Неточные совпадения
Краса и гордость русская,
Белели церкви Божии
По горкам, по холмам,
И с ними в
славе спорили
Дворянские дома.
Дома с оранжереями,
С китайскими беседками
И с английскими парками;
На каждом флаг играл,
Играл-манил приветливо,
Гостеприимство русское
И ласку обещал.
Французу не привидится
Во сне, какие праздники,
Не день, не два — по месяцу
Мы задавали тут.
Свои индейки жирные,
Свои наливки сочные,
Свои актеры,
музыка,
Прислуги — целый полк!
Бежит лакей с салфеткою,
Хромает: «Кушать подано!»
Со всей своею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И с белыми собачками,
Пошел помещик завтракать,
Работы осмотрев.
С реки из лодки грянула
Навстречу барам
музыка,
Накрытый стол белеется
На самом берегу…
Дивятся наши странники.
Пристали к Власу: «Дедушка!
Что за порядки чудные?
Что за чудной старик...
Подумаешь, как счастье своенравно!
Бывает хуже, с рук сойдет;
Когда ж печальное ничто
на ум не йдет,
Забылись
музыкой, и время
шло так плавно;
Судьба нас будто берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе ждет из-за угла.
Катя неохотно приблизилась к фортепьяно; и Аркадий, хотя точно любил
музыку, неохотно
пошел за ней: ему казалось, что Одинцова его отсылает, а у него
на сердце, как у всякого молодого человека в его годы, уже накипало какое-то смутное и томительное ощущение, похожее
на предчувствие любви. Катя подняла крышку фортепьяно и, не глядя
на Аркадия, промолвила вполголоса...
— Расстригут меня —
пойду работать
на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло не употребляется в
музыке? Прислушивались вы зимой, в метельные ночи, когда не спится, как стекла в окнах поют? Я, может быть, тысячу ночей слушал это пение и дошел до мысли, что именно стекло, а не медь, не дерево должно дать нам совершенную
музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
Приятно было наблюдать за деревьями спокойное, парадное движение праздничной толпы по аллее. Люди
шли в косых лучах солнца встречу друг другу, как бы хвастливо показывая себя, любуясь друг другом.
Музыка, смягченная гулом голосов, сопровождала их лирически ласково. Часто доносился веселый смех, ржание коня, за углом ресторана бойко играли
на скрипке, масляно звучала виолончель, женский голос пел «Матчиш», и Попов, свирепо нахмурясь, отбивая такт мохнатым пальцем по стакану, вполголоса, четко выговаривал...
— Я — не понимаю: к чему этот парад? Ей-богу, право, не знаю — зачем? Если б, например, войска с
музыкой… и чтобы духовенство участвовало, хоругви, иконы и — вообще — всенародно, ну, тогда — пожалуйста! А так, знаете, что же получается? Раздробление как будто. Сегодня — фабричные, завтра — приказчики
пойдут или, скажем, трубочисты, или еще кто, а — зачем, собственно? Ведь вот какой вопрос поднимается! Ведь не
на Ходынское поле гулять
пошли, вот что-с…
На улице люди быстро разделились, большинство, не очень уверенно покрикивая ура,
пошло встречу
музыке, меньшинство быстро двинулось направо, прочь от дворца, а люди в ограде плотно прижались к стенам здания, освободив пред дворцом пространство, покрытое снегом, истоптанным в серую пыль.
— Замечательный акустический феномен, — сообщил Климу какой-то очень любезный и женоподобный человек с красивыми глазами. Самгин не верил, что пушка может отзываться
на «
музыку небесных сфер», но, настроенный благодушно, соблазнился и
пошел слушать пушку. Ничего не услыхав в ее холодной дыре, он почувствовал себя очень глупо и решил не подчиняться голосу народа, восхвалявшему Орину Федосову, сказительницу древних былин Северного края.
После каждого выстрела он прислушивался несколько минут, потом
шел по тропинке, приглядываясь к кустам, по-видимому ожидая Веру. И когда ожидания его не сбывались, он возвращался в беседку и начинал ходить под «чертову
музыку», опять бросался
на скамью, впуская пальцы в волосы, или ложился
на одну из скамей, кладя по-американски ноги
на стол.
Вечером я предложил в своей коляске место французу, живущему в отели, и мы отправились далеко в поле, через С.-Мигель, оттуда заехали
на Эскольту, в наше вечернее собрание, а потом к губернаторскому дому
на музыку.
На площади, кругом сквера, стояли экипажи. В них сидели гуляющие. Здесь большею частью гуляют сидя. Я не последовал этому примеру, вышел из коляски и
пошел бродить по площади.
Однажды, при них, заставили матрос маршировать: японцы сели
на юте
на пятках и с восторгом смотрели, как четыреста человек стройно перекидывали в руках ружья, точно перья, потом
шли, нога в ногу, под
музыку, будто одна одушевленная масса.
— Видите, у нас какие известия, — расставила руки мамаша, указывая
на дочерей, — точно облака
идут; пройдут облака, и опять наша
музыка.
Бывало, вся губерния съезжалась у него, плясала и веселилась
на славу, при оглушительном громе доморощенной
музыки, трескотне бураков и римских свечей; и, вероятно, не одна старушка, проезжая теперь мимо запустелых боярских палат, вздохнет и вспомянет минувшие времена и минувшую молодость.
Она жила
на Морской. Раз как-то
шел полк с
музыкой по улице, Ольга Александровна подошла к окну и, глядя
на солдат, сказала мне...
В Коус я приехал часов в девять вечера, узнал, что Брук Гауз очень не близок, заказал
на другое утро коляску и
пошел по взморью. Это был первый теплый вечер 1864. Море, совершенно покойное, лениво шаля, колыхалось; кой-где сверкал, исчезая, фосфорический свет; я с наслаждением вдыхал влажно-йодистый запах морских испарений, который люблю, как запах сена; издали раздавалась бальная
музыка из какого-то клуба или казино, все было светло и празднично.
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду
шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под
музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и
на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякой день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с
музыкою на колесницах без коней и упряжи, по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей широкую, широкую и гладкую, и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала
посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать
на стене его ответы и приветы словесами огненными.
В учителя он себе выбрал, по случаю крайней дешевизны, того же Видостана, который, впрочем, мог ему растолковать одни только ноты, а затем Павел уже сам стал разучивать, как бог
на разум
послал, небольшие пьески; и таким образом к концу года он играл довольно бойко; у него даже нашелся обожатель его
музыки, один из его товарищей, по фамилии Живин, который прослушивал его иногда по целым вечерам и совершенно искренно уверял, что такой игры
на фортепьянах с подобной экспрессией он не слыхивал.
— Вчера… — Лбов вдруг прыснул от смеха. — Вчера, уж во всех ротах кончили занятия, я
иду на квартиру, часов уже восемь, пожалуй, темно совсем. Смотрю, в одиннадцатой роте сигналы учат. Хором. «На-ве-ди, до гру-ди, по-па-ди!» Я спрашиваю поручика Андрусевича: «Почему это у вас до сих пор
идет такая
музыка?» А он говорит: «Это мы, вроде собак,
на луну воем».
Вечер пришел, я и вышел, сел
на крутом берегу над речкою, а за рекою весь дом огнями горит, светится, и праздник
идет; гости гуляют, и
музыка гремит, далеко слышно.
Утром рано он отнес это письмо
на почту и
пошел прогуляться по саду Кургауза, где уже играла
музыка.
Санин исполнил их желание, но так как слова «Сарафана» и особенно: «По улице мостовой» (sur une ruà pavee une jeune fille allait à l'eau [По замощенной улице молодая девушка
шла за водой (фр.).] — он так передал смысл оригинала) — не могли внушить его слушательницам высокое понятие о русской поэзии, то он сперва продекламировал, потом перевел, потом спел пушкинское: «Я помню чудное мгновенье», положенное
на музыку Глинкой, минорные куплеты которого он слегка переврал.
Наконец-то Синельниковы собрались уходить. Их провожали: Покорни и маленький Панков, юный ученик консерватории, милый, белокурый, веселый мальчуган, который сочинял презабавную
музыку к стихам Козьмы Пруткова и к другим юмористическим вещицам. Александров
пошел осторожно за ними, стараясь держаться
на таком расстоянии, чтобы не слышать их голосов.
— О нет, нет, нет! Я благословляю судьбу и настойчивость моего ротного командира. Никогда в жизни я не был и не буду до такой степени
на верху блаженства, как сию минуту, как сейчас, когда я
иду в полонезе рука об руку с вами, слышу эту прелестную
музыку и чувствую…
После обеда Сусанна Николаевна прилегла
на постель и даже задремала было; но
на улице невдолге раздалась
музыка, до такой степени стройная и согласная, что Сусанне Николаевне сквозь сон показалась какими-то райскими звуками; она встала и
пошла к Егору Егорычу, чтобы узнать, где играют.
Александр Сергеич между тем пересел к фортепьяно и начал играть переведенную впоследствии, а тогда еще певшуюся
на французском языке песню Беранже: «В ногу, ребята,
идите; полно, не вешать ружья!» В его отрывистой
музыке чувствовался бой барабана, сопровождающий обыкновенно все казни. Без преувеличения можно сказать, что холодные мурашки пробегали при этом по телу всех слушателей, опять-таки за исключением того же камер-юнкера, который, встав, каким-то вялым и гнусливым голосом сказал гегельянцу...
А Акулька
на ту пору с огорода
шла; как Филька-то увидал ее, у самых наших ворот: «Стой!» — кричит, выскочил из телеги да прямо ей земной поклон: «Душа ты моя, говорит, ягода, любил я тебя два года, а теперь меня с
музыкой в солдаты везут.
Матвей думал, что далее он увидит отряд войска. Но, когда пыль стала ближе и прозрачнее, он увидел, что за
музыкой идут — сначала рядами, а потом, как попало, в беспорядке — все такие же пиджаки, такие же мятые шляпы, такие же пыльные и полинялые фигуры. А впереди всей этой пестрой толпы, высоко над ее головами, плывет и колышется знамя, укрепленное
на высокой платформе
на колесах. Кругом знамени, точно стража, с десяток людей двигались вместе с толпой…
Исполнив все это, Феденька громко возопил: сатана! покажись! Но, как это и предвидел Пустынник, сатана явиться не посмел. Обряд был кончен; оставалось только возвратиться в Навозный; но тут сюрпризом приехала Иоанна д’Арк во главе целой кавалькады дам. Привезли корзины с провизией и вином,
послали в город за
музыкой, и покаянный день кончился премиленьким пикником, под конец которого дамы поднесли Феденьке белое атласное знамя с вышитыми
на нем словами: БОРЬБА.
Глядя
на Нину сверху вниз, с гордым, вызывающим и веселым поворотом головы, он сначала не танцевал, а
шел под
музыку эластичной, слегка покачивающейся походкой.
Опять Егорушка лежал
на тюке, воз тихо скрипел и покачивался, внизу
шел Пантелей, притопывал ногами, хлопал себя по бедрам и бормотал; в воздухе по-вчерашнему стрекотала степная
музыка.
Панауров любил вкусно поесть, любил хорошую сервировку,
музыку за обедом, спичи, поклоны лакеев, которым небрежно бросал
на чай по десяти и даже по двадцати пяти рублей; он участвовал всегда во всех подписках и лотереях,
посылал знакомым именинницам букеты, покупал чашки, подстаканники, запонки, галстуки, трости, духи, мундштуки, трубки, собачек, попугаев, японские вещи, древности, ночные сорочки у него были шелковые, кровать из черного дерева с перламутром, халат настоящий бухарский и т. п., и
на все это ежедневно уходила, как сам он выражался, «прорва» денег.
Светает, в церквах веселый звон, колокола, торопливо захлебываясь, оповещают, что воскрес Христос, бог весны;
на площади музыканты сдвинулись в тесное кольцо — грянула
музыка, и, притопывая в такт ей, многие
пошли к церквам, там тоже — органы гудят
славу и под куполом летают множество птиц, принесенных людьми, чтобы выпустить их в ту минуту, когда густые голоса органа воспоют
славу воскресшему богу весны.
Там, впереди, родился и начал жить, возрастая, другой шум — более светлый, там всё ярче разгорается огонь; эта женщина
пошла вперед как будто быстрее, и толпа оживленнее хлынула за нею, даже
музыка как будто
на секунду потеряла темп — смялись, спутались звуки, и смешно высоко свистнула, заторопившись, флейта, вызвав негромкий смех.
Музыка постепенно смолкала, факелы исчезали за поворотом
на Петровку, а народ все еще
шел,
шел к Малому театру, окруженному также толпами встречающих…
Фоме было приятно смотреть
на эту стройную, как
музыка, работу. Чумазые лица крючников светились улыбками, работа была легкая,
шла успешно, а запевала находился в ударе. Фоме думалось, что хорошо бы вот так дружно работать с добрыми товарищами под веселую песню, устать от работы, выпить стакан водки и поесть жирных щей, изготовленных дородной и разбитной артельной маткой…
Косых (входит, радостно Львову). Вчера объявил маленький
шлем на трефах, а взял большой. Только опять этот Барабанов мне всю
музыку испортил! Играем. Я говорю: без козырей. Он пас. Два трефы. Он пас. Я два бубны… три трефы… и представьте, можете себе представить: я объявляю
шлем, а он не показывает туза. Покажи он, мерзавец, туза, я объявил бы большой
шлем на без-козырях…
Она
послала было к содержательнице пансиона письмо, в котором просила ту прислать ей жалованье за прослуженные полмесяца, обещаясь сейчас, как только выздоровеет, явиться снова к своим занятиям;
на это письмо содержательница пансиона уведомила ее, что
на место Елены уже есть другая учительница, гораздо лучше ее знающая
музыку, и что жалованье она тоже не может
послать ей, потому что Елена недослужила месяца.
Кучумов. Ведь этак можно и надоесть. Говори там, где тебя слушать хотят. А что такое нынешнее время, лучше ль оно прежнего? Где дворцы княжеские и графские? Чьи они? Петровых да Ивановых. Где роговая
музыка, я вас спрашиваю? А, бывало,
на закате солнца, над прудами, а потом огни, а посланники-то смотрят. Ведь это
слава России. Гонять таких господ надо.
Рославлев не мог без сердечного соболезнования глядеть
на этих бесстрашных воинов, когда при звуке полковой
музыки, пройдя церемониальным маршем мимо наших войск, они снимали с себя всё оружие и с поникшими глазами продолжали
идти далее.
Я уверен, что ты, прочитав мое письмо, велишь укладывать свой чемодан,
пошлешь за курьерскими — и если какая-нибудь французская пуля не вычеркнет меня из списков, то я скоро угощу тебя
на моем биваке и пуншем и
музыкою.
Когда он разговаривал с нею таким образом, вдруг загремела
музыка. Каштанка оглянулась и увидела, что по улице прямо
на нее
шел полк солдат. Не вынося
музыки, которая расстраивала ей нервы, она заметалась и завыла. К великому ее удивлению, столяр, вместо того чтобы испугаться, завизжать и залаять, широко улыбнулся, вытянулся во фрунт и всей пятерней сделал под козырек. Видя, что хозяин не протестует, Каштанка еще громче завыла и, не помня себя, бросилась через дорогу
на другой тротуар.
Помню, когда отца несли, то играла
музыка,
на кладбище стреляли. Он был генерал, командовал бригадой, между тем народу
шло мало. Впрочем, был дождь тогда. Сильный дождь и снег.
Устанут песенники, начнут играть музыканты. Под мерный, громкий и большею частью веселый марш
идти гораздо легче; все, даже самые утомленные, приосанятся, отчетливо шагают в ногу, сохраняют равнение: батальон узнать нельзя. Помню, однажды мы прошли под
музыку больше шести верст в один час, не замечая усталости; но когда измученные музыканты перестали играть, вызванное
музыкою возбуждение исчезло, и я почувствовал, что вот-вот упаду, да и упал бы, не случись вовремя остановка
на отдых.
Пользы ради своей, я молчал и не растолковывал им прямого смысла песни. Зачем? Меня, за мою усладительную
музыку, всегда окармливали всякими лакомствами, и всегда чуть только батенька прогневаются
на маменьку, им порядочно достанется от них, они и
шлют за мною и прикажут пропеть:"Уж я мучение злое терплю", а сами плачут-плачут, что и меры нет! Вечером же,
на сон грядуще, прикажут петь:"Владычица души моей", а сами все шепчут и плачут.
А тут выскочит к нам актерщик, да и станет подлаживать под их; да как стакаются, и он
пойдет басовым голосом, а тут
музыка режет свое; так я вам скажу: такая гармония
на душе и по всем чувствам разольется, что невольно станет клонить ко сну.
А тут с-час полковой вперед выезжает. «По цирмуриальному маршу, поротно,
на двухвзводную дистанцию… Первая рота шагом!»
Музыка. Ту-ру-рум ту-рум…
Идут — ать, два! ать, два… Левой!.. Левой!.. Вдруг: «Сто-ой! Наза-ад! Отстави-ить!» — «Что т-такое за история?» — «Это у вас какая рота, полковник?» — «Восьмая нарезная, вассс…» — «А это что за морда кривая стоит в строю?» — «Рядовой Твердохлеб, вассс…» — «Прогнать со смотра и всыпать пятьдесят…»
Наклон дороги сделался еще круче. От реки сразу повеяло сырой прохладой. Скоро старый, дырявый деревянный мост задрожал и заходил под тяжелым дробным топотом ног. Первый батальон уже перешел мост, взобрался
на высокий, крутой берег и
шел с
музыкой в деревню. Гул разговоров стоял в оживившихся и выровнявшихся рядах.
Андрей (с горькой улыбкой). Живем да радуемся-с… Вчера в маскарад, сегодня в театр, завтра
на бал куда-нибудь либо за город — так тебя и носит! От веселья да от
музыки голова кругом
пошла, а новых друзей, новых приятелей и не сочтешь. Все тебе руки жмут, поздравляют, «счастливец, говорят, ты счастливец!» Ну, если люди счастливцем называют, так, стало быть, счастливец и есть!