Неточные совпадения
Он все более определенно чувствовал в
жизни Марины нечто таинственное или, по меньшей мере, странное. Странное отмечалось не только в противоречии ее
политических и религиозных мнений с ее деловой
жизнью, — это противоречие не смущало Самгина, утверждая его скептическое отношение к «системам фраз». Но и в делах ее были какие-то темные места.
Он знал все, о чем говорят в «кулуарах» Государственной думы, внутри фракций, в министерствах, в редакциях газет, знал множество анекдотических глупостей о
жизни царской семьи, он находил время читать текущую
политическую литературу и, наскакивая на Самгина, спрашивал...
Я квалифицирован как юрист, защитник общества против покушений на его социально-политический порядок, на собственность, на
жизнь его членов.
Жизнь становилась все более щедрой событиями, каждый день чувствовался кануном новой драмы. Тон либеральных газет звучал ворчливей, смелее, споры — ожесточенней, деятельность
политических партий — лихорадочнее, и все чаще Самгин слышал слова...
— «Внутренняя
жизнь личности есть единственно творческая сила человеческого бытия, и она, а не самодовлеющие начала
политического порядка является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства».
«Когда же жить? — спрашивал он опять самого себя. — Когда же, наконец, пускать в оборот этот капитал знаний, из которых большая часть еще ни на что не понадобится в
жизни?
Политическая экономия, например, алгебра, геометрия — что я стану с ними делать в Обломовке?»
Нельзя было Китаю жить долее, как он жил до сих пор. Он не шел, не двигался, а только конвульсивно дышал, пав под бременем своего истощения. Нет единства и целости, нет условий органической государственной
жизни, необходимой для движения такого огромного целого.
Политическое начало не скрепляет народа в одно нераздельное тело, присутствие религии не согревает тела внутри.
Она очень хорошо могла доказывать, что существующий порядок невозможен, и что обязанность всякого человека состоит в том, чтобы бороться с этим порядком и пытаться установить тот и
политический и экономический строй
жизни, при котором личность могла бы свободно развиваться, и т. п.
После развратной, роскошной и изнеженной
жизни последних шести лет в городе и двух месяцев в остроге с уголовными
жизнь теперь с
политическими, несмотря на всю тяжесть условий, в которых они находились, казалась Катюше очень хорошей.
И как военные живут всегда в атмосфере общественного мнения, которое не только скрывает от них преступность совершаемых ими поступков, но представляет эти поступки подвигами, — так точно и для
политических существовала такая же, всегда сопутствующая им атмосфера общественного мнения их кружка, вследствие которой совершаемые ими, при опасности потери свободы,
жизни и всего, что дорого человеку, жестокие поступки представлялись им также не только не дурными, но доблестными поступками.
Но абсолютностью и отвлеченностью отличаются заявления всех
политических доктринеров, которые хорошее устроение общественной
жизни в мысли принимают за
жизнь.
На этой почве вырабатывается
политический формализм, не желающий знать реального содержания человеческой
жизни.
Сектантская психология и в религиозной
жизни есть уклон и ведет к самоутверждению и самопогруженности, а в
жизни политической она не имеет никаких прав на существование, так как всегда является сотворением себе кумира из относительных вещей мира, подменой Абсолютного Бога относительным миром.
В продолжение уединенной
жизни своей в деревне он занимался
политической экономией и химией.
После падения Франции я не раз встречал людей этого рода, людей, разлагаемых потребностью
политической деятельности и не имеющих возможности найтиться в четырех стенах кабинета или в семейной
жизни. Они не умеют быть одни; в одиночестве на них нападает хандра, они становятся капризны, ссорятся с последними друзьями, видят везде интриги против себя и сами интригуют, чтоб раскрыть все эти несуществующие козни.
Соколовский, автор «Мироздания», «Хевери» и других довольно хороших стихотворений, имел от природы большой поэтический талант, но не довольно дико самобытный, чтоб обойтись без развития, и не довольно образованный, чтоб развиться. Милый гуляка, поэт в
жизни, он вовсе не был
политическим человеком. Он был очень забавен, любезен, веселый товарищ в веселые минуты, bon vivant, [любитель хорошо пожить (фр.).] любивший покутить — как мы все… может, немного больше.
Вообще Москва входила тогда в ту эпоху возбужденности умственных интересов, когда литературные вопросы, за невозможностью
политических, становятся вопросами
жизни.
Политический вопрос с 1830 года делается исключительно вопросом мещанским, и вековая борьба высказывается страстями и влечениями господствующего состояния.
Жизнь свелась на биржевую игру, все превратилось в меняльные лавочки и рынки — редакции журналов, избирательные собрания, камеры. Англичане до того привыкли все приводить, к лавочной номенклатуре, что называют свою старую англиканскую церковь — Old Shop. [Старая лавка (англ.).]
Во Франции интеллектуальная
жизнь была отрезана от
жизни политической, связанной с депутатами и министрами.
Среда профессионалов, делавших политику, была замкнута в себе, поглощена
политической игрой и оторвана от народной
жизни.
Все эти искатели праведной
жизни в Боге, которых я встречал в большом количестве, были революционерами, хотя революционность их была духовная, а не
политическая.
Аристотель говорит в своей, во многих отношениях замечательной, «Политике»: «Человек есть естественно животное
политическое, предназначенное к
жизни в обществе, и тот, кто по своей природе не является частью какого-либо государства, есть существо деградированное или превосходящее человека».
В мое время еще недалеко зашел конструктивный коммунистический период, еще была революционная стихия и тоталитаризм советского государства еще не окончательно захватил всю
жизнь, он распространялся главным образом на
политическую и экономическую сферы.
«Народных заседаний проба в палатах Аглицкого клоба». Может быть, Пушкин намекает здесь на
политические прения в Английском клубе. Слишком близок ему был П. Я. Чаадаев, проводивший ежедневно вечера в Английском клубе, холостяк, не игравший в карты, а собиравший около себя в «говорильне» кружок людей, смело обсуждавших тогда политику и внутренние дела. Некоторые черты Чаадаева Пушкин придал своему Онегину в описании его холостой
жизни и обстановки…
Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных
политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной
жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной
жизнью.
Жизнь наша лицейская сливается с
политическою эпохою народной
жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на нашем детстве. Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут, при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвой, обнимались с родными и знакомыми — усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом. Не одна слеза тут пролита.
Под шум всевозможных совещаний, концертов, тостов и других
политических сюрпризов прекращается русловое течение
жизни, и вся она уходит внутрь, но не для работы самоусовершенствования, а для того, чтобы переполниться внутренними болями.
Торжество той или другой идеи производит известные изменения в
политических сферах и в то же время представляет собой торжество журналистики соответствующего оттенка. Журналистика не стоит в стороне от
жизни страны, считая подписчиков и рассчитывая лишь на то, чтобы журнальные воротилы были сыты, а принимает действительное участие в
жизни. Стоит вспомнить июльскую монархию и ее представителя, Луи-Филиппа, чтобы убедиться в этом.
Я не хочу, конечно, сказать этим, чтоб университеты, музеи и тому подобные образовательные учреждения играли ничтожную роль в
политической и общественной
жизни страны, — напротив! но для того, чтоб влияние этих учреждений оказалось действительно плодотворным, необходимо, чтоб между ними и обществом существовала живая связь, чтоб университеты, например, были светочами и вестниками
жизни, а не комментаторами официально признанных формул, которые и сами по себе настолько крепки, что, право, не нуждаются в подтверждении и провозглашении с высоты профессорских кафедр.
Напротив, всякий эпизод из общественно-политической
жизни Франции затрогивал нас за живое, заставлял и радоваться, и страдать.
Но, наглядевшись вдоволь на уличную
жизнь, непростительно было бы не заглянуть и в ту мастерскую, в которой вершатся
политические и административные судьбы Франции. Я выполнил это, впрочем, уже весной 1876 года. Палаты в то время еще заседали в Версале, и на очереди стоял вопрос об амнистии 27.
Было время, когда «Современные известия» были самой распространенной газетой в Москве и весьма своеобразной: с одной стороны, в них печатались
политические статьи, а с другой — они с таким же жаром врывались в общественную городскую
жизнь и в обывательщину. То громили «Коварный Альбион», то с не меньшим жаром обрушивались на бочки «отходников», беспокоивших по ночам Никиту Петровича Гилярова-Платонова, жившего на углу Знаменки и Антипьевского переулка, в нижнем этаже, окнами на улицу.
Обойти этих основных элементов человеческого общества масоны не могли, ибо иначе им пришлось бы избегать всего, что составляет самое глубокое содержание
жизни людей; но вместе с тем они не образуют из себя ни
политических, ни религиозных партий.
В экономическом отношении проповедуется теория, сущность которой в том, что чем хуже, тем лучше, что чем больше будет скопления капитала и потому угнетения рабочего, тем ближе освобождение, и потому всякое личное усилие человека освободиться от давления капитала бесполезно; в государственном отношении проповедуется, что чем больше будет власть государства, которая должна по этой теории захватить не захваченную еще теперь область частной
жизни, тем это будет лучше, и что потому надо призывать вмешательство правительств в частную
жизнь; в
политических и международных отношениях проповедуется то, что увеличение средств истребления, увеличение войск приведут к необходимости разоружения посредством конгрессов, арбитраций и т. п.
Обыкновенно думают, что всеобщая воинская повинность и связанные с нею всё увеличивающиеся вооружения и вследствие того всё увеличивающиеся подати и государственные долги во всех народах есть явление случайное, возникшее от некоторого
политического положения Европы, и может быть устранено тоже некоторыми
политическими соображениями, без изменения внутреннего строя
жизни.
Отношение к этому в нашем образованном обществе трояко: одни рассматривают это явление как нечто случайное, возникшее от особенного
политического положения Европы, и считают его поправимым без изменения всего внутреннего строя
жизни народов, внешними дипломатическими международными мерами.
Вся литература — и философская, и
политическая, и изящная — нашего времени поразительна в этом отношении. Какое богатство мыслей, форм, красок, какая эрудиция, изящество, обилие мыслей и какое не только отсутствие серьезного содержания, но какой-то страх перед всякой определенностью мысли и выражения ее! Обходы, иносказания, шутки, общие, самые широкие соображения и ничего простого, ясного, идущего к делу, т. е. к вопросу
жизни.
Больше всего возбуждали интерес служащих
политические сыщики, люди с неуловимыми физиономиями, молчаливые и строгие. О них с острой завистью говорили, что они зарабатывают большие деньги, со страхом рассказывали, что этим людям — всё известно, всё открыто; сила их над
жизнью людей — неизмерима, они могут каждого человека поставить так, что куда бы человек ни подвинулся, он непременно попадёт в тюрьму.
Может быть, этот анекдот несправедлив; но, прочтя со вниманием всю
политическую и военную
жизнь Наполеона, как не скажешь: si non è vero è ben trovato (если неверно, то хорошо придумано (итал.)) (Прим. автора.)]
Выражается это очень странно, в виде страстности; но это не страстность, заставляющая современного человека хоть на минуту перенестись в эпоху нибелунгов, олимпийских богов и вообще в эпохи великих образов и грандиозного проявления гигантских страстей: это в
жизни прихоть, оправдываемая преданиями; в творчестве — служение чувственности и неуменье понять круглым счетом ровно никаких задач искусства, кроме задач сухо
политических, мелких, или конфортативных, разрешаемых в угоду своей субъективности.
Историческая наука недаром отделила последние четыре столетия и существенным признаком этого отграничения признала великие изобретения и открытия XV века. Здесь проявления усилий человеческой мысли дали
жизни человечества совсем иное содержание и раз навсегда доказали, что общественные и
политические формы имеют только кажущуюся самостоятельность, что они делаются шире и растяжимее по мере того, как пополняется и усложняется материал, составляющий их содержание.
Савонарола, следуя инстинкту
жизни романских народов, сделался главою
политической партии [«Романские народы имеют характеристику резче германцев, они определенные цели свои исполняют с чрезвычайной твердостью, обдуманностью и ловкостью».
Но если полная мера
политического благоденствия есть наша доля, то будем же признательны и не забудем, что великие отличия приносят с собою и великие должности; что Благородный есть ли и человек добродетельный или поношение своего рода; что быть полезным есть первая наша обязанность; и что истинный Российский Дворянин не только посвящает
жизнь отечеству, но готов и смертию доказать беспредельную любовь свою к его благу!
Я напомню вам Монарха, ревностного к общему благу, деятельного, неутомимого, который пылал страстию человеколюбия, хотел уничтожить вдруг все злоупотребления, сделать вдруг все добро, но который ни в чем не имел успеха и при конце
жизни своей видел с горестию, что он государство свое не приблизил к цели
политического совершенства, а удалил от нее: ибо Преемнику для восстановления порядка надлежало все новости его уничтожить.
— Этот паук, скорпион […этот паук, скорпион… — имеется в виду издатель реакционной газеты «Северная пчела» Ф.В.Булгарин, преследовавший Пушкина в газетных статьях и писавший на него доносы в тайную полицию.], жаливший всю
жизнь его, жив еще, когда он умер, и между нами нет ни одного честного Занда [Занд Карл — немецкий студент, убивший в 1819 году реакционного писателя и
политического деятеля А.Коцебу, за что был казнен 20 мая 1820 года.], который бы пошел и придавил эту гадину.
Правда, что нам часто приходилось встречать проявление товарищеского участия со стороны каторжан, которые видели, что для нас, «
политических», тюрьма готовит все свои суровости и стеснения, не представляя взамен никаких облегчений, связанных с обществом себе подобных и с артельною
жизнью.
— Если для полноты ответа вы хотите chemin faisant [попутно (фр.).] разрешить все исторические и
политические вопросы, то надобно будет посвятить на это лет сорок
жизни, да и то еще успех сомнителен.
Вот непримиримое противоречие Запада и Востока. Именно это, рожденное отчаянием, своеобразие восточной мысли и является одной из основных причин
политического и социального застоя азиатских государств. Именно этой подавленностью личности, запутанностью ее, ее недоверием к силе разума, воли и объясняется мрачный хаос
политической и экономической
жизни Востока. На протяжении тысячелетий человек Востока был и все еще остается в массе своей «человеком не от мира сего».
Законная цель наук есть познание истин, служащих к благу людей. Ложная цель есть оправдание обманов, вносящих зло в
жизнь человеческую. Такова юриспруденция,
политическая экономия и в особенности философия и богословие.
И тут-то являются разные науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является наука
политическая экономия, история и самая модная — социология, о том, по каким законам живут и должны жить люди, и оказывается, что дурная
жизнь людей не от них, а оттого, что таковы законы, и что дело людей не в том, чтобы перестать жить дурно и изменять свою
жизнь от худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя попрежнему, по своим слабостям думать, что всё худое происходит не от них самих, а от тех законов, какие нашли и высказали ученые.