Неточные совпадения
Что же до того, налево или направо должен был смотреть
подсудимый, входя в залу, то, «по его скромному мнению»,
подсудимый именно должен был, входя в залу, смотреть прямо пред собой, как и смотрел в самом деле, ибо прямо пред ним сидели председатель и члены суда, от которых зависит теперь вся его участь, «так что, смотря прямо пред собой, он именно тем самым и доказал совершенно нормальное состояние своего ума в данную минуту», — с некоторым жаром заключил молодой врач свое «скромное»
показание.
Председатель, обратившись к
подсудимому, спросил: не имеет ли он чего заметить по поводу данных
показаний?
Но
подсудимый дал ясное и твердое
показание о том, откуда взял деньги, и если хотите, господа присяжные заседатели, если хотите, — никогда ничего не могло и не может быть вероятнее этого
показания и, кроме того, более совместного с характером и душой
подсудимого.
За давешним
показанием горячечного последовал документ, письмо
подсудимого к госпоже Верховцевой, писанное им за два дня до совершения преступления, с подробною программой преступления вперед.
Затем не менее внезапное
показание старшего брата
подсудимого, сегодня на суде, до сих пор верившего в виновность брата и вдруг приносящего деньги и тоже провозгласившего опять-таки имя Смердякова как убийцы!
Этот факт был у нас наготове, о, уже давно наготове: это
показание очнувшегося слуги Григория об отворенной двери, из которой выбежал
подсудимый.
Ну и пусть, я тоже не стану дотрогиваться, но, однако, позволю себе лишь заметить, что если чистая и высоконравственная особа, какова бесспорно и есть высокоуважаемая госпожа Верховцева, если такая особа, говорю я, позволяет себе вдруг, разом, на суде, изменить первое свое
показание, с прямою целью погубить
подсудимого, то ясно и то, что это
показание ее было сделано не беспристрастно, не хладнокровно.
Иван Иваныч. Итак,
подсудимый сознался. Теперича можно, стало быть, приступить к выслушиванию свидетельских
показаний. Господин секретарь! все свидетели налицо?
— Господа присяжные! — мягко и внушительно говорил прокурор. — Взгляните на лицо этого человека, — оно красноречивее
показаний свидетелей, безусловно установивших виновность
подсудимого… оно не может не убедить вас в том, что пред вами стоит типичный преступник, враг законопорядка, враг общества…
— Прошу господ присяжных обратить на это
показание особенное внимание! — обращается защитник Прокопа к присяжным, — оно уничтожает в прах все эти гнусные клеветы насчет подкупов и угроз, которые злонамеренно распускаются в обществе. Вот свидетель, который прямо показывает, что
подсудимый не только не подкупал, но и бил его… и за всем тем, в благодарной своей памяти, не находит ни единого факта, который мог бы очернить моего клиента! Еще раз прошу вас обратить на это внимание!
Когда я давал
показания, защитник спросил меня, в каких отношениях я находился с Ольгой, и познакомил меня с
показанием Пшехоцкого, когда-то мне аплодировавшего. Сказать правду — значило бы дать
показание в пользу
подсудимого: чем развратнее жена, тем снисходительнее присяжные к мужу-Отелло, — я понимал это… С другой стороны, моя правда оскорбила бы Урбенина… он, услыхав ее, почувствовал бы неизлечимую боль… Я счел за лучшее солгать.
— Господа судьи, — начал он, — на скромной скамье
подсудимых суда исправительной полиции сидит в настоящую минуту человек далеко не скромный. Вы только что слышали
показания свидетелей, обрисовавших вам возмутительное поведение
подсудимого, по отношению к полицейскому сержанту Флоке и комиссару Морелю. Неудовольствовавшись этим, обвиняемый позволил себе бранить неприличными словами Французскую республику и высших представителей.
По моему мнению, отношение и любовь госпожи де Межен к маркизу де Траверсе не могут служить к опорочиванию ее
показаний, тем более, что закон обязывает суд принимать в соображение все доказательства, клонящиеся к оправданию или вообще служащие в пользу
подсудимого.
Я надеюсь, что суд в этом со мною согласится.
Показаниям же госпожи де Межен не может быть дано веры, так как суду хорошо известны отношения к ней обвиняемого, его любовь и преданность ему. Что же касается обвинения обоих
подсудимых в оскорблении словами и действиями полицейского комиссара и агентов полиции, а также в сопротивлении властям, то все это доказано и не отрицается самими обвиняемыми. О чем же тогда говорить, как не о применении закона?
Показания их относились только к факту оскорбления их
подсудимыми, то есть к обвинению в неповиновении властям и оскорблении должностных лиц.
Когда чтение этих
показаний окончилось, председатель обратился к
подсудимому...
«Старуха Ушакова была введена в залу суда под руки и давала
показания, сидя в кресле.
Показания ее состояли в том, что она затряслась всем телом, обернулась к
подсудимому и, грозя на него кулаками, закричала...
Показание Никиты Ерша, вместе с
показаниями его, Петухова, об отношениях Гиршфельда с осужденной молчаливой княжной, может не только запутать Николая Леопольдовича в неприятное для него дело, но даже привести его на скамью
подсудимых и, смотря по ведению следствия, совершенно погубить.
Тихо, едва слышно, ответила
подсудимая на обычные вопросы председателя о звании, имени и отчестве, летах и роде занятий. Началось чтение коротенького обвинительного акта. Упавшим почти до шепота голосом, побудившим председателя, предлагавшего ей вопросы, просить ее несколько раз говорить громче, признала себя княжна виновною в обоих приписываемых ей преступлениях и повторила свое
показание, данное у следователя.