Неточные совпадения
Зажмуря глаза и приподняв голову кверху, к
пространствам небесным, предоставлял он обонянью впивать запах
полей, а слуху — поражаться голосами воздушного певучего населенья, когда оно отовсюду, от небес и от земли, соединяется в один звукосогласный хор, не переча друг другу.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых
полей и
пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
Она понимала, что если она до сих пор могла укрываться от зоркого взгляда Штольца и вести удачно войну, то этим обязана была вовсе не своей силе, как в борьбе с Обломовым, а только упорному молчанию Штольца, его скрытому поведению. Но в открытом
поле перевес был не на ее стороне, и потому вопросом: «как я могу знать?» она хотела только выиграть вершок
пространства и минуту времени, чтоб неприятель яснее обнаружил свой замысел.
Проезжая эти
пространства, где на далекое друг от друга расстояние разбросаны фермы, невольно подумаешь, что пора бы уже этим фермам и
полям сблизиться так, чтобы они касались друг друга, как в самой Англии, чтоб соседние нивы разделялись только канавой, а не степями, чтоб ни один клочок не пропал даром…
Все открывшееся перед нами
пространство, с лесами и горами, было облито горячим блеском солнца; кое-где в
полях работали люди, рассаживали рис или собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и под конец даже опасного плавания, показалось это место самым очаровательным и надежным приютом.
«Или они под паром, эти
поля, — думал я, глядя на пустые, большие
пространства, — здешняя почва так же ли нуждается в отдыхе, как и наши северные нивы, или это нерадение, лень?» Некого было спросить; с нами ехал К. И. Лосев, хороший агроном и практический хозяин, много лет заведывавший большим имением в России, но знания его останавливались на пшенице, клевере и далее не шли.
Все
пространство, занимаемое колониею, составляет 118 356 кв. миль, а народонаселение простирается до 142 000 душ мужеского
пола, а всего с женщинами 285 279 душ.
Камера, в которой содержалась Маслова, была длинная комната, в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися досками, занимавшими две трети
пространства. В середине, против двери, была темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево было почерневшее место
пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что прошла, и женщины уже были заперты на ночь.
Кое-как он, однако, из лесу выбрался: предстали вдруг сжатые обнаженные
поля на необозримом
пространстве.
Но на запад, север и юг, насколько хватал глаз, передо мной развертывалась огромная, слабо всхолмленная низина, покрытая небольшими группами редкого лиственного леса, а за ними на бесконечном
пространстве тянулись белоснежные
поля, поросшие травой и кустарниками.
Корейцы живут хуторами. Фанзы их разбросаны на значительном расстоянии друг от друга, и каждая находится в середине своих
полей и огородов. Вот почему небольшая корейская деревня сплошь и рядом занимает
пространство в несколько квадратных километров.
Молодежь радостно встретила нового союзника. Артиллерист прибавил, что ядро, остановленное в своем
полете, развивает огромную теплоту. При остановке земли даже алмазы мгновенно обратились бы в пары… Мир с треском распылился бы в междупланетном
пространстве… И все из-за слова одного человека в незаметном уголке мира…
Сначала облетят большое
пространство, высматривая, где им будет удобнее расположиться подальше от проезжих дорог или работающих в
поле людей, какой хлеб будет посытнее, и, наконец, опускаются на какую-нибудь десятину или загон.
Нельзя сказать, чтоб дрозды и с прилета были очень дики, но во множестве всякая птица сторожка, да и подъезжать или подкрадываться к ним, рассыпанным на большом
пространстве, по мелкому голому лесу или также по голой еще земле, весьма неудобно: сейчас начнется такое чоканье, прыганье, взлетыванье и перелетыванье, что они сами пугают друг друга, и много их в эту пору никогда не убьешь, [Мне сказывал один достоверный охотник, что ему случилось в одну весьма холодную зиму убить на родниках в одно
поле восемнадцать дроздов рябинников, почти всех влет, но это дело другое] хотя с прилета и дорожишь ими.
Впрочем, может быть, это охота невольная и он летит по ветру вследствие устройства своих небольших крыльев, слабости сил и
полета, который всегда наводил на меня сомнение: как может эта птичка, так тяжело, неловко и плохо летающая, переноситься через огромное
пространство и даже через море, чтобы провесть зиму в теплом климате?
Услыша эти желанные звуки, я уже всякий день начинал искать сивок по озимям, объезжая иногда понапрасну огромные
пространства ржаных
полей.
Крутой вихрь твоего
полета, преносяся чрез твою область, затаскивает в вертение свое жителей ее и, влача силу государства во своем стремлении, за собою оставляет пустыню и мертвое
пространство.
Часа через два начало смеркаться. Солнце только что скрылось за облаками, столпившимися на горизонте, и окрасило небо в багрянец. Над степью пробегал редкий ветер. Он шелестел засохшею травою, пригибая верхушки ее к сугробам. Снежная равнина безмолвствовала. Вдруг над головой мелькнуло что-то белесоватое, большое. По бесшумному
полету я узнал полярную сову открытых
пространств.
Путешествие наше близилось к концу. Сплошная тайга кончилась и начались перелески, чередующиеся с полянами. С высоты птичьего
полета граница тайги, по выходе в долину Амура, представляется в виде ажурных кружев. Чем ближе к горам, тем они казались плотнее, и чем ближе к Амуру, тем меньше было древесной растительности и больше луговых
пространств. Лес как-то разбился на отдельные куртины, отошедшие в стороны от Хунгари.
Я сидел на
полу возле кровати — какой отчаянно-холодный
пол — сидел молча. Мучительный холод снизу — все выше, все выше. Вероятно, такой же молчаливый холод там, в синих, немых междупланетных
пространствах.
На
полу, в освещенных
пространствах, сидели две фигуры.
В первых числах апреля на речке тронулся лед, и все видимое
пространство, и
поля, и луга, покрылось водою.
Читатель представляет собой тот устой, на котором всецело зиждется деятельность писателя; он — единственный объект, ради которого горит писательская мысль. Убежденность писателя питается исключительно уверенностью в восприимчивости читателей, и там, где этого условия не существует, литературная деятельность представляет собой не что иное, как беспредельное
поле, поросшее волчецом, на обнаженном
пространстве которого бесцельно раздается голос, вопиющий в пустыне.
Место донельзя скучное, нахально грязное; осень жестоко изуродовала сорную глинистую землю, претворив ее в рыжую смолу, цепко хватающую за ноги. Я никогда еще не видал так много грязи на
пространстве столь небольшом, и, после привычки к чистоте
поля, леса, этот угол города возбуждал у меня тоску.
Позади фрунта все
пространство болота, или, лучше сказать, низкой лощины, все кровли домов и лавок, на высотах с обеих сторон ее, усеяны были людьми обоего
пола и различного состояния.
Чтобы вполне насладиться этой картиной, я вышел в
поле, и чудное зрелище представилось глазам моим: все безграничное
пространство вокруг меня представляло вид снежного потока, будто небеса разверзлись, рассыпались снежным пухом и наполнили весь воздух движением и поразительной тишиной.
И вот повелел однажды Соломон устроить в одном из своих покоев прозрачный хрустальный
пол с пустым
пространством под ним, куда налили воды и пустили живых рыб. Все это было сделано с таким необычайным искусством, что непредупрежденный человек ни за что не заметил бы стекла и стал бы давать клятву, что перед ним находится бассейн с чистой свежей водой.
Кончится беседа, — я иду к себе, на чердак, и сижу там, у открытого окна, глядя на уснувшее село и в
поля, где непоколебимо властвует молчание. Ночная мгла пронизана блеском звезд, тем более близких земле, чем дальше они от меня. Безмолвие внушительно сжимает сердце, а мысль растекается в безграничии
пространства, и я вижу тысячи деревень, так же молча прижавшихся к плоской земле, как притиснуто к ней наше село. Неподвижность, тишина.
В пример приводился часто акробат Ризлей, который так напугал собственных детей перед представлением, что, когда пришлось подбросить их ногами на воздух, — дети раза два перекувырнулись в
пространстве, да тут же прямехонько и шлепнулись на
пол.
Мы вышли на гору; перед нами открылось широкое, холмистое, постепенно понижавшееся
пространство, покрытое то нивами пшеницы, то кукурузными
полями, то огромными зарослями карагача и кизила.
Кабак, куда направлялись они, стоял одиноко на распутье, между столбовой дорогой и глубоким, узким проселком; сделав два или три поворота, проселок исчезал посреди черных кочковатых
полей и пустырей, расстилавшихся во все стороны на неоглядное
пространство. Ни одно деревцо не оживляло их; обнаженнее, глуше этого места трудно было сыскать во всей окрестности.
Выбежавший из переулка человек сделал попытку ухватить Короткова за
полу пиджака, и
пола осталась у него в руках. Коротков завернул за угол, пролетел несколько саженей и вбежал в зеркальное
пространство вестибюля. Мальчик в галунах и золоченых пуговках отскочил от лифта и заплакал.
Благодетельная натура спешит наделить новорожденного всем необходимым для мирского странствия: разум его летит орлом в начале жизненного
пространства; но там, где предметом нашего любопытства становится уже не истинная нужда, но только суемудрие, там
полет обращается в пешеходство и шаги делаются час от часу труднее.
— Из лесу выйду, — заговорил он опять, глядя куда-то в
пространство тоскующим взглядом, — люди этта в
полях копошатся, чего-то работают, стараются… А я гляжу на них, точно волк из кустов… А что делают, для чего стараются… не знаю!..
Сторожка лесника, как успел заметить Николай Николаевич, была поставлена на сваях, так что между ее
полом и землею оставалось свободное
пространство, аршина в два высотою. Раскосая, крутая лестница вела на крыльцо, Степан светил, подняв фонарь над головой, и, проходя мимо него, студент заметил, что лесник весь дрожит мелкой, ознобной дрожью, ежась в своем сером форменном кафтане и пряча голову в плечи.
Эта камера не отличалась от других ничем, кроме своего назначения, да еще разве тем, что в ее дверях не было оконца, которое, впрочем, удовлетворительно заменялось широкими щелями. Заглянув в одну из этих щелей, я увидел двух человек, лежавших в двух концах камеры, без тюфяков, прямо на
полу. Один был завернут в халат с головою и, казалось, спал. Другой, заложив руки за голову, мрачно смотрел в
пространство. Рядом стояла нагоревшая сальная свечка.
В последних числах августа, во время больших маневров, N-ский пехотный полк совершал большой, сорокаверстный переход от села Больших Зимовец до деревни Нагорной. День стоял жаркий, палящий, томительный. На горизонте, серебряном от тонкой далекой пыли, дрожали прозрачные волнующиеся струйки нагретого воздуха. По обеим сторонам дороги, куда только хватал глаз, тянулось все одно и то же
пространство сжатых
полей с торчащими на нем желтыми колючими остатками соломы.
Файбиш поправился на своем сиденье, подбил под себя
полы войлочного балахона и повернулся к Цирельману. На лице балагулы, в
пространстве между лисьей шапкой и заиндевевшей бородой, только и виднелись два маленьких глаза, и в каждом из них острой, блестящей точкой светилось отражение месяца.
Одна его половина, которую я называю береговою, по преимуществу должна бы быть хлебопашною:
поля открытые, земля удобная, средство сбыта — Волга; а выходит не так: в них развито, конечно, в слабой степени, фабричное производство, тогда как в дальних уездах, где лесные дачи идут на неизмеримое
пространство, строят только гусянки, нагружают их дровами, гонят бог знает в какую даль, сбывают все это за ничтожную цену, а часто и в убыток приходится вся эта операция; дома же, на месте, сажени дров не сожгут, потому что нет почти ни одной фабрики, ни одного завода.
Иван Ильич все еще стоял в дверях, не двигаясь ни шагу вперед, а между ним и гостями все более и более очищалось открытое
пространство, усеянное на
полу бесчисленными конфетными бумажками, билетиками и окурками папирос.
А если может? Вдруг они правы, наши наивные, смешные девочки, и ровно в полночь император «оживет» и сойдет с полотна? Чего бы это мне ни стоило — я дождусь его «выхода», или я не достойна имени Нины Израэл! И я уселась ждать — прямо на
полу у деревянной балюстрады, которая отделяла основное
пространство зала от красных ступеней помоста. Невольно вспомнилось рассуждение Милы по поводу этой балюстрады.
Низкие берега ее рек на далекое
пространство покрыты влажными рисовыми
полями, но — как это ни странно! —
поля эти не доставляли жителям особенной пользы, так как по законам Анама ни один анамит не имел права заниматься торговлей (исключение оставалось только за императором и его домом), и избыток рисового богатства, остававшийся у земледельца от платы подати натурой и от домашнего обихода, скупался за бесценок китайцами.
Пусто было на реке и в протоках: ни одной лодки, ни одной джонки. И маленькая канонерка с большим боковым орудием, заряженным картечью, попыхивая дымком, подвигалась вперед среди берегов, то покрытых гущей деревьев, то оголенных, с выжженными на далекое
пространство рисовыми
полями.
На возвратном пути в Батавию они заехали в одну малайскую деревню, спрятавшуюся в ограде кактусов, бананника и манговых деревьев. Рисовые мокрые
поля с маленькой светлой зеленью тянулись на большое
пространство за оградой. Построенные из бамбука и скрепленные известью хижины имели далеко не привлекательный вид. В маленьком домике, куда ввел наших путешественников возница, было довольно опрятно. Почти голые хозяева встретили гостей любезно и принесли плодов.
Обширное низменное
пространство, о котором здесь идет речь, покрыто редким смешанным лесом плохого качества. Перелески, если смотреть на них с высоты птичьего
полета, наподобие ажурных кружев окружали заболоченные низины. Изредка кое-где попадались большие старые деревья: тополь, липа, осокорь и другие в возрасте от полутораста до двухсот лет.
Была вторая половина октября.
Поля, запорошенные пушистым снежком, скрипели после долгой растопки и глядели весело. Из окон маленького домика Синтяникского хутора было видно все
пространство, отделяющее хутор от Бодростинской усадьбы. Вечером, в один из сухих и погожих дней, обитатели хуторка были осчастливлены посещением, которое их очень удивило: к ним приехал старик Бодростин.
Разнося питье и патроны, заряжая ружья, помогая перевязывать раны, юноша томился непрерывной мукой страха за участь раненого друга, ехать к ней сейчас нечего было и думать: пули тучами носились над
полем; тяжелые снаряды неприятельских гаубиц то и дело ложились здесь и там, вырывая воронками землю, осыпая дождем осколков все
пространство, отделяющее два неприятельских отряда один от другого.
Все огромное
пространство этого
поля было покрыто убитыми, Их еще не успели подобрать разгоряченные преследованием победители.
Сын так же, как и отец, махнул рукой и выбежал на двор. Дом Ширяева стоял одиночкой у балки, которая бороздой проходила по степи верст на пять. Края ее поросли молодым дубом и ольхой, а на дне бежал ручей. Дом одною стороною глядел на балку, другою выходил в
поле. Заборов и плетней не было. Их заменяли всякого рода стройки, тесно жавшиеся друг к другу и замыкавшие перед домом небольшое
пространство, которое считалось двором и где ходили куры, утки и свиньи.
Опьяняло душу это наслаждение быстрого, беструдного и слитного кружения, похожего на совместный
полет в ритмически-колеблющихся, музыкальных
пространствах.