Неточные совпадения
— Губернатор приказал выслать Инокова из города, обижен корреспонденцией о лотерее, которую жена его устроила в пользу погорельцев. Гришу ищут, приходила
полиция,
требовали, чтоб я сказала, где он. Но — ведь я же не знаю! Не верят.
— Избит, но — ничего опасного нет, кости — целы. Скрывает, кто бил и где, — вероятно, в публичном, у девиц. Двое суток не говорил — кто он, но вчера я пригрозил ему заявить
полиции, я же обязан! Приходит юноша, избитый почти до потери сознания, ну и… Время, знаете,
требует… ясности!
В августе 1850 года, желая оставить Швейцарию, моя мать
потребовала залог, но цюрихская
полиция его не отдала; она хотела прежде узнать о действительном отъезде ребенка из кантона.
Устыдившись гласности,
полиция сказала, что она не
требует высылки, а только какую-то ничтожную сумму денег в обеспечение (caution), что ребенок не кто-нибудь другой, а он сам.
Цюрихская
полиция, тугая на отдачу залога,
потребовала тогда другого свидетельства, в котором здешняя
полиция должна была засвидетельствовать, „что сыну моему официально позволяется жить в Пиэмонте“ (que l'enfant est officiellement tolere).
Городская
полиция вдруг
потребовала паспорт ребенка; я отвечал из Парижа, думая, что это простая формальность, — что Коля действительно мой сын, что он означен на моем паспорте, но что особого вида я не могу взять из русского посольства, находясь с ним не в самых лучших сношениях.
Я видел, как упало несколько человек, видел, как толпа бросилась к Страстному и как в это время в открывшихся дверях голицынского магазина появилась в одном сюртуке, с развевающейся седой гривой огромная фигура владельца. Он кричал на
полицию и
требовал, чтобы раненых несли к нему на перевязку.
— Ваше превосходительство, — сказал Долгоногов холодно и твердо, — в другое время я готов выслушать все, что вам будет угодно сказать. Теперь прежде всего я
требую немедленного освобождения моего ученика, незаконно арестованного при
полиции… О происшествии я уже послал телеграмму моему начальству…
Если бы она не плакала, то, вероятно, ей просто дали бы отступного и она ушла бы благополучно, но она была влюблена в молодого паныча, ничего не
требовала, а только голосила, и потому ее удалили при помощи
полиции.
Напав на нить брачных историй, князь Василий не пощадил и Густава Ивановича Фриессе, мужа Анны, рассказав, что он на другой день после свадьбы явился
требовать при помощи
полиции выселения новобрачной из родительского дома, как не имеющую отдельного паспорта, и водворения ее на место проживания законного мужа.
— Но согласитесь, ваше преосвященство, после всего того, что я имел счастие слышать от вас, — не прав ли я был,
требуя от земской
полиции и от духовенства, чтобы они преследовали обе эти секты? Что это такое? Что-то сверхъестественное, нечеловеческое? — вопрошал уже авторитетным тоном Крапчик.
Потерявшая терпение толпа ломилась наверх,
требуя, чтобы черт немедленно же был ей предъявлен, причем громогласно выражалось самое ярое подозрение, что
полиция возьмет с черта взятку и отпустит его обратно в ад.
Лунёв вскочил со стула и громко, с бешенством заговорил о том, что она должна завтра же идти в
полицию, показать там все свои синяки и
требовать, чтоб мужа её судили. Она же, слушая его речь, беспокойно задвигалась на стуле и, пугливо озираясь, сказала...
В один прекрасный вечер он вылетел на воздушном шаре за пределы не только столицы, но даже и Московской губернии. Забеспокоились кредиторы, заявили в
полицию, а один из самых злобных даже
требовал, чтобы
полиция привлекла его за нарушение подписки о невыезде.
Оказалось, что он не заплатил денег хозяину номеров, в которых стоял, а когда с него
потребовали денег, он ударил кого-то; потом он скрылся и теперь справедливо полагает, что
полиция не скажет ему спасибо за неплатёж этих денег и за удар; да, кстати, он и нетвёрдо помнит — один удар или два, три или четыре нанёс он.
И вот — с прошлого года — литература начала ополчаться против откупов, откупщики стали возвышать цену на вино, разбавленное более, нежели когда-нибудь, начальство стало подтверждать и напоминать указную цену, откупщики изобрели специальную водку, народ стал
требовать вина по указной цепе, целовальники давали ему отравленную воду, народ шумел,
полиция связывала и укрощала шумящих, литература писала обо всем этом безыменные статейки…
Но формальность
требовала, чтобы место преступления было осмотрено, и я отложил эту поездку до приезда
полиции, а пока занялся составлением начерно протокола и допросом.
— Mais… imaginez-vous, cher baron [Но… представьте себе, господин барон (фр.).], администрация отдает человека под надзор
полиций за зловредность его действий, за явный призыв к неповиновению власти, за публичный скандал, за порицания, наконец, правительственного и государственного принципа, администрация даже — каюсь в том! — оказала здесь достаточное послабление этому господину, а его преосвященство — как сами видите — вдруг изволит являться с претензиями на наше распоряжение,
требует, чтобы мы сняли полицейский надзор!
Он
требовал ареста виновного при
полиции до разбора дела, но гардемарин не согласился, и баркас отвалил.
— Нет, вы это говорили! Вы хотите показать, что я даже не стою вашего внимания, что вы предоставляете мне полную свободу чувств и поступков, а между тем
требуете меня чуть не через
полицию, когда люди оказывают мне малейшее уважение и ласку. Вы фразер, и больше ничего как фразер.
До вечера у Марьи Матвеевны перебывал весь город, все по нескольку раз переслушали рассказ о сверхъестественном ночном и утреннем происшествии. Являлась даже и какая-то
полиция, но от нее это дело скрывали, чтобы, храни бог, не случилось чего худшего. Приходил и учитель математики, состоящий корреспондентом ученого общества. Он
требовал, чтобы ему дали кирпичи, которыми швырял черт или дьявол, — и хотел их послать в Петербург.
Конечно, прусская
полиция действовала только ввиду отместки, не будучи в праве
требовать его выдачи, разыскивая его с целью направить на него русские власти в случае удачного розыска.
А потому прошу ваше сиятельство переменить распоряжение ваше и предписать бурмистру вашему исполнять строго все предписания земской
полиции, ибо, в противном случае, я буду вынужден
потребовать его в город и публично наказать плетьми».
— Удайся нам убедить суд, — начал снова Николай Герасимович, — что я действительно проживал во Франции, а не в Бельгии под чужим именем, добейся я таким образом оправдательного приговора по обвинению в ношении чужого имени, тогда если я и буду обвинен по делу об оскорблении
полиции, то под именем маркиза де Траверсе, а не Савина, и этот приговор суда будет мне служить самым лучшим доводом против требуемой Россией моей выдачи:
требуют не маркиза де Траверсе, а Савина, с которым я в силу уже приговора бельгийского суда, ничего общего иметь не буду…
Бранили
полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи;
требовали вспомоществований.