Неточные совпадения
Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед
смертью, писал брату Сергею Ивановичу и,
получив от него ответ, прочел это письмо больному. Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
Когда я
получил телеграмму, я поехал сюда с теми же чувствами, скажу больше: я желал ее
смерти.
Вдруг
получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при
смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
Кроме того, он положительно уведомил меня, что Марфа Петровна, за неделю до
смерти, успела оставить тебе, Дуня, по завещанию три тысячи рублей, и деньги эти ты можешь теперь
получить в самом скором времени.
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну, до свидания… ах да! Ведь вот что забыл! Передайте, Родион Романович, вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась за неделю до
смерти, и при мне дело было. Недели через две-три Авдотья Романовна может и деньги
получить.
Случилась ее кончина без супруга и без сына.
Там, в Крапивне, гремел бал;
Никто этого не знал.
Телеграмму о
смерти получилиИ со свадьбы укатили.
Здесь лежит супруга-мать
Ольга, что бы ей сказать
Для души полезное?
Царство ей небесное».
По
смерти его и когда уже выяснились дела, Катерина Николаевна уведомила Анну Андреевну, через своего поверенного, о том, что та может
получить эти шестьдесят тысяч когда захочет; но Анна Андреевна сухо, без лишних слов отклонила предложение: она отказалась
получить деньги, несмотря на все уверения, что такова была действительно воля князя.
Подозрение это нашло себе подтверждение на предварительном следствии, коим установлено: 1) что Смельков незадолго до
смерти получил из банка 3800 рублей серебром.
Бахарев рассказал о
смерти Половодова и о желании Зоси
получить развод.
— Когда я
получил телеграмму о
смерти Холостова, сейчас же отправился в министерство навести справки. У меня там есть несколько знакомых чиновников, которые и рассказали все, то есть, что решение по делу Холостова было получено как раз в то время, когда Холостов лежал на столе, и что министерство перевело его долг на заводы.
—
Получил от Смердякова, от убийцы, вчера. Был у него пред тем, как он повесился. Убил отца он, а не брат. Он убил, а я его научил убить… Кто не желает
смерти отца?..
Это было именно то самое время, когда он
получил из Петербурга известие о
смерти его первой супруги, Аделаиды Ивановны, и когда с крепом на шляпе пил и безобразничал так, что иных в городе, даже из самых беспутнейших, при взгляде на него коробило.
«Ты сама баба не промах, — сказал он ей, отделяя ей тысяч с восемь, — сама и орудуй, но знай, что, кроме ежегодного содержания по-прежнему, до самой
смерти моей, больше ничего от меня не
получишь, да и в завещании ничего больше тебе не отделю».
О Кашлеве мы кое-что узнали от других крестьян. Прозвище Тигриная
Смерть он
получил оттого, что в своей жизни больше всех перебил тигров. Никто лучше его не мог выследить зверя. По тайге Кашлев бродил всегда один, ночевал под открытым небом и часто без огня. Никто не знал, куда он уходил и когда возвращался обратно. Это настоящий лесной скиталец. На реке Сандагоу он нашел утес, около которого всегда проходят тигры. Тут он их и караулил.
— Так точно: я не имею права подвергать себя
смерти. Шесть лет тому назад я
получил пощечину, и враг мой еще жив.
Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца
получить имел я честь 23 сего же месяца, в коем вы изъявляете мне свое желание иметь подробное известие о времени рождения и
смерти, о службе, о домашних обстоятельствах, также и о занятиях и нраве покойного Ивана Петровича Белкина, бывшего моего искреннего друга и соседа по поместьям.
По учинении ж ** земским судом по сему прошению исследований открылось: что помянутый нынешний владелец спорного имения гвардии поручик Дубровский дал на месте дворянскому заседателю объяснение, что владеемое им ныне имение, состоящее в означенном сельце Кистеневке, ** душ с землею и угодьями, досталось ему по наследству после
смерти отца его, артиллерии подпоручика Гаврила Евграфова сына Дубровского, а ему дошедшее по покупке от отца сего просителя, прежде бывшего провинциального секретаря, а потом коллежского асессора Троекурова, по доверенности, данной от него в 17… году августа 30 дня, засвидетельствованной в ** уездном суде, титулярному советнику Григорью Васильеву сыну Соболеву, по которой должна быть от него на имение сие отцу его купчая, потому что во оной именно сказано, что он, Троекуров, все доставшееся ему по купчей от канцеляриста Спицына имение, ** душ с землею, продал отцу его, Дубровского, и следующие по договору деньги, 3200 рублей, все сполна с отца его без возврата
получил и просил оного доверенного Соболева выдать отцу его указную крепость.
Года через два они расстались. Грановский поехал в Москву занимать свою кафедру; Станкевич — в Италию лечиться от чахотки и умереть.
Смерть Станкевича сразила Грановского. Он при мне
получил гораздо спустя медальон покойника; я редко видел более подавляющую, тихую, молчащую грусть.
Он
получил порядочное образование на французский манер, был очень начитан, — и проводил время в разврате и праздной пустоте до самой
смерти.
Наконец пришла и желанная
смерть. Для обеих сторон она была вожделенным разрешением. Савельцев с месяц лежал на печи, томимый неизвестным недугом и не
получая врачебной помощи, так как Анфиса Порфирьевна наотрез отказала позвать лекаря. Умер он тихо, испустив глубокий вздох, как будто радуясь, что жизненные узы внезапно упали с его плеч. С своей стороны, и тетенька не печалилась:
смерть мужа освобождала от обязанности платить ежегодную дань чиновникам.
— Они выгонят меня из дому, как старую водовозную клячу, — спокойно предусматривала события мисс Дудль. — И я не довела бы себя до этого, если бы мне не было жаль мистера Стабровского… Без меня о нем все забудут. Мистер Казимир ждет только его
смерти, чтобы
получить все деньги… Дидя будет еще много плакать и тогда вспомнит обо мне.
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее
смерти. И это не нравится? Тогда, хотите,
получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны люди и деньги.
Приметив мое смятение, известием о
смерти его отца произведенное, он мне сказал, что сделанное мне обещание не позабудет, если я того буду достоин. В первый раз он осмелился мне сие сказать, ибо,
получив свободу смертию своего отца, он в Риге же отпустил своего надзирателя, заплатив ему за труды его щедро. Справедливость надлежит отдать бывшему моему господину, что он много имеет хороших качеств, но робость духа и легкомыслие оные помрачают.
В Риге молодой мой господин
получил известие о
смерти своего отца.
Но много ли
получишь от русского купца за уроки по гривеннику, да еще с болезненною, без ног, матерью, которая, наконец, и своею
смертью в отдаленной губернии совсем почти не облегчила его?
— Вот я, Окулко, раньше всех волю
получил… Уж драли-драли, тиранили-тиранили, Палач выбился из сил, а я все-таки устоял… Вот каков я есть человек, Окулко!.. Разе ищо ошарашить стаканчик за твое здоровье? Больно уж меня избили третьева дни… на
смерть били.
Одна тяжелая для меня весть: Алекс. Поджио хворает больше прежнего. Припадки часто возвращаются, а силы слабеют. Все другие здоровы попрежнему. Там уже узнали о
смерти Ивашева, но еще не
получили моего письма отсюда. M. H. не пишет, С. Г. говорит, что она уверена, что я еду. Мнения, как видите, разделены.
Из Иркутска я
получил подробности о
смерти доброго нашего Артамона — он умер сознательно с необыкновенным спокойствием. Сам потребовал священника и распорядился всеми своими делами. Что год, то новые могилы!..
В несчастных наших чиновниках и здесь есть страсть, только что дослужатся до коллежского асессора, тотчас заводят дворню; но большею частью эта дворня по
смерти кол[лежского] асессора
получает свободу, потому что дети не имеют права владеть, родившись прежде этого важного чина.
Верно, до вас дошла весть о
смерти Алексея Васильевича Шереметева. Я был в Москве, когда Евгений
получил это известие из деревни, и погоревал с ним об добром товарище-сослуживце…
…С тех пор как я не беседовал с вами, в наших списках опять убыль: М. А. Фонвизин 30 апреля кончил земное свое поприще в Марьине, где только год пожил. Жена его осталась горевать на родине. — Вслед за тем
получили известие о
смерти Павла Созоновича.
Annette! Кто меня поддерживает? Я в Шлиссельбурге сам не свой был, когда
получал письмо твое не в субботу, а в воскресенье, — теперь вот слишком год ни строки, и я, благодаря бога, спокоен, слезно молюсь за вас. Это каше свидание. У Плуталова после
смерти нашли вашу записку, но я ее не видал, не знаю,
получили ли вы ту, которую он взял от меня и обещал вам показать.
Правду говоря, однако, всех тяжеле в этот день была роль самого добросердого барина и всех приятнее роль Зины. Ей давно
смерть хотелось возвратиться к мужу, и теперь она
получила разом два удовольствия: надевала на себя венок страдалицы и возвращалась к мужу, якобы не по собственной воле, имея, однако, в виду все приятные стороны совместного житья с мужем, которыми весьма дорожила ее натура, не уважавшая капризов распущенного разума.
Так прошло с месяц после
смерти ребенка. Раз Розанов
получил неприятное известие от жены и, встревоженный, зашел в семь часов вечера к Калистратовой, чтобы идти к Лизе.
За несколько дней до своей
смерти он
получил письмо из Москвы, которое его чрезвычайно взволновало…
Газету выпустили в день десятилетия
смерти Щедрина, и в ней огромный, в полстраницы портрет его с автографом, стихотворением Елены Буланиной и избранных, не без риска
получить для первого номера цензурную кару, две полосы незабвенных строк автора из его «забытых слов».
Во-первых, это город, никогда не видавший никакой эпидемии, а так как вы человек развитый, то, наверно,
смерти боитесь; во-вторых, близко от русской границы, так что можно скорее
получать из любезного отечества доходы; в-третьих, заключает в себе так называемые сокровища искусств, а вы человек эстетический, бывший учитель словесности, кажется; ну и наконец, заключает в себе свою собственную карманную Швейцарию — это уж для поэтических вдохновений, потому, наверно, стишки пописываете.
«Боже преславный, всякого блага начало, милосердия источниче, ниспошли на нас, грешных и недостойных рабов твоих, благословение твое, укрепи торжественное каменщическое общительство наше союзом братолюбия и единодушия; подаждь, о господи, да сие во
смерти уверяющее свидетельство напоминает нам приближающуюся судьбину нашу и да приуготовит оно нас к страшному сему часу, когда бы он нас ни постигнул; да возможем твоею милосердою десницей быть приятыми в вечное царствование твое и там в бесконечной чистой радости
получить милостивое воздаяние смиренной и добродетельной жизни».
Говорят, перед
смертью она
получила дар прозорливства и предсказала, что в квартире ее поселится Балалайкин.
Вот смотри же ты, пожалуйста: от лошадей идол сам себе
получил дурную
смерть на дороге, об вечерней поре.
— Не знаю. Кабы были деньги, я должен бы после
смерти их
получить! Не истратил же он всех разом! Не знаю, ничего я не
получил. Смотрителишки да конвойные, чай, воспользовались!
Двое дядей тут умерли; двое двоюродных братьев здесь
получили «особенно тяжкие» раны, последствием которых была
смерть; наконец, и Любинька…
В самой последней степени унижения, среди самой грустной, подавляющей сердце действительности, в компаньонках у одной старой, беззубой и брюзгливейшей барыни в мире, виноватая во всем, упрекаемая за каждый кусок хлеба, за каждую тряпку изношенную, обиженная первым желающим, не защищенная никем, измученная горемычным житьем своим и, про себя, утопающая в неге самых безумных и распаленных фантазий, — она вдруг
получила известие о
смерти одного своего дальнего родственника, у которого давно уже (о чем она, по легкомыслию своему, никогда не справлялась) перемерли все его близкие родные, человека странного, жившего затворником, где-то за тридевять земель, в захолустье, одиноко, угрюмо, неслышно и занимавшегося черепословием и ростовщичеством.
Наконец,
получив в наследство село Степанчиково, что увеличило его состояние до шестисот душ, он оставил службу и, как уже сказано было, поселился в деревне вместе с своими детьми: восьмилетним Илюшей (рождение которого стоило жизни его матери) и старшей дочерью Сашенькой, девочкой лет пятнадцати, воспитывавшейся по
смерти матери в одном пансионе, в Москве.
Он посвятил меня в столь мне хорошо известное дело
смерти капитана Геза и выразил желание
получить для газеты интересующие его сведения о моем сложном участии.
Я знал, как много людей изживают всю жизнь с этой дешевенькой философией и
получают счастливые завтра только там, после
смерти.
Оказалось, что с перепугу, что его ловят и преследуют на суровом севере, он ударился удирать на чужбину через наш теплый юг, но здесь с ним тоже случилась маленькая неприятность, не совсем удобная в его почтенные годы: на сих днях я
получил уведомление, что его какой-то армейский капитан невзначай выпорол на улице, в Одессе, во время недавних сражений греков с жидами, и добродетельный Орест Маркович Ватажков столь удивился этой странной неожиданности, что, возвратясь выпоротый к себе в номер, благополучно скончался «естественною
смертью», оставив на столе билет на пароход, с которым должен был уехать за границу вечером того самого дня, когда пехотный капитан высек его на тротуаре, неподалеку от здания новой судебной палаты.
Параша. Слышал ты, слышал? Даром я, что ль, перед тобой сердце-то из груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой ты человек? Дрянной ты, что ли? Что слово, что дело — у меня все одно. Ты меня водишь, ты меня водишь, — а мне
смерть видимая. Мука нестерпимая, часу мне терпеть больше нельзя, а ты мне: «Когда бог даст; да в Москву съездить, да долги
получить»! Или ты мне не веришь, или ты дрянь такая на свет родился, что глядеть-то на тебя не стоит, не токмо что любить.
Однажды, находясь по делам в Самарской губернии, он
получил из дома от родных депешу, извещавшую его о
смерти жены. Он перекрестился, подумал и написал куму Маякину...
Кручинина. Нет,
получила, но вы меня обманули. Он выздоровел, и когда вы мне писали об его
смерти, он был жив.