— Слава богу, как всегда; он вам кланяется… Родственник, не меняя нисколько лица, одними зрачками телеграфировал мне упрек, совет, предостережение; зрачки его, косясь, заставили меня обернуться — истопник
клал дрова в печь; когда он затопил ее, причем сам отправлял должность раздувальных мехов, и сделал на полу лужу снегом, оттаявшим с его сапог, он взял кочергу длиною с казацкую пику и вышел.
Ты отстань, отвяжись от меня; не отвяжешься, я возьму из костра дрова,
положу дрова середи двора, как сожгу твое тело белое, что до самого до пепелу, и развею прах по чисту полю, закажу всем тужить, плакати».
Неточные совпадения
Недолго длилась наша беседа. Утренний отдых в фанзе был недостаточен. Организм требовал еще сна.
Положив в огонь старых
дров, чтобы они дольше горели, мы легли на траву и крепко заснули.
Положим, что в настоящих лесных губерниях, при всем старании не так многочисленного их населения, лесу не выведут, но во многих других местах, где некогда росли леса, остались голые степи, и солома заменила
дрова.
— Ну,
клади три!.. Ан дерево-то, оно три рубля… на ме-е-сте! А на станции за него дашь и шесть рублей… как калач! Вот уж девять тысяч. А потом
дрова… Сколько тут дров-то!
Карлик мысленно
положил отречься от всякой надежды чего-нибудь достичь и стал собираться назад в свой город. Савелий ему ничего не возражал, а напротив, даже советовал уехать и ничего не наказывал, что там сказать или ответить. До последней минуты, даже провожая карлика из города за заставу, он все-таки не поступился ни на йоту и, поворотив с знакомой дороги назад в город, побрел пилить
дрова на монастырский двор.
Покойно жил, о паспорте никто не спрашивал. Дети меня любили и прямо вешались на меня. Да созорничать дернула нелегкая. Принес в воскресенье
дрова,
положил к печи, иду по коридору — вижу, класс отворен и на доске написаны мелом две строчки...
— Сейчас, — сказал он и, взяв топор в правую руку,
положил указательный палец левой руки на чурбан, взмахнул топором и ударил по нем ниже второго сустава. Палец отскочил легче, чем отскакивали
дрова такой же толщины, перевернулся и шлепнулся на край чурбана и потом на пол.
— И откуда он только взялся? — ворчал Егорушка, вытирая запачканные стряпней руки о свою белую поварскую куртку. — Когда выбежали из Красного Куста, его и в помяне не было… Надо
полагать, ночью сел на пароход, когда грузились
дровами у Машкина-Верха.
А после баба умерла. Ее надо было хоронить, а у него не было денег. И он нанялся рубить
дрова, чтобы заплатить за женин дом на том свете… А купец увидел, что ему нужда, и дал только по десяти копеек… И старуха лежала одна в нетопленной мерзлой избе, а он опять рубил и плакал. Он
полагал, что эти возы надо считать впятеро и даже более.
Вскоре он опьянел. Он тоже опустился на солому и, обхватив руками колени,
положил на них отяжелевшую голову. Из его горла сами собой полились те же нелепые скрипучие звуки. Он пел, что завтра праздник и что он выпил пять возов
дров.
Пушных,
положив руки на стол и голову на руки, тихонько всхрапывал, а Чепурников суетился один, то подкладывая
дров, то распоряжаясь относительно самовара. Наконец он удалился за перегородку, и через минуту оттуда послышался сначала просто любезный, а потом и дружеский разговор.
Положив уставные поклоны и простившись с игумном и гостями, пошли отцы вон из кельи. Только что удалились они, Стуколов на леса свел речь. Словоохотливый игумен рассказывал, какое в них всему изобилие: и грибов-то как много, и ягод-то всяких, помянул и про
дрова и про лыки, а потом тихонько, вкрадчивым голосом, молвил...
Отец сдернул с крыши жердь,
положил на колоду, взмахнул топором, живо перерубил и принес в избу и говорит: «Ну, вот тебе и
дрова, топи печь; а я нынче пойду — приищу купить избу да лесу на двор. Корову также купить надо».
— Ишь, черти, на дороге
дрова положили, — проворчал он.
Ежели бы он заставлял ее все ночи
класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать
дрова и воду, — ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, — умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата.