Неточные совпадения
Тем же ласковым тоном, каким она
говорила с
покупателем, Марина сказала Самгину...
— Проходит третий
покупатель и, показывая на одну из лавок,
говорит: «Это основательно», а показывая на другую из лавок,
говорит: «Это неосновательно». Что могу я заключить о сем
покупателе?
Туляцкому и Хохлацкому концам было не до этих разговоров, потому что все жили в настоящем. Наезд исправника решил все дело: надо уезжать. Первый пример подал и здесь Деян Поперешный. Пока другие
говорили да сбирались потихоньку у себя дома, он взял да и продал свой покос на Сойге, самый лучший покос во всем Туляцком конце.
Покупателем явился Никитич. Сделка состоялась, конечно, в кабаке и «руки розняла» сама Рачителиха.
Подхалюзин. Известное дело-с, стараюсь, чтобы все было в порядке и как следует-с. Вы,
говорю, ребята, не зевайте: видишь, чуть дело подходящее,
покупатель, что ли, тумак какой подвернулся, али цвет с узором какой барышне понравился, взял,
говорю, да и накинул рубль али два на аршин.
— Не то дорого, что вы
покупатели, лучше каких желать не надо, а любовь, да совет, да умное ваше слово — вот что всяких денег дороже! —
говорили нам везде.
—
Покупатель — дурак, — уверенно
говорил мне приказчик. — Ему все едино, где купить, лишь бы дешево, а в товаре он не понимает!
Помуслив палец, мужик перевертывает страницу, — там, где он коснулся ее, остается темный снимок с пальца. Приказчик, глядя в темя
покупателя злым взглядом,
говорит...
Но, сбегав раза два в трактир, и мужики становились бойчее, на ругань отвечали руганью, на шутки — шутками; к полудню почти все они были выпивши, и споры их с
покупателями нередко разрешались боем. Являлся базарный староста Леснов, приходил Анкудин и другой будочник — Мохоедов; пьяных и буянов отправляли в пожарную. Солидные люди, внушительно крякая,
говорили мужикам...
— Мужик — умный, — сказал Никон, усмехаясь. — Забавно мы с ним беседуем иной раз: он мне — хорошая,
говорит, у тебя душа, а человек ты никуда не годный! А я ему — хороший ты человек, а души у тебя вовсе нет, одни руки везде, пар шестнадцать! Смеётся он. Мужик надёжный, на пустяки себя не разобьёт и за малость не продаст ни себя, ни другого. Ежели бы он Христа продавал — ограбил бы
покупателей, прямо бы и сразу по миру пустил.
— Всё журит: «Дело,
говорит, делай… Я,
говорит, книжника не хочу…» Но ежели мне противно за стойкой торчать? Шум, гам, вой, самого себя не слышно!.. Я
говорю: «Отдай меня в приказчики, в лавку, где иконами торгуют…
Покупателя там бывает мало, а иконы я люблю…»
День этот был странно длинён. Над крышами домов и площадью неподвижно висела серая туча, усталый день точно запутался в её сырой массе и тоже остановился. К вечеру в лавку пришли
покупатели, один — сутулый, худой, с красивыми, полуседыми усами, другой — рыжебородый, в очках. Оба они долго и внимательно рылись в книгах, худой всё время тихонько свистел, и усы у него шевелились, а рыжий
говорил с хозяином. Евсей укладывал отобранные книги в ряд, корешками вверх, и прислушивался к словам старика Распопова.
Продавая книгу, старик точно обнюхивал
покупателя,
говорил с ним необычно, то слишком громко и торопливо, то понижая голос до шёпота; его тёмные очки неподвижно упирались в лицо
покупателя.
Одно время в лавку стал заходить чаще других знакомых
покупателей высокий голубоглазый студент с рыжими усами, в фуражке, сдвинутой на затылок и открывавшей большой белый лоб. Он
говорил густым голосом и всегда покупал много старых журналов.
— Ты что-то часто
говоришь об этом: портятся люди, портятся. Но ведь это дело не наше; это дело попов, учителей, ну — кого там? Лекарей разных, начальства. Это им наблюдать, чтобы народ не портился, это — их товар, а мы с тобой —
покупатели. Всё, брат, понемножку портится. Ты вот стареешь, и я тоже. Однако ведь ты не скажешь девке: не живи, девка, старухой будешь!
— Что ж я, иль дороги не знаю, что мне беспременно провожатого нужно? — проговорил Василий Андреич с тем неестественным напряжением губ, с которым он обыкновенно
говорил с продавцами и
покупателями, с особенной отчетливостью выговаривая каждый слог.
— Теперь лес с каждым годом дорожает на двадцать процентов, —
говорила она
покупателям и знакомым. — Помилуйте, прежде мы торговали местным лесом, теперь же Васичка должен каждый год ездить за лесом в Могилевскую губернию. А какой тариф! —
говорила она, в ужасе закрывая обе щеки руками. — Какой тариф!
— Нет, —
говорю, — не продашь, не скоро ты найдешь здесь
покупателя.
— Тяжеленьки условия, Никита Федорыч, оченно даже тяжеленьки, — покачивая головой,
говорил Марко Данилыч. — Этак, чего доброго, пожалуй, и
покупателей вам не найти… Верьте моему слову — люди мы бывалые, рыбное дело давно нам за обычай. Еще вы с Дмитрием-то Петровичем на свет не родились, а я уж давно всю Гребновскую вдоль и поперек знал… Исстари на ней по всем статьям повелось, что без кредита сделать дела нельзя. Смотрите, не пришлось бы вам товар-от у себя на руках оставить.
— Не миновать, — молвил Марко Данилыч. —
Говорю тебе: нет на тюленя
покупателей и вперед не предвидится.
— У Катамышевых
говорят мне: попробуйте жженого кофею взять, у нас особенным образом жгут, все
покупатели одобряют. Взяла, — гадость ужасная! Просто кофейная настойка, без всякого вкуса. А я люблю, чтоб у кофе был букет…
— В вас, почтеннейший Василий Иваныч, —
говорил Низовьев, тихо улыбаясь, сквозь дым папиросы со слащавым запахом, — мне приятно было видеть представителя новой генерации деловых людей на европейский образец. Вы берете товар лицом. Мне нет надобности продавать дачу за бесценок. Если она не найдет себе такого
покупателя, как ваша компания, на сруб у меня ее купят на двадцать процентов дороже.
— Нельзя мне не знать, — отвечала хозяйка, — потому что я всю жизнь только то и делала, что сама готовила и ела вместе с детьми. Товары ваши порченые. Вот вам доказательство, —
говорила она, показывая на испорченный хлеб, маргарин в лепешках и отстой в молоке. — Ваши товары надо все в реку бросить или сжечь и наместо их завести хорошие! — И хозяйка не переставая, стоя перед лавками, кричала все одно подходившим
покупателям, и
покупатели начинали смущаться.
Не
говорите это моим
покупателям на базаре, мне еще нужно дотянуть рабочий день… но я ужасно устал.