вы себе честном
Города и волости достали?
Где же ваш отеческий шелом,
Верный щит,
копье из ляшской стали?
Чтоб ворота
Полю запереть,
Вашим стрелам время зазвенеть
За Русскую землю,
За Игоревы раны —
Удалого сына Святославича!
На рассвете, в пятницу, в туманах,
Стрелами по
полю полетев,
Смяло войско половцев поганых
И умчало половецких дев.
Захватили золота без счета,
Груду аксамитов и шелков,
Вымостили топкие болота
Япанчами красными врагов.
А червленый стяг с хоругвью белой,
Челку и
копье из серебра
Взял в награду Святославич смелый,
Не желая прочего добра.
А куряне славные —
Витязи исправные:
Родились под трубами,
Росли под шеломами,
Выросли как воины,
С конца
копья вскормлены.
Все пути им ведомы,
Все яруги знаемы,
Луки их натянуты,
Колчаны отворены,
Сабли их наточены,
Шеломы позолочены.
Сами скачут по
полю волками
И, всегда готовые к борьбе,
Добывают острыми мечами
Князю — славы, почестей — себе...
Да ты сам, хлопче, подумай: на коне ли со «списой» [«Списа» —
копье.] по
полю птицей летать или топором дерево рубить, это ж не одно дело…
Он ушел. Я с усилием вытащил
копье из
пола и помню, что коснулся пальцем слегка нагревшегося блестящего железа. Мне в первый раз пришло в голову, что это — страшное оружие, которым легко положить человека на месте.
Моя неосторожность и запальчивость сегодня погубили все дело. Следовало быть мягче; я же вывел этого мягкосердечного человека из себя. Он схватил какое-то
копье и воткнул его в
пол, так что стекла задрожали, и я, видя, что он раздражен до последней степени, должен был уйти.
Я почувствовал, что кровь бросилась мне в голову. В том углу, где я стоял в это время спиною к стене, был навален разный хлам: холсты, кисти, сломанный мольберт. Тут же стояла палка с острым железным наконечником, к которой во время летних работ привинчивается большой зонт. Случайно я взял в руки это
копье, и когда Бессонов сказал мне свое «не позволю», я со всего размаха вонзил острие в
пол. Четырехгранное железо ушло в доски на вершок.
Так сталь кольчуги иль
копья(Когда забыты после бою
Они на
поле роковом),
В кустах найденная луною,
Блистает в сумраке ночном.
Я не в
поле вихрем веялся.
По людям ходил, деньгу
копил,
За морями счастья пробовал…
Моя доля здесь счастливая:
Я нажил себе два терема,
Лисиц, шелку, много золота,
Станет век прожить боярами.
Подскакал Аггей, думал уж
копье метнуть; повернулся зверь, взмахнул ветвистыми рогами, прянул первым скоком на три сажени и пошел по
полю; конь был у Аггея такой, что и цены ему не было, а стал отставать.
На Аку мы застали одну семью орочей. Они тоже недавно прибыли с
Копи и жили в палатке. Когда выяснилось, что дальше нам плыть не удастся, я позвал Савушку и вместе с ним отправился к орочскому жилищу. Привязанные на цепь собаки встретили нас злобным лаем. Из палатки поспешно выбежал человек. Это был пожилой мужчина с окладистой бородой. Узнав Савушку, он прикрикнул на собак и, приподняв
полу палатки, предложил нам войти в нее. Я нагнулся и прошел вперед.
— Буде по
полям шататься, греха
копить. А то, слава богу, сколько греха накоплено!
Царившая тишина нарушалась лишь гулом водопада, а вокруг этого стана вольных дружинников расстилались необозримые обнаженные
поля и дымилось селение Кулы, накануне взятое ими на
копье и выжженное дотла.
Вспала князю на ум охота,
А знаменье заступило ему желание
Отведать Дона великого.
«Хочу, — он рек, — преломить
копьеНа конце
поля половецкого с вами, люди русские!
Хочу положить свою голову
Или выпить шеломом из Дона».
То было в тех сечах, в тех битвах,
Но битвы такой и не слыхано!
От утра до вечера,
От вечера до́ света
Летают стрелы каленые,
Гремят мечи о шеломы,
Трещат харалужные
копьяВ
поле незнаемом
Среди земли Половецкия.
Черна земля под копытами
Костьми была посеяна,
Полита была кровию,
И по Русской земле взошло бедой!..
И рек ему буй-тур Всеволод:
«Один мне брат, один свет светлый ты, Игорь!
Оба мы Святославичи!
Седлай же, брат, борзых коней своих,
А мои тебе готовы,
Оседланы пред Курском.
Метки в стрельбе мои куряне,
Под трубами повиты,
Под шеломами взлелеяны.
Концом
копья вскормлены,
Пути им все ведомы,
Овраги им знаемы,
Луки у них натянуты,
Тулы отворены,
Сабли отпущены,
Сами скачут, как серые волки в
поле,
Ища себе чести, а князю славы».
Царившая тишина нарушалась лишь гулом водопада, а вокруг этого стана вольных дружинников расстилались необозримые обожженные
поля и дымилось селение Кулы, накануне взятое ими на
копье и выжженное дотла.
Хвала, наш Нестор-Бенингсон!
И вождь и муж совета,
Блюдёт врагов не дремля он,
Как змей орёл с
полёта.
Хвала, наш Остерман-герой,
В час битвы ратник смелый!
И Тормасов, летящий в бой.
Как юноша весёлый!
И Багговут, среди громов,
Средь
копий безмятежный!
И Дохтуров, гроза врагов,
К победе вождь надежный!
— А вот в чем вам надо оправдываться! — воскликнул ротмистр и, вынув из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, стал читать обязательно сообщенную ему городничим
копию с извета судовых панычей, где писано, как господа офицеры повреждали портрет метанием вилок, несмотря на то, что они, случившиеся на месте преступления судовые панычи, «имея в сердцах своих страх Божий и любовь ко Всевышнему», во все это время стояли на коленях, и до того даже, что растерзали на тех местах об
пол имевшиеся на них в ту пору единственные шаровары и по той причине теперь лишены возможности ходить на исправление обязанностей службы.